Гостя Мейфарт посадил на единственный в комнате табурет, весящий, наверное, больше самого Курта, а сам присел на край узкой лежанки у противоположной стены; свет из единственного маленького окошка падал на стол между ними, оставляя лицо капитана в полутени, что мешало видеть его и раздражало до чрезвычайности.

Усаживаясь, Курт рассматривал обстановку маленькой комнатки; собственно, рассматривать было нечего – голые стены, в которых зимой наверняка холодно, как в сугробе, уже упомянутые табурет и стол, накрытая тощей постелью лежанка у стены и одежный сундук, на крышку которого была установлена какая-то плошка, источающая слабый запах вареной пищи, – кажется, майстер инквизитор оторвал капитана от обеда.

– Я весь к вашим услугам, – сказал Мейфарт, глядя на пришельца с равнодушным выжиданием. – Чем я могу помочь?

Курт кашлянул, усевшись поудобнее и пожалев, что в самом деле не записал нужных вопросов; может, это выглядело бы не слишком представительно, но зато было бы надежнее.

– Судя по поведению привратника, – начал он, стараясь говорить ровно, – можно понять, что все в замке уже знают, зачем я прибыл сюда. Это так, капитан?

Тот кивнул, не скрывая недовольства; одно утешало – все эмоции Мейфарта были у него на лице, что во многом упрощало дело.

– Да, не скрою, майстер Гессе, ваш приезд живейшим образом обсуждается среди моих людей со вчерашнего вечера. Как мне сказали, вы допрашивали Бруно по поводу найденных мной погибших; вот уж не мыслил, что Инквизицию могла заинтересовать смерть двух крестьян от лап зверя.

– Зубов, – поправил Курт, отметив про себя, что капитан действительно сильно отстал от жизни, – в последние пару десятилетий упомянутое им ведомство все больше называли именно Конгрегацией; сознательный ход ее представителей, призванный выветрить из памяти людей неприятные сопоставления, связанные с привычным всем наименованием.

– Пусть зубов, – пожал плечами Мейфарт. – А все ж я не вижу в этом ничего неестественного.

«Вам и не положено» – чуть не брякнул Курт, однако предпочел промолчать; с этим человеком надо говорить не так.

– Вы обнаружили тела? – спросил он только.

– Да; думаю, Бруно вам уже рассказал все, навряд ли я смогу прибавить что-то значимое.

– Позвольте об этом судить мне, – мягко попросил Курт, решив, что все же слишком большой воли в этой беседе капитану давать не следует. – Как это произошло?

Мейфарт кивнул, отмечая, что вопрос понял и приступает к ответу, и заговорил как человек, давно этот ответ продумавший на случай необходимости и даже выучивший, – так говорил сам Курт, отвечая урок по литературе.

– Видите ли, время от времени я появляюсь в Таннендорфе. Как вы могли заметить, замок в некотором запустении; вам наверняка уже рассказали, что за несчастье постигло этот дом… Заниматься хозяйством некому, и единственная провизия – та, что поступает от крестьян. Я по мере сил занимаюсь здесь многим, включая некоторые обязанности управляющего, и в тот день собирался говорить со старостой. Поскольку была жара, я свернул с дороги в подлесок, в тень, а после решил срезать путь по прямой, сквозь часть леса к востоку от замка. Там я их и увидел.

Мейфарт умолк, и Курт, не дождавшись продолжения, поторопил:

– Дальше.

– Дальше? – с некоторым удивлением откликнулся тот. – Что же дальше? Тела забрали… остальное меня не касалось, и я об этом вам ничего сказать не могу.

– Понимаю. Однако я говорю о другом. После, как вы увидели их там, в лесу, что вы сделали?

– Ах, вот вы о чем. Провел осмотр места, самих трупов…

– И вывели, что это рысь. Так?

Мейфарт кивнул, глядя немного в сторону, насколько можно было увидеть сквозь тень, падающую на его лицо.

– Ну конечно, а кому же еще быть? У нас их здесь много в последнее время.

– А волки?

– Что? – Кажется, капитан был некоторым образом растерян, и Курт повторил:

– Волки. Здесь есть волки?

– Конечно… В прошлое время их было всего ничего, а сейчас отстреливать некому, посему…

– Тогда из чего вы сделали вывод, что повинна именно рысь?

Теперь Мейфарт ответил незамедлительно, не задумываясь и снова все с той же интонацией приготовившего урок ученика:

– Слишком небольшая рана. Не волчьи челюсти. Опасаетесь вервольфа?

