Но в общем российско-чеченские мирные переговоры набрали силу. Особенно после полутаинственных личных встреч Мосхадова и Секретаря Совета Безопасности.

Не хотел только почему-то принимать у себя Секретаря СБ РФ сам Президент. Не мог? Скорее не хотел!

Но пришлось. Больной, опухший, невнятно бормочущий нечленораздельные фразы последний все-таки дал "добро".

И с 1 сентября 1996 года начался вывод федеральных войск из Чечни. Война потихоньку стала ослабевать.

Кто-то торжествовал - очень многие и многие, но кое-кто метался, злился и ворчал. Под ухо Президенту и премьеру.

Генерал-десантник обвинял министра МВД, а тот огрызался на Секретаря Совета Безопасности России. Но скрытно, скупо, лихорадочно протирая очки и крутя головой, как орел на горе.

Были враги! Много было заинтересованных в войне. Война - деньги! Деньги - власть! Власть - война, деньги!!! Черный круг.

Шептались, шушукались, бранились. Подлизывались и сговаривались. Суетились.

Работа в Чечне для "волков" закончилась. Начиналось другое "дело". Они теперь нужны были в Москве и в самой России. Так сказал Ильич. Так просил помощник Секретаря СБ. Так хотел ОН!

Свернувшись и уничтожив следы, группа выбиралась из Грозного. И, в отличие от "федералов" и беженцев, нелегально и тайно. В глубоком молчании.

8 сентября Топоркову Никите запомнилось отчетливо и на всю жизнь. Шли гуськом, с интервалом в двадцать метров. Ночью. Первым с прибором инфракрасного наблюдения и металлопоиска двигался Ильич. Далее - Гарпун, Черемуха, Филин, Никита. Замыкающим Буран.

Обошли минные поля, просочились через совместные заградительные отряды, миновали, убрав двух постовых в состояние обморока, полосу внутренних войск.

За городом очутились на берегу реки. Карабкались по галечнику и валунам, пробирались сквозь лес.

В километре от Грозного непростительно сгруппировались. Интервал нарушился из-за пересеченной местности и угрозы потерять друг друга из вида.

Ильич проворонил, точнее, не усек прибором пластиковую мину. Противопехотную пакистанского производства.

Взрыв грозой пронесся по опушке леса, и эхо утонуло в ущелье и густых зарослях массива. Залегли.

Скоротечный осмотр и беглая связь определили и выявили неутешительное, прискорбное, горькое.

Гарпуна изрешетило насмерть сразу. Ирине проклятый, невидимый рентгенами осколок попал прямо в живот, точно в предохранительную скобу спускового крючка автомата. Самому полковнику оторвало стопу ноги изуродовало мужские гениталии. Но жив остался, хотя потерял много крови, пока Филин и бывший "альфовец" смогли что-то сделать.

Сазонова Ирина умерла на руках Никиты. Успела только сказать:

- Никит... он умер? А я... туда? Да?! Мамочка!.. Все, Ники...

Я так люблю... Прости!

Эти слова Топорков запомнил навсегда. До боли и слез.

- Я не могу, Сергей! - сказал он через пять минут после взрыва, зажав голову руками в беспалых перчатках.

- Хорошо, Никит! Я сам.

Но Топорков видел, как тяжело Филину было совершать этот акт. Он взглянул на удаляющихся Бурана и Ильича на плече "альфовца", на испуганного парня, на уже раздетые и обезоруженные трупы Николая - боевого пловца и Ирины Сазоновой - его коллеги и хорошей подружки, высыпал на их лица и кисти рук порох и поджег. Огонь быстро уничтожил внешность погибших друзей. Но этого Никита уже не видел - он догонял "двойку" Ильича, смахивая на ходу слезы.

Скоро его нагнал и Филин...

... Никита открыл глаза. Еле-еле проглотил ком в горле и почувствовал сильную жажду. Вытянул шею, разыскивая взглядом стюардессу, но спасение в форме очень симпатичной стройной блондиночки уже шло навстречу.

Девушка угостила газировкой, булочками и колбасой. Желудок проурчал, высказывая нетерпение, а губы прошептали благодарность красотке. Вскоре скупой завтрак пропал в чреве молодого организма. Утолив голодные и сухие спазмы желудка, парень посмотрел в иллюминатор. Чистое, сине-розоватое небо. Далеко внизу - перина кучерявых облаков, с того борта лайнера нещадно палит солнце, а прикрывшиеся от него пассажиры тихо дремлют в мягких креслах.

Никита поерзал на своем месте, бросил равнодушный взгляд на соседку, читающую запоем любовный роман, и снова погрузился в воспоминания...

... Прощались в Краснодаре. Шулепова, переодев и облегчив от всякого оружейного хлама, отправили в больницу. Полковник лег на койку и побледнел, как покойник. Пока Филин улаживал все формальности по лечению и комфорту Ильича с главврачом, двигая по полированному столу тоненькую пачку крупненьких американских купюр, Топорков и Федор разговаривали с командиром.

Полковник, приподнявшись на локтях и поправив ворот пижамы, обратился сначала к Бурану:

- Федя, если ты точно решил отправиться к семье, обратно в логово этого Михася, ты должен понять одно - тебе теперь сможет помочь лишь Никита! Я теперь не боец, Фил уходит ТУДА, других надежных и верных друзей у тебя не будет! У парня работы хватит. А вот тебе придется туго! Ты хорошо решил?

- Да, Ильич!

- И не уйдешь из города?

- Я уже подумал, Ильич. Я останусь. У меня есть планчик небольшой! С женой и детьми. Но закончить с ребятами Михася я обязан!

- Понял, боец! Действуй. И будь собран всегда! Такая уж у тебя работа! А Никиту вызывай только в крайнем, понял?

- Знаю, Ильич.

Полковник повернулся к Топоркову, свесившему голову ниже шеи. Похлопал его по колену.

- Никита, тебе предстоит не менее опасное!

- Ильич, да ладно...

- ...Для тебя, парень, эта работа новая, попотеть придется!

И совершенно незнакомая! Справляйся, Истребитель!

- Постараюсь! Ты только выздоравливай, командир! А там бегать будешь, как архаровец! Протезы сейчас знаешь какие делают!?

Шулепов потупил взгляд, сжал скулы и покрылся красными пятнами.

Никита наступил на больную мозоль - все знали, что полковник больше никогда не сможет бегать по пересеченной местности, лазить по горам и лесу, драться и держать себя в былой физической форме. Правильно сказал - больше не боец!

- Извини, Ильич! - сказал парень.

- Пустое, парень, пустое!

Они прощались. Теперь друзья знали, что встретиться позже им уже не суждено. Наверняка не доведется.

Они обнимались и целовались. Как братья. Как прощаются только самые хорошие друзья. Они и были лучшими друзьями!

Ильич остался в Краснодаре. Надолго. Ему никто не завидовал.

Бывший "альфовец", Федор Буран, верный отчизне сын, не плюнул на всю эту чехарду. Подобно Никите Топоркову он расправился с мафией у себя на родине - в Карелии. Но там еще была и месть! Люди местного "крестного" убили его брата и отца. Поступили непростительно! И теперь раскаивались - Буран все ближе и ближе подбирался к горлу главаря, оставляя после себя штабеля трупов. И если бы не вызов Ильича, не Чечня, оторвавшая его от семьи и "работы" на два месяца, в родном регионе все было бы чисто. Теперь он отправлялся туда.

Филин, не внимая советам и просьбам командира, уговорившего уже Топоркова, ослушался и решил эмигрировать. Навострился в Европу. Здесь ему делать было нечего - так считал он. А за границей плакали по нему денежки, спокойная, ровная жизнь, беззаботность, комфорт и многое другое.

Выбрал Бельгию. И намылился туда. Но не теряя связь с друзьями.

- Если что - зовите! Помогу обязательно. Да и про меня не забывайте. Мало ли что!

Топорков Никита засобирался в Москву. По наставлению Ильича. Связаться с полковником Сафоновым, заменившим Шулепова на посту начальника 7-го подотдела физвоздействий "СМ". Держаться за него. Хороший человек. Новый Секретарь СБ плохих не ставил!

Выяснить насчет своих следов в Особом отделе, прощупать ситуацию в Шумени - как там, что там. После него!

И обязательно через полковника встретиться с Секретарем Совета Безопасности России. Тому нужна помощь! Очень.