Когда Ксения проходила через нижний этаж Лавки, почувствовала, что кто-то пристально смотрит на нее. Обернулась — молодой человек в дубленке с выпущенным в швах белым краем, в очках-квадратах и в полуботинках на завышенных каблуках. Добившись того, что Ксения обернулась, спросил:

— Извините, Геля Йорданова еще наверху?

Ксения удивилась. Но так как была уверена, что видит этого человека не впервые — он был у Первопечатника? На Ленинских горах? У Саши Нифонтова? В редакции у Лени Потапова? — сказала:

— Геля наверху. Сейчас спустится.

— Благодарю вас, — слегка поклонился.

Выйдя на улицу и пробираясь среди стоящих у входа в Лавку людей, тех самых, с целлофановыми мешочками и списками на обмен, Ксения подумала: «Ну что, вполне подходящий для Гели парень». Но устыдилась — она к Геле несправедлива. Дурацкий характер. Определенно.

Геля поговорила немного с Верой Игнатьевной и тоже вышла из Лавки: надо было в театр на репетицию. Шла и не замечала, что за ней следовал молодой человек в дубленке и в очках-квадратах. Геля замедляла шаги, и тогда он почти настигал ее, казалось, вот-вот подойдет, но раздумывал, не подходил, тоже замедляя шаги.

До начала репетиции было время, и Геля не спешила, «плелась на подмостки». Ксения даже не спросила, что у Гели в театре, как дела. Забыла? Нет, не сочла нужным. И правильно. Что ей Геля ответила бы? Случались у нее удачи в прошлом и в настоящем? Не случались. Удачи были у других, у ее партнеров по театру — у Рюрика, у Валентины Дроздовой. Ксении, конечно, хотелось поскорее унести книги, остаться с ними наедине.

Геля шла и думала о себе: а все-таки, почему она такая несчастливая? С какой радостью Ксения схватила книги. Позавидуешь. Они ей нужны. Что нужно Геле? Ну вот — что? Встретилась с Ксенией и начала думать о себе как-то опять заново. Неужели ее жизнь всегда будет держаться только на том, что она — дочь Йорданова? Охранная грамота.

Молодой человек продолжал идти за Гелей, но она этого по-прежнему не замечала. Остановилась около витрин Дома моделей — что-нибудь новенькое? Ничего новенького. Около киоска с сувенирами: любит разглядывать забавные мелочи и вообще отвлекаться пустяками. Когда поступила в театр, нашла на сцене гвоздь. Актеры говорят — к счастью. С тех пор Геля носит гвоздь в кошельке. Но где оно, счастье? Где?

Подошла цыганка, тронула Гелю за рукав шубы.

— Знаю. Все про себя знаю, — сказала Геля.

— Тогда купи махровую тушь для ресниц.

Геля отрицательно качнула головой, отошла. Цыганка вслед ей громко сказала:

— Котлетка ты моя глупенькая.

Геля улыбнулась, открыла кошелек. Цыганка, увидев у нее в руках деньги, устремилась к ней.

— Возьмешь тушь?

— Нет. Это за ваше гадание. — И Геля отдала цыганке мелочь.

Леня Потапов работал сотрудником литературного отдела газеты «Молодежная». На столе возвышалась стопка рукописей с регистрационными карточками. Регистрировала рукописи и перепечатывала ответы на них секретарь отдела Зина Катанина. Она сидела в другом конце комнаты на стуле с удлиненными ножками, чтобы удобнее печатать на машинке. В отделе шутили — у Зины ножки самые длинные в редакции. Зина Катанина смотрела на шутников спокойными глазами и даже не улыбалась.

В школе Леня Потапов вместе с Ксенией Ринальди ходил в литературное объединение в Дом художественного воспитания. Руководил объединением писатель Степан Константинович Бурков, учил основам литературной работы. Леня с благодарностью вспоминает Буркова. Леня сам в рекомендациях начинающим авторам пишет об основах литературной работы, оценивает стихи, прозу, очерк, критическую статью. В газету пришел студентом на практику. Теперь он полноправный сотрудник: ведет материалы, заказывает статьи, очерки. Ему нравится принцип газеты — общность работы. Волна новостей. Ритм.

Леня с радостью чувствовал, как ежедневно в пять часов вечера полы в здании начинают дрожать и вибрировать: внизу, в типографии, печатники пустили машину.

Зина приносила свежий номер, клала на стол Лене, и Леня вечером уже звонил авторам и поздравлял. Спешил доставить людям радость. Зина Катанина взбиралась на стул, ставила ноги на небольшой исцарапанный временем сундучок-сейф, в котором хранились профсоюзные марки, строкомеры, бланки, потрепанный редакционный фотоаппарат, и отдавалась созерцанию канцелярских пустяков у себя на столе. К свежему номеру газеты Зина была равнодушна. Она была неравнодушна к Лене Потапову.

Иногда Леня часами простаивал с кем-нибудь из начинающих авторов в коридоре около переполненной окурками большой пепельницы.

— Вы мальчишка, — говорила ему Зина.

— Я?

— Нашли забаву. Торчите в коридоре.

— Зиночка, мы все, в конечном итоге, дети.

— Я — нет. Я за вас замуж собралась.

От ее слов Леня закашливался, говорил:

— Какой я муж! Поглядите внимательно: я отравлен газетой. И потом, Зиночка, я влез в долги.

— Ну да, вы должны зеленщику, булочнику, мяснику, портному. В особенности — портному. — И при этом Зина смеялась: пиджак на Лене был маловат, брюки великоваты. — Боитесь, с вас возьмут подворные?

— Это что?

— Выкуп за невесту. Живу в большом дворе, много ребят, подворные будут большими. Копите деньги бутылками, как Петя-вертолет.

Петя-вертолет рассказывал, что в детстве копил мелкие деньги — кидал их в бутылки с подходящим горлышком. Какого достоинства деньги Петя копит теперь, он не рассказывал. Может быть, по-прежнему бутылками, потому что в бутылку проходит не только мелочь.

Полы в комнате начинали вздрагивать, на световом табло загорались цифры с первой по четвертую: все четыре газетных полосы в машине. Зина спрыгивала со стула и бежала в типографию, чтобы принести Лене свежий номер газеты.

Ксения Ринальди сидела в глубине библиотеки. Она сама едва втиснула сюда между полками стол. Лампа на удлинителе, которую ей укрепили над столом, ящички с библиографическими карточками, прижатые булавками к оконной раме цветные репродукции с мозаики «Одиссей и сирены», с фрески «Танцовщицы из виллы Мистерий» около Помпеи, календарь в виде игральной карты, и на верхнем шпингалете окна — копия флюгера с Адмиралтейства из Ленинграда.

Ее личная жизнь здесь, едва приметная. Большего Ксения здесь и не хотела. На столе стояла ваза с ветками багульника. Ксению всегда поражало, когда голые ветки вдруг начинали зацветать по-весеннему среди зимы.

В окно видны корпуса завода из стекла и бетона, длинные серые помещения складов, трубы дымоотсосов, стрелы подъемных кранов, железнодорожные пути. По ним подвозят металлолом. Наваленный на платформы, он напоминает произведения авангардистов. Ксения разглядывает «скульптуры», пытается вкладывать в них смысл. Забавляется, превращает все в мистификацию. Одиссей. Вилла Мистерий. Но электромагнитный кран разрушает произведения: отправляет металлолом к электропечам. Круглая черная плита магнита опускается на платформу и потом медленно поднимается, вытягивает металлолом по цепочке; одна вещь тянет за собой другую, пока магнитное поле не ослабнет и цепочка не прервется. Но обязательно к цепочке в последний момент подсоединится что-нибудь последнее, очень легкое, что способно подпрыгнуть с платформы и догнать кран, — колесо от коляски, дырявое ведро, тазик, чайник, пружина от матраца, лопата. Однажды подпрыгнул висячий замок, неожиданно открылся, будто в него вставили и повернули ключ. Открыть бы так просто свою судьбу. А надо, чтобы так просто? И вообще — надо? Легче станет жить?

Завод был чистым, новым, с новым оборудованием. Кислородные трубы и кислородные колонки покрашены зеленым, газовые трубы и колонки — желтым; лестницы, переходы, перила, грузовые лифты тоже разноцветные. Чехлы на проводах, крышки каких-то электрических коробок на стенах с маленькими красными стрелочками-молниями, коробки с надписями «калориферы», «лебедка», рукоятки каких-то рубильников, телефонные аппараты, закрытые пластиком, — все неожиданно яркое. Даже крюки подъемных кранов были красными в белую точку. Их раскрасили сами девушки-крановщицы. Они гоняют под крышей цеха по рельсам огромные мостовые краны. И кричат при этом вниз, ребятам, что-нибудь веселое, размахивают меховыми шапочками или вязаными, по-модному натянутыми на самые уши. Ездят автокары в черно-желтую полоску. Ими тоже управляют девушки. Всегда подвезут, кому по пути. Ксению с книгами подвозили в цеха.