Аай-аайбын! Ыый-ыыйбын!
Облегчите боль хоть на час один!
Нестерпима ужасная боль моя…
Не выживу я…
Не выдержу я…
Черноусый мой муж-тойон,
Муженек-дружок!
Здесь — в просторном доме своем
Со священным пылающим очагом,
Народив потомство тебе,
Надеялась, думала я
На благодатной этой земле,
На изобильных угодьях ее
Счастливой хозяйкой стать,
Без числа на широких лугах
Откармливать тучных коров,
Огораживать загоны для них —
Думала я, надеялась я
Долгую жизнь прожить,
Довольство, счастье вкусить…
Да напрасно, видно, надеялась я!
Погасло белое солнце мое,
Серебряный оторвался кружок
С высокой шапки моей.
Ты останешься — я уйду…
О, какая боль внизу живота…
О, нестерпимая боль
В потных моих пахах,
В нижних ребрах моих!
Чем я эту боль отведу?
Все же предуказано нам,
Божественной силой приказано нам
Обосноваться навек
В восьмиободном мире земном…
Нам исчезнуть не суждено,
Нам — высоким, с немеркнущею судьбой,
Еще будет счастье дано…
Выйди из дому поскорей,
Дорогой мой супруг-тойон,
Прямиком иди на восток.
Там, среди равнины, стоят
Три молочно белых холма;
На одном из них
Березка растет
С трепещущею листвой,
С развилкою двойной.
Вырви с корнем березку
И мне принеси.
Нагадала я,
Увидала во сне:
Приметы есть у меня —
Придет к нам счастье! Придет!
Как принесешь березку сюда,
Сучья, ветки у ней обруби,
Вытеши двухразвилистый кол
И выставь передо мной.
В землю вбей двухразвилистый кол,
Сделай зыбку просторную с желобком,
На развилья зыбку повесь. —
Проворно Саха Саарын Тойон
Исполнил просьбу жены:
Вырвал с корнем березку,
Домой принес,
Споро за работу взялся.
Опору для зыбки вытесал он,
Надежно в землю забил,
Стал потом колыбель мастерить,
Корпеть, мудрить,
Тесать, долбить.
Прародительница племен,
Только боль отпустила ее,
Воссела, раскрыла постель
Из полосатых шкур…
В восемь чоронов больших,
Украшенных узорной резьбой,
Из которых пьют кумыс на пирах,
Желтого масла она налила
И с поклоном поставила их
У изголовий восьми
Оронов вдоль стен жилья,
Чтобы защитница Айыысыт,
Радуясь, что ожидают ее,
Что радушно встречают ее,
Благожелательности полна,
Мольбам горячим вняла,
На землю низошла.
Потом прародительница племен
Сабыйа Баай Хотун
Вынесла из кладовой
Свою волочащуюся по земле
Долгополую рысью доху
С оторочкою дорогой,
В которой — пуд серебра.
Нашейные украшения свои,
Драгоценные ожерелья свои,
Подвески, пластинки и филигрань
Бережно разложила она,
Чтобы на солнце сверкали они,
Чтобы радужно заиграли они,
Чтоб улыбались они.
Поклонившись трижды потом на ходу,
Поставила перед собой
Высокую шапку из меха бобра,
Где ость горит
Холодным огнем.
На высокой шапке солнцем блестит
Бляха чеканного серебра;
Радугой переливаясь, на ней
Красуется шитый
Красный узор,
Еще девушкой, в этой шапке она,
Надев ее слегка набекрень,
Ходила — легка, стройна,
Красивую голову свою
Горделиво откинув назад…
Предназначенная в будущем стать
Прародительницей племен,
Стройными десятью
Пальцами белых рук, —
Будто десять горностаев, они
Свисают головками вниз, —
Серебристыми ладонями рук
Поглаживая себя по щекам,
Поглядывая большими глазами
На черные косы свои
В восемь маховых саженей,
Распуская пышные их концы,
Ровными зубами блестя,
Выговаривать слова начала,
Тихо про себя напевать.
Дьээ-бо!
Дьээ-бо!
Дух обступающего меня
Доброго жилья моего,
Под столбом опорным его
Вольно возросший
Дьэдэ Бахсыланы,
Во имя мое, на счастье мое
Плечом толкни,
Широко распахни
Плотно захлопнутую дверь,
Тяжелую дверь свою!..
Осьмиободной, осьмиокружной,
Гладко широкой,
Щедро высокой
Матери изначальной — Земли
Хозяйка с начала времен
С посохом золотым,
Изливающая желтую благодать
Аан Алахчын
Манган Манхалыын,
Заступница дорогая моя,
Бабушка седая моя,
Поспеши придти,
Меня защити!
Прясло тяжелое разбери,
Тугой заплот отвори!..
Если мне суждено
Человеком стать,
Женщиной уранхайской быть,
В радости жить,
Счастье узнать,
То открой передо мной
Крутой перевал,
Где жертвою за меня
Чернеет хвост вороного коня,
Виднеется грива коня!
Обитающая в блаженной стране,
Где блистает невечереющий день,
Где яркое солнце весны,
Как широкого меча полоса,
Где белое солнце зимы,
Как секира-саабылаан
Взлетает, восходя,
Где тихое лето всегда,
Где тучная зелень всегда,
Где растет густой пырей и острец,
Где в неблекнущей высокой траве
Потеряется трехлеток телец,
Где злак луговой
Высотой до бедра
Четырехлетка коня,
Где лужи из крепкого кумыса —
Из перебродившего кумыса
Вскипают, плещут, шипя
Через холку осеннего жеребка —
Бурого стригунка;
Обитающая в высокой стране
Мать Иэйэхсит,
Призываемая женщинами молодыми,
Прославляемая пожилыми,
Защитница Айыысыт,
Помоги!
Настала пора
Расстаться мне с костью моей,
Настала моя пора —
Дитя на свет породить!
Ты до рассвета дня
Скотный мой варок огляди,
Ты до восхода солнца дня
Конный мой загон огляди!
Двухлетнею обернись
Кобылицей небесных полей,
Кобылицей сивенькой обернись
С округлыми мышцами на груди,
Играющими на бегу,
С крепкими бедрами налитыми,
Со стрелками на оплечьях крутых,
С яблоками на широких боках,
С полоской узорчатой на спине,
С отметиной божества
На крепких ребрах твоих,
С крапинами на крыльях ноздрей,
С белой звездой на лбу!
Кобылицей резвою обернись
И ко мне сойди, прибеги
С высокого перевала небес!
Явись,
Покажись наяву!
В виде своем
Войди в мой дом,
Погляди на мою раздольную жизнь,
На обильную благодать!..
Дарующей добро
Дланью меня погладь,
Жизнь принеси,
Защити, спаси!
Склонись надо мной,
Рокочи, заклинай,
Благословляй,
Силу мне дай!
На мягкие колени свои,
На шерстистые колени свои
Положи меня, укачай,
Счастье наворожи!
Сына, горячего нравом,
Грозного богатыря
Дай мне родить!
Дочку-красавицу
Дай мне родить!
В тяжкую пору мою —
Ласково со мной
Человеческой речью заговори!
На ложе моем травяном
В ногах моих посиди,
Угощением не побрезгуй моим,
Благосклонно отведай его!
О, как нестерпимо опять
Схватывает жестокая боль!
Как затрепетала во мне
Крепкая, черная печень моя…
Как сильно забилось в груди
Многожильное сердце мое… —
Так пела, взывала она
К благодатной Айыысыт.
Так причитала, стонала она,
Призывая Иэйэхсит.
Теплый воздух
Повеял с небес,
Закружились клубящиеся облака,
Опустились до самой земли.
И вот, почитаемая везде,
Небесная жизнедарящая мать —
Ньэлэгэлдин Иэйэхсит,
Ньэлбэн Айыысыт,
Белой, как молоко,
Кобылицей оборотясь,
С облака сошла,
Прискакала к урочищу первых людей,
Прянула на дыбы,
Глянула в их золотое жилье,
В их серебряное гнездо.
И поемным лугом она понеслась,
Посолонь кругом она понеслась,
Трижды стойбище обежала кругом,
Трижды фыркнула потом —
Пал на землю стодневный
Палящий зной…
А как трижды