'Ты хороший боец, - говорил Викторович, - тебе не обязательно иметь большие мускулы и огромный торс! Вот таким тычком двух фаланг руки можно сломать переносицу... а внутренней стороной кисти или большим пальцем вырубить противника на три и более минут. А так... легко сбить человека любой комплекции и уложить надолго, только удар должен наноситься именно в кадык вот этим местечком между большим и указательным пальцами. Так запросто выбить...'

Он показывал, учил, заставлял теребить манекенов и повергать напарников. Казалось, тренер натаскивает Никиту для чего-то особенного, ответственного, страшного...

Потом Никита случайно узнал о новой работе тренера. Оклада преподавателя тому явно не хватало, и он стал подрабатывать... рэкетом! Затем, вдруг, идет молва, что он состоит в должности начальника охраны и службы безопасности в соседней области, где-то в Серове или Ивделе, в одном АО. Тренировки становятся реже, короче, Сергей Викторович сдержанней и суше в отношениях с друзьями, Никитой, ссорится и разводится с женой, чаще пропадает в 'командировках'. А дальше...

...Два часа назад Толя поведал об обстоятельствах гибели Серёги. Его нашли в небольшом грязном озерце севернее Екатеринбурга. Экспертиза установила, что Викторовича сначала ударили железным предметом по затылку и почти одновременно ножом в бок. Многочисленные раны и ссадины, изуродованное тело говорили о жестокой борьбе с неизвестными. Напоследок выстрелили в сердце и утопили в уральском сточном водоеме. Больше ничего не нашли после 'толковища' - ни орудия убийства, ни следов, ни свидетелей. Кому-то он очень насолил, где-то очень перегнул палку!

В тяжких думах и воспоминаниях, в мрачных представлениях о картине убийства тренера Никита не заметил, как очутился возле входа кафе-бара и соседней танцплощадки, откуда доносился ритмичный дробовой гул ударников. Затуманенным взглядом он окинул рекламную вывеску и направился внутрь, навстречу Судьбе...

В проеме входа возвышался охранник - парень спортивного телосложения, лет на пять старше Никиты, в китайской клетчатой рубашке с закатанными рукавами и 'Левайсах'. На боку висела специальная короткая телоскопическая дубинка с пластиковым шариком на конце. Трёхдневная щетина на скуластом серьёзном лице, видимо, вызывала восторг у посетительниц, но не у Никиты. Он терпеть не мог всякую растительность на физиономии, тем более запущенную.

- Сколько? - тоном нереального завсегдатая спросил Никита, залезая рукой в карман джинсовой сорочки.

- Червонец, - таким же голосом ответил парень, невольно напрягая пресс и вчитываясь в глубокомысленные глаза пришедшего.

Никита ехидно хмыкнул, расплатился и направился в сторону туалета. Там, справив малую нужду, он долго стоял возле раковины с бурлящим водоворотом и шумящим краном, изучал себя в зеркале и придумывал дальнейшие действия. Мысли не утешали его: хотелось вдрызг напиться, наплевав на всякие табу, да подцепить девчонку какую-нибудь, чтоб хоть потанцевать под грохот 'культурбит'.

Наконец, придя к окончательному решению, Никита выключил кран, вытер о носовой платок ладони (предметами гигиены в общественных местах он избегал пользоваться, да таковых и не было) и развернулся идти, как уткнулся в человека. Парнишка лет восемнадцати, худой от рождения, и более тощий в кожаной маломерке с кучей заклёпок, в дерматиновой перчатке на правой руке 'а ля хэви метал', где вместо козынков торчат алюминиевые шипы, а запястье стянуто блестящей железной скобой, хрипло пробурчал:

- Земляк, закурим?

- Как? - сморщился в лёгкой иронии Никита.

- Наша 'А' есть? - проскрипел парень.

- Нашей 'А' нет, и была бы вдруг да не для тебя чувачок!

- А...если подумать? - с ноткой возрастающей злости спросил поклонник 'хэви метала', сжимая шипованный кулак.

- Братан, я устал! - сказал Никита, не удосуживаясь принять стойку уличного бойца. Он молниеносно выкинул кулак, пробив парню 'дыхалку'. Тот загнулся и взорвался оглушительным кашлем, а Никита легкой, едва заметной подсечкой помог ему опуститься на грязный кафель.