– Нет, – не удержав улыбки, качнул головой Курт. – После тех чаще и осматривать-то бывает, что нечего – так, разве что в мешок собрать… Кстати сказать, капитан, меня смущают две вещи: во-первых, Бруно говорил мне, что на телах не было повреждений. Никаких, кроме только тех самых ран на шее. Вы ведь не хуже меня знаете, как кошка управляется с добычей; вам не кажется странным, что рысь, загрызши двоих, ни на одном из них не оставила ни царапины?

Мейфарт передернул плечами, скосив взгляд в угол за левым плечом Курта, помолчал; кажется, этого вопроса он не ждал.

– Не знаю, майстер Гессе, – ответил он, наконец. – Может… Знаете, эти двое все-таки были довольно здоровыми мужиками. Вполне хватило бы на то, чтобы не дать ей размахивать лапами.

Курт ничего не сказал в ответ, глядя в лицо капитану и никак не успевая перехватить его взгляд; сейчас тот уже не был так спокойно уверен, как всего только минуту назад. Не надо было обладать чрезмерным умом, чтобы понять, что он измышляет объяснения на ходу, и притом – объяснения не слишком убедительные.

Хотя, это могло и не говорить ни о чем крамольном. Могло быть так: капитан замковой стражи, обремененный обязанностями управляющего, да еще и заботящийся о полусумасшедшем хозяине, решил не вешать на свою шею еще и подробное расследование смерти каких-то крестьян. Выдав первое заключение, пришедшее ему в голову, скинул прочие заботы на священника и нанятого им бродягу и зажил прежней невеселой жизнью. А сейчас, когда случившимся заинтересовалась Конгрегация, он испугался, но не потому, что виноват либо же умышленно скрывает что-то, а просто вообразил себе, как зададут ему вопрос: если вам, капитан, представились странными обстоятельства этого случая, то почему же вы не обратились к нам сами?..

Что он может ответить…

Задать ли ему этот вопрос? Что тогда будет? Мейфарт испугается еще больше, и если он в самом деле ни в чем не повинен, это еще полбеды. А вот если он утаивает что-то, тогда Курт не добьется ничего, кроме бездны запутанной, лживой и никчемной информации, после чего придется быть последовательным и капитана арестовывать. Тогда дело запутается еще больше. Наверное, лучше всего будет изобразить пока дознавателя не слишком умного или не слишком рьяного – пусть это решает сам капитан.

– Все может быть, – кивнул Курт, наконец.

– Вы говорили, вам еще что-то показалось подозрительным? – довольно поспешно сменил тему Мейфарт.

– Да, капитан. Еще одно. Не от одного только Бруно я знаю, что крови вокруг тел не было. Это правда?

Тот поморщился – так, словно по комнате вдруг разлился мерзкий и резкий запах.

– Да, это правда.

– Понятно, – только и сказал Курт, явственно отмечая напряжение в лице собеседника.

Мейфарт ждал, что его спросят, как он может объяснить подобное, – это было видно отчетливо, безошибочно; он ждал и опасался этого вопроса, а потому Курт промолчал. Переходить в наступление пока было преждевременно – у него не было еще ничего, в чем можно было бы обвинить хоть кого-то. Даже против столь явно лгущего капитана имелось только обвинение в халатности, разбираться с чем – право и обязанность не его, а, по иронии судьбы и закона, барона фон Курценхальма…

– Хорошо, продолжим. В каком положении были тела?

Курту почудилось, что тот облегченно вздохнул; но это могло именно почудиться…

– Тела?.. Лежа, в каком же еще?

– Это я понимаю, капитан, но меня интересуют подробности. Согнувшись, вытянувшись, положение конечностей…

– Понял, – кивнул тот и завел глаза к потолку, вспоминая. Сейчас он именно вспоминал, а не придумывал – на эту особенность в мимике человека в академии обращали особое внимание; вспоминая, человек приподнимает глаза кверху, вправо, сочиняя же что-либо – влево книзу. Сейчас лицо Мейфарта было спокойно, неподвижно, и он смотрел под потолок над головой гостя. – Один – лицом вниз, правая рука вытянута вдоль тела ладонью вверх, левая – подвернута под живот, ноги вытянуты. Второй – на полубоку, лицом в траву, правая рука завернута назад, голова склонена к груди, левая рука вытянута вдоль тела в полусогнутом состоянии, ноги немного пригнуты. Вот все, что я помню, майстер Гессе.