— Не беспокойся, Кероглу! — ответил Хамза. — Поможет аллах, приедешь — увидишь!
— Езжай, Хамза! — сказал Кероглу, — но смотри, передай Хасан-паше и эти мои слова:
— Охотно, Кероглу, передам. Но и ты приезжай поскорее! Сказав это, Хамза стегнул Гырата и скрылся с глаз. Кероглу приехал вернуть Дурата, а упустил из рук Гырата. Сел Кероглу на землю у ворот мельницы и послушаем, что спел:
Кероглу сам проголодался и конь его остался без ячменя. Мельник же заперев воду, удрал. Кероглу так и уснул, не поев, не попив. Когда же настало утро, смотрит, идет какой-то крестьянин, погоняя двух навьюченных быков. Крестьянин подошел, посмотрел на Кероглу, оглядел его одежду и сказал:
— Послушай, брат, где мельник?
— Мельника нет. Теперь на мельнице я, — ответил Кероглу.
Крестьянин не поверил. Но Кероглу, не дав ему опомниться, быстро снял чувалы[94] и поволок на мельницу.
— А что, брат, есть тут ячмень? — спросил он. — Конь голоден. Боюсь, как бы не заболел. Позволь, я отсыплю ему немного ячменя.
— Два чувала с ячменем, а два с пшеницей, — ответил крестьянин.
Смотрит Кероглу, чувалы с ячменем не полны. Торопливо пересыпал он весь ячмень в один чувал и поставил перед Дуратом. Крестьянин хотел было схватить мешок, но Кероглу только покосился на него, и крестьянин понял, что мельник этот особенный — начнешь с ним спорить, да без головы останешься. Отошел и стал в сторонке. Кероглу и сам был голоден. Пока Дурат ел свой ячмень, он перемолол всю пшеницу. Потом, налив в корыто воды, замесил тесто, развел огонь, испек чурек. Заколол одного быка и изжарил шашлык. Поел так, что пояс чуть не лопнул, и тогда обернулся к крестьянину. Видит, крестьянин молча уставился на него и глядит широко раскрытыми глазами.
— Ну, дядюшка, — сказал Кероглу, — не пугайся, во что ценишь все, что я съел?
Крестьянин молчал. Увидел Кероглу, что тот слова вымолвить не может от страха, вынул деньги и уплатил ему и за ячмень и за муку, и за быка вдвое больше того, что они стоили. Крестьянин остался доволен. Вскочил тогда Кероглу на Дурата и поехал.
Удальцы и женщины были в большой тревоге за Кероглу. Не сводя глаз с дороги, сидели они и ждали его. Смотрят, идет Кероглу. Идет, но как? Дурят следует за ним на поводу, сам же он идет, понурив голову, точно это не Кероглу, а мельник. Удальцы и женщины поняли, что Хамза обманул Кероглу и увел Гырата. Все опустили головы. Ни поклона, ни привета.
Кероглу подошел. Вышел ему навстречу Эйваз и послушаем, что спел:
В каких переделках ни бывал Кероглу, но никогда-еще удальцы не встречали его так. На этот раз и женщины на него не взглянули, и воины не поклонились ему. Горькие упреки Эйваза тяжким камнем легли на душу Как ни крепок был Кероглу, а и он чуть не заплакал. Прижал к груди свой саз и печально запел:
Но даже эти печальные слова не смягчили сердца у игидов, до того были они раздосадованы. Ни один не взглянул на Кероглу. А иные даже проворчали:
— Коль скоро наши слова для Кероглу все равно, что пустой орех, к чему нам тогда оставаться здесь?
Очень все это обидело Кероглу. И Гырата он упустил, и попался на удочку плешивого Хамзы. Мало ему своего горя, а тут еще терпеть такую обиду от удальцов.
Не сдержался он и сказал:
— Никого из вас насильно не держу. Кто хочет уйти, — дорога открыта. Конь был мой, я его отдал, и сам перед собой в ответе.
Не привыкли к такому разговору удальцы. Вознегодовали все и решили покинуть лагерь. Но тут поднялась Нигяр, и удальцы остановились. Кому, кому, а ей никто никогда не перечил. Дели-Гасан вернулся и сел на свое место. Уселся и Эйваз. Сел Демирчиоглу. Постепенно один за другим вернулись и уселись все. И сама Нигяр села с ними, отвернувшись от Кероглу. То, что Нигяр отвернулась от него в столь печальный час, еще больше ранило сердце Кероглу. Обернулся он к ней и запел: