Сбежались удальцы, услыхав ржанье Гырата, и увидели — конь мчится, да так, что вот-вот у него треснут копыта. Но Эйваза на нем не было. Конь все приближался. Видят удальцы — что-то чернеет на нем. И удивляются — что это такое? Тут как раз конь подскакал и стал прямо перед Кероглу. Повернул Гырат голову в сторону Багдада и заржал так, что содрогнулись горы и скалы. Потом, взглянув на Кероглу, принялся бить копытами оземь. Обнял Кероглу своего верного коня и осыпал поцелуями его глаза, морду и шею. Смотрят, на Гырате какой-то человек.

Взяли его за руки, хотели снять, но как ни тянули, как ни старались оторвать, не могли. Смотрят, оказывается, он прилепил себя к коню смолой.

Короче говоря, так и сняли Ходжу с коня вместе с бязью и положили наземь. Взглянул Кероглу — да ведь это Ходжа-Азиз! Ну, принесли тут воды — то да се, Ходжа-Азиз пришел в себя.

— Что случилось? — спросил Кероглу?

Ходжа-Азиз ответил ему:

И Ходжа-Азиз повторил то, что сказал в песне:

— Кероглу, Аслан-паша схватил и заточил в темницу Эйваза, Демирчиоглу и Белли-Ахмеда. Если ты не поспеешь, тебе их больше не видать.

Удальцов точно обдали холодной водой. Женщины поникли головами. Кероглу взглянул на Нигяр-ханум. Видит аллах, с Нигяр такое делается, такое делается… Розовые щеки стали белыми, как самаркандская бумага. Голубые глаза полны влаги, как вешние тучи. В одну минуту рубиновый рот поблек, словно опаленные морозом тюльпаны. Только хотел Кероглу сказать что-то, как Нигяр-ханум встала с места. Не глядя ни на Кероглу, ни на удальцов, поднялась она на вершину горы. Посмотрела на белевшие вдали снежные горы. Выбрала из бесчисленных кос своих три косы, прижала их к беломраморной груди и, перебирая точно струны саза, запела:

Свет померк в глазах Кероглу, и словно все в Ченлибеле закружилось вокруг него. Протянул он руку, схватил за поводья Гырата и со всего размаху вскочил на него — будь на месте Гырата другой конь, тотчас бы у него сломался хребет. Потом Кероглу обратился к Коса-Сафару:

— Я еду, — сказал Кероглу. — Вы отправитесь следом. Буду ждать вас в садах Багдада. Тот, кто ранним утром первым будет приветствовать меня в саду, получит сто золотых.

Сказав это, он натянул поводья. Гырат взвился на дыбы и полетел к Багдаду.

Удальцы стали поспешно готовиться к отъезду. Оделись, вооружились и отправились путем-дорогой. Сколько ехали они, как ехали, неведомо никому, но только поутру, с зарей, смотрит Кероглу — Дели-Гасан, Дели-Мехтер, Коса-Сафар, Чопур-Мехти, Исабала, Тыпдагыдан, Тохмагвуран, Алайпозан, Танрытанымаз, Дилбилмез с мечами наголо стоят перед ним. Поглядел он и видит — легче перечесть финики в садах Багдада, чем выстроившихся за ними удальцов.

— Хорошо, что вы уже здесь, но пока рано. Подождите немного, может мне удастся разузнать что-нибудь. Если войдем мы в город, узнают нас и молодцов наших могут перебить.

Не успел Кероглу сказать это, смотрит, какой-то всадник мчится во весь опор.

— Коса-Сафар, — сказал Кероглу, — человек этот едет из города. А ну-ка поезжай ему навстречу, может, что-нибудь разузнаешь.

Коса-Сафар поскакал и в мгновение ока перерезал путь всаднику. Видит, это широкоплечий, толстопузый мужчина, в чохе,[81] в багдадских башмаках, с узорчатым шарфом вокруг головы.

— Послушай, постой! — крикнул Коса-Сафар. — Куда ты так спешишь?

— Спешу, спешу, — ответил ему тот. — У меня в поле жнецы, везу им хлеба и хочу поскорее воротиться обратно.

— А что такое в городе? — спросил Коса-Сафар.

— Аслан-паша поймал трех удальцов Кероглу. Сегодня их повесят. Будет большое торжество. Мне надо поскорее вернуться в город, чтобы видеть казнь и бросить на могилу каждого по черному камню, чтоб аллах на том свете воздал мне за это.

Только успел он сказать это, как Коса-Сафар соколом налетел на него и схватил за горло. Волоча, точно падаль, притащил, он его к Кероглу и опустил на землю. Смотрит Кероглу, а тот давно успел отправиться в преисподнюю.

— Почему ты сделал это? — спросил он Коса-Сафара.

Коса-Сафар рассказал все, как было. Повернулся Кероглу к удальцам и сказал:

— Сойдите-ка с коней и бросьте каждый на него по черному камню. Пусть аллах на том свете не пожалеет для него своих воздаяний.

Семь тысяч семьсот семьдесят семь удальцов сошли с коней и каждый бросил на мертвеца по камню. Камней набралось столько, что выросла целая гора. Рассказывают, гора эта стоит до сих пор, а старые люди добавляют, что произнести проклятие, проходя мимо этой горы, — благое дело.

Словом, Кероглу узнал, что пленных молодцов сегодня должны повесить. Кликнул он, и все удальцы, повскакав на коней, двинулись к городу.

Вскоре они увидели, что какой-то старик жнет хлеб, и при этом плачет так, что слезы градом льются из глаз.

Подъехал к нему Кероглу и спросил:

— Дядюшка, о чем ты так плачешь?

— На что тебе знать? — не поднимая головы, отвечал старик.

— Ты все равно не поможешь моему горю, ступай-ка лучше своей дорогой.

Как старик ни увиливал, Кероглу не отступил от него. Увидел тот, что ничего другого не остается, и сказал: