Хамза надел свои чарыхи, обмотал потуже ноги, завернул в дастархан[89] два-три чурека, обвязал его вокруг пояса и пустился пешочком в дорогу. Что ни день, то привал, что ни ночь, то постой, там спросит, тут расспросит, долго шел, коротко отдыхал, коротко шел, долго отдыхал и, наконец, как-то раз под вечер дошел до Ченлибеля.
Рассказывают, что Кероглу стоял на горе Аггая и смотрел на караванный путь. Видит, бредет какой-то путник. Он подождал пока Хамза не добрался до подножия Аггая и не начал карабкаться вверх по тропинке. Тогда спустился Кероглу с горы и преградил ему дорогу:
— Стой! Отвечай, кто ты? Откуда идешь, куда держишь путь?
Смотрит Хамза, стоит перед ним такой пехлеван, такой богатырь, что не каждый решится заглянуть ему в глаза. Рост, осанка, плечи, руки, черные усы торчат, словно рога у быка, так и говорят — заколю, заколю! Глаза соколиные так и горят, так и играют. А у пояса такой меч, что не приведи аллах! Смекнул Хамза, что перед ним сам Кероглу и, как говорится, накинул на лицо покрывало лжи и притворства. Прикинулся, что не узнал, кто стоит перед ним, и говорит:
— Я ищу Кероглу!
— А на что он тебе? — опросил Кероглу.
— Ох, — ответил Хамза, — да перейдут на меня все твои недуги и горести! Я табунщик. Всю свою жизнь я служил бекам и пашам, ходил за их табунами. Как говорится, от питья воды из лягушечьих болот губы мои покрылись бородавками. Ох, лучше бы мать моя вместо меня родила черный камень. Голова у меня покрылась паршой. Из-за этого ни в одном доме меня не держат. Как бы усердно ни служил, взглянут на мою паршу, тотчас выгоняют. Из-за этой парши мир стал мне тесен, нет мне в нем места, нет приюта. И вот теперь, любезный, пришел я сюда, вся моя надежда на Кероглу. Говорят, он щедр и благороден. Хлеба своего не жалеет. Или пусть он оставит меня у себя, подбирать корки с его суфры, или снесет мне голову с плеч и освободит от горести и забот.
И Хамза заплакал, да так, что слезы у него полились рекой. Кероглу пожалел его.
— Ну, пойдем! — сказал он. — Я Кероглу, которого ты ищешь.
Хамза повалился ему в ноги.
— Кероглу, быть бы мне жертвой тебе! Не гони меня от себя!
Поднял его Кероглу и сказал:
— Встань! Ты мужчина или кто? Не подобает мужчине валяться в ногах ради куска хлеба.
Хамза поднялся. Кероглу спросил его:
— Ну, говори, что умеешь делать?
— Душа моя, Кероглу! Знаю, что с моей плешивой башкой ты не сделаешь меня ни поваром, ни виночерпием. Поручи мне коня, и я буду ходить за ним. Испокон веков это наше ремесло.
Кероглу повел за собой Хамзу.
— Послушай, Кероглу, — сказали удальцы при виде Хамзы, — где ты нашел его? Смотри, глаза у него бегают, как у сороки с Учтепе. Что-то он не похож на человека честного. Отделайся от него, пускай идет своей дорогой.
И женщины поддержали удальцов.
Кероглу угомонил женщин и удальцов, сказав:
— Не видите разве, что он за бедняга? Какой от него может быть вред? Пускай подбирает корки с нашей суфры и околачивается на задворках.[90]
И стал Хамза подбирать крохи и копаться в доме, во-дворе и на задворках. Что бы ни приказали, куда бы ни послали его женщины и удальцы, он исполнял все с большим усердием. Благодаря этой своей ловкости и проворству, он все больше входил в доверие, женщин и удальцов. Кероглу поглядел, поглядел на все это и разрешил ему сменить свое прозвище; именоваться впредь, не плешивым Хамзой, а бодливым Хамзой.
В конюшне стояла вьючная кобыла. Столько повозила она за свою жизнь клади, что остались у нее одни ребра. Ее-то и поручили Хамзе. Стал он ухаживать за клячей.
И он ухаживал, да еще как!
Вечером скребет, чистит, холит, утром скребет, чистит, холит. Стянет, бывало, овес и ячмень у других лошадей, и прикармливает свою клячу. Не прошло и нескольких дней кобыла до того откормилась и разжирела, что, как говорится, не влезала в собственную шкуру.
Как-то раз Кероглу зашел в конюшню поглядеть на лошадей. Посмотрел он на клячу и изумился.
— Послушай, Бодливый, — сказал он. — Славно смотрел ты за кобылой. Ну, раз ты умеешь так ухаживать за лошадьми, поручаю тебе Дурата. Что-то он в этом году сильно сдал. Добейся, чтобы он догнал Гырата.
Не понравилось это женщинам и удальцам, да Кероглу не стал слушать их.
Поначалу Хамза всячески ухаживал за Дуратом, но как только Дурат набрался в теле, тотчас перестал, давать ему ячмень. Дурат снова стал худеть.
— Кероглу спросил:
— Послушай, Бодливый, что случилось с конем, почему он опять день ото дня тощает? Или ты плохо, смотришь за ним?
— Господин мой! — ответил Хамза. — Я делаю все, что в человеческих силах. Да ведь конь на привязи, на ногах его путы. Нет ему ни света, ни простора, и потому он томится и худеет.
Гырат и Дурат стояли в одной конюшне. У каждого на ногах были железные путы и отпирались они особыми ключами.
Кероглу отдал Хамзе ключи от пут Дурата. Узнав об этом, женщины и удальцы вознегодовали:
— Что ты, Кероглу? Как мог ты доверить ключи чужому человеку?
Но Кероглу опять успокоил женщин и удальцов:
— Не бойтесь, ничего не случится.
В несколько дней Хамза откормил Дурата так, что на нем шкура чуть не лопалась. Но время шло. Истекал уж месяц с тех пор, как Хамза пришел в Ченлибель. Срок, назначенный Хасан-пашой, подходил к концу. Думал, думал Хамза и как-то раз ночью сказал себе: «Если даже я целый месяц пробуду здесь, все равно Кероглу не даст мне ухаживать за Гыратом, не доверит ключи от его пут. Откуда знают в Тогате, который Гырат, который Дурат. Давай-ка возьму я этого, обману пашу, женюсь на его дочери и хоть пять дней поживу на этом свете в свое удовольствие».
Решив так, Хамза ночью, потихоньку оседлал Дурата, сел и, напомнив себе поговорку, — кто опоздает, тот все потеряет, — тотчас поскакал в Тогат.
Настало утро. Дели-Мехтер, поднявшись с постели, отправился в конюшни. Смотрит, нет ни Дурата, ни Хамзы. Кровь ударила ему в голову. Бросился он к Кероглу:
— Что ты сидишь? Нет нигде ни Дурата, ни Хамзы. Удальцы всполошились. Женщины напали на Кероглу и пошли попрекать его:
— Мы ведь тебе говорили, не доверяй, не поручай коня чужаку! Что коня похитили, что жену — одно бесчестье. Раньше и птица не осмеливалась пролететь над Ченлибелем, при одном имени твоем паши и беки трепетали, как листья. А теперь, посмотри, до чего дошло, — какой-то плешивый крадет отсюда коня. Весть об этом разнесется повсюду. Враги наши обнаглеют. Ты сам, своими руками, сделал то, чего весь свет не мог бы сделать. Ну, скажи, где ты теперь найдешь Дурата? Как приведешь его?
— Дурат ушел, — ответил им Кероглу, — но Гырат остался. Сяду на него, поеду и приведу. Хватит попрекать меня.
— Да, поедешь, приведешь… — говорили удальцы, — разве ты знаешь, кто он, откуда явился? Куда угнал коня?
Кероглу очень разгневался, но что он мог возразить, когда сам был виною всему. В ярости он покусывал усы. Вдруг вскочил повернулся к Эйвазу и сказал:
— Эйваз, вина!
Эйваз принес вино. Кероглу осушил семь чаш подряд, затем позвал Дели-Мехтера и приказал:
— Седлать коня!
Оседлав, как положено, Гырата, Дели-Мехтер подвел его к Кероглу. Казалось, тот онемел. Эх, да какие тут слова? Он даже не шевельнул губами. Сел на коня и поехал.
Оставим Кероглу ехать своей дорогой, а я расскажу вам о Хамзе.
От страха Хамза не смел нигде остановиться, отдохнуть и все гнал и гнал коня. Близ дороги находилось местечко Гырх Дейирмандар.[91] Хамза был уже неподалеку от него, как, обернувшись заметил, что над дорогой пыль поднялась столбом. Внимательно присмотрелся и увидел, что Кероглу летит на Гырате словно сокол. У Хамзы пересохло в горле. Хотел было он глотнуть слюну, — куда там!.. Хватило у него сил хлестнуть раза два Дурата и въехать поскорее на мельницу. Сошел он с коня, привязал его к столбу у ворот и крикнул:
89
Дастархан — небольшая дорожная скатерть.
90
Приход Хамзы в Ченлибель в вариантах описывается с разными подробностями. В вариантах «Хамза» (Тимур), когда Хамза дошел до Ченлибеля, удальцы играли в чилингагадж (игра с палочками, чилинг колышек с оструганными концами для детской игры).
Воины стояли в десяти шагах друг от друга. Белли-Ахмед взял Хамзу за ногу и бросил как колышек Араб-оглу. Тот перебросил его Бурун-Ахмеду, а Бурун-Ахмед — Эйвазу. Кероглу сидел на камне около Эйваза и смотрел на игру удальцов. Эйваз сказал:
— Ага Кероглу, поймай колышек!
Кероглу поймал Хамзу на лету и поставил на землю.
— Кто ты, молодец? — спросил Кероглу потерявшего сознание Хамзу.
— Ага Кероглу, — ответил, очнувшись, Хамза, — я слыхал, что птицы на небе и люди, попавшие в беду, живут твоим хлебом. Я пришел подметать возле твоих дверей, жить у тебя.
— Кероглу, — сказали удальцы, — не нравится он нам. Разреши, дадим ему один-два пинка, пусть издохнет. Его, наверно, паши послали лазутчиком.
Говорят, что там не было женщин. Только одна Нигяр-ханум сидела с Кероглу.
— Кероглу, — сказала она, — правда, мне не нравятся его глаза. Он принесет нам беду. Но не убивай его, пусть уйдет.
— Да нет, какая от него беда? Пусть подметает у нас… Слушай, ты откуда?
— Отец мой родом из Гафа, а я сам иранец, — ответил Хамза.
— Приехал из Ирана.
— Сынок, а что ты еще можешь делать?
— Кероглу, скажи, чем еще могу служить тебе?
— Умеешь складывать стихи?
— Почему же нет?
— Если сложишь стихи о моей ханум, я тебя оставлю здесь.
Хамза посмотрел и увидел, что у ханум большие, как чаши, глаза, щеки, как атлас, губы, как каймак (сливки, снятые с топленого молока), зубы, как жемчуг, брови, как змеиное жало.
И начал Хамза петь гошму, где восхвалял красоту Нигяр-ханум.
Когда он закончил, Кероглу произнес:
— Сынок, если бы сказано было тобою плохо, я поступил бы с тобой иначе. — Потом обратился к своим удальцам и сказал. — Не трогайте его, пусть остается у нас.
В варианте «Гамза» (ашуг Ислам) рассказывается, что в Ченлибеле жил цирюльник по имени Ахмед. Плешивый Хамза доехал до его дома. На рассвете он остановился и захотел узнать, кто тут хозяин. Жена цирюльника вышла во двор. Хамза стоял и прислушивался. Он слышал, что служанки из соседних домов говорят. «Чего это так рано вышла во двор Периджахан-ханум?» Оказывается, жена цирюльника Ахмеда в мужской одежде часто ходила вместе с удальцами на битву. На этот раз, выйдя в мужской одежде на двор, она увидела безобразного пришельца. Взглянув на него, она сказала:
— Уходи отсюда, противный такой. Смотрите, кто-мне попался навстречу! Тут бы встретиться с зеркалом и гребенкой (намек на плешивую голову Хамзы).
Плешивый Хамза догадался, что это женщина, и сказал:
— Ханум, родная, не убивай меня!
Едва он произнес эти слова, как Периджахан-ханум замахнулась на него саблей.
— Почему ты меня называешь женщиной? Я мужчина!
Тогда Хамза сказал:
— Ханум, не убивай меня. Я хочу сказать тебе несколько слов, скажу, потом убей.
Периджахан-ханум остановилась. Ей захотелось узнать, что у него на уме, что он скажет.
Плешивый Хамза спел гошму, где восхвалял красоту Периджахан-ханум и умолял не убивать его.
Когда он кончил петь, Периджахан-ханум спросила:
— Это ты сам сложил или от кого-нибудь перенял?
— Нет, ханум, — ответил Хамза, — мы все в нашем роду слагаем песни.
— Встань! — сказала Периджахан-ханум и велела служанкам:
— Разожгите средний оджаг (место, где разводят огонь). Поставьте на него котел, как вскипит вода, приготовьте кусок мыла.
Вода вскипела. Периджахан-ханум привела плешивого Хамзу. По ее приказанию его мыли до тех пор, пока кожа не сошла с его головы и она стала похожа на кочан свежей капусты. Потом она позвала лекаря и Хамзу совсем вылечили от парши.
И Хамза подумал: «Я сюда приехал за конем, но не остаться ли мне у Периджахан-ханум?».
— Периджахан-ханум, Кероглу не бывает здесь? — спросил он.
— Зачем тебе Кероглу?
— Да просто так. Кероглу всюду славят. Я давно хотел повидать его.
— Каждый день к вечеру, — сказала Периджахан-ханум, — он проезжает мимо нашего дома, возвращаясь к себе. Если хочешь увидеть его, выходи и посмотри.
Хамза вышел. Вскоре послышался топот. Хамза увидел — едет человек, подобного которому он никогда не видел. Хамза смотрел во все глаза и увидел, что усы у этого человека — каждый толще топорища, а сам он такой огромный! Подбородок у него до груди. «Наверно, Кероглу» — подумал Хамза и сразу припал к его ногам.
Кероглу заметил, что кто-то повис у его ног. Носком сапога поднял Хамзу и отбросил в сторону, как папаху. Хамза встал, чтобы опять припасть к его ногам.
Кероглу схватил его за шиворот:
— Эй, кто ты такой, чем занимаешься?
— Кероглу, — ответил Хамза, — я пришел жить у тебя, если примешь.
Кероглу увидел, что говорит с ним какой-то гололобый и спросил:
— Что ты умеешь делать?
— Ничего я не умею делать. Если разрешишь, буду подметать у тебя двор. Кроме этого, я ничего не умею.
— Иди за мной, — сказал Кероглу.
Плешивый Хамза пошел за Кероглу. Тот велел ему подметать двор.
Прошло некоторое время, и Кероглу увидел, что двор он держит в чистоте и не требует никакой платы. Кероглу позвал его и сказал:
— Раз ты такой усердный, то, верно, сможешь делать еще что-нибудь. Дай-ка я назначу тебя конюхом. Присматривай за лошадьми.
— Не смогу, — ответил Хамза.
— Я приставлю к тебе конюха, он научит тебя.
— Тогда пойду.
С этого дня Плешивый Хамза стал конюхом.
Дальше повествуется (за незначительным исключением) то же, что и в приводимом нами тексте.
Вариант «Хамза» (ашуг Бозалганлы) мало чем отличается от варианта «Хамза» (ашуг Ислам). Только здесь Периджахан-ханум не жена цирюльника Ахмеда, а почему-то — Эйваза. Ни в одном из вариантов, за исключением «Кероглу в Карсе», Эйваз не женится. Это видно и в записях ашуга Гуммета, а также в самостоятельных гошмах. Основываясь на этом, мы тоже привели историю женитьбы Эйваза в главе «Кероглу в Карсе». В начале одного из вариантов Периджахан-ханум является женой Эйваза, в конце — Кероглу выдает за Эйваза жену Хамзы Дуния-ханум.
Эпизод у старухи тоже по-разному описан. Рассказывают об этом ашуг Гусейн Бозалганлы и ашуг Асад в «Эрзерумском походе». Только в их передаче у старухи гостил не Кероглу, а Демирчиоглу.
91
Гырх Дейирмандар — сорок мельниц.