- Наверное, я очень груб и дерзок, но, пожалуйста, не проси у меня больше ничего! Я все-равно не дам, - четко проговорил он, вспомнив фразы голливудских киногероев.

Затем вальяжной, расслабленной походкой он направился к выходу. Около туалета то ли его, то ли своего дружка поджидали двое. По манере поведения и одежде они ничем не уступали первому.

Никита сразу 'загрузил' их, не спеша проходя мимо и тем самым взяв инициативу в свои руки:

- Братва, там вашему другу плохо! Рвёт его.

Ошарашенные наркоманы кинулись внутрь 'сортировальни', а Никита подмигнул брюнетке, кого-то ожидающей возле танцзала, и жестом головы показал на кафе-бар. Ответа на мимику не последовало, и он, ничуть не унывая, один прошел в открытые двери 'харчевни'. Забегаловка была так себе, обслуживание тоже, а выпивка и хавчик чуть получше. Полутемный с редкими неоновыми фонариками зал в сто сорок квадратов не отличался новшествами и многообразием мебели и оформления. Такое Никита видел в десятке других ресторанчиков и кафе-баров, разве что помещение разделялось на две части невысокой ступенью. Одна половинка зала состояла из нескольких отдельных кабинок, сделанных из темного оргстекла в форме букв 'П'. Напротив этой 'гребенки' расположилась стойка с засыпающим барменом и разномастной стенкой стеклопосуды, заполненной алкоголем. Освещение этой части кафе-бара было столь интимным из-за нескольких красных бра, что Никита невольно потянулся туда.

Но на ступени, разделяющей фешенебельный холл и простолюдинский зал, его встретил долговязый официант.

- Молодой человек, туда нельзя!

- Ты как тот врач, который не пустил меня в инфекционное отделение к другу! - улыбнулся Никита.

- Может быть, но пройдите лучше вон за тот столик, - голосом запрограммированного Робокопа молвил официант.

- Ладно, кончай указывать, я пришел отдохнуть, посидеть, подумать и сам знаю, куда приземлиться! - понимал, что десятки глаз смотрят на него, Никита, тем не менее, достал пятидолларовую долларовую купюру и сунул в накрахмаленный карман долговязому. Тот сейчас же уплыл в сторону, жестом приглашая наверх.

Никита занял одну из кабинок, развалившись на массивном мягком стуле. Он окинул взглядом три таких же, полированный пластик столика, японский гобелен с хрусталинкой бра над ним и стал ждать меню.

- Алка, отнесешь заказ парнишке в третью, да раскрути его на капусту! У него, по ходу, баксы есть, если не чморик, который вшивую стипендию обменял в валютном, - приказал Хубба девушке в красно-белой униформе официантки. Он внимательно разглядывал Никиту из-за столика и самого бара, не переставая мять в мускулистой руке эспандер. Огромные челюсти местного вышибалы усердно месили жвачку, и в такт жеванию плавал на гладковыбритой левой скуле двухгодичный шрам.

- Ладно, - бойко бросила Алла, радуясь своей мизерной доле с предстоящего, очередного дельца, финалом которого станет шмон этого русого парня в третьей кабинке.

Она шагала к нему с подносом, наполненным не столько кучей жратвы, как это заказывают многие здесь, сколько изысканными закусками: икра, балычок, спинка, сервелат и зелень, порция 'Наполеона' да минералка. Для студента это очень шикарно, а в том, что он студентик, Алка не сомневалась.

Намеренно чётко завиляв задом, хотя лучше сказать попкой, так как её пятая точка была изумительна, она подошла к Никите, отметив его изучающий взгляд. Глаза его горели недобрым огнём, но лицо оставалось серьезным и чем-то озадаченным.

- Ваш заказ, пожалуйста! - ласково произнесла Алла, выставляя еду на столик и грациозно изогнувшись.

- Спасибо, милая! - Никита отложил меню, до этого раскрытое перед ним и заметил ожидание на симпатичной мордашке официантки. - Чё, оплата щас?

Он вынул из кармана портмоне, которое хотя и выглядело туго набитым, но содержало больше разных записок и визиток, чем денег, и покрутил им в воздухе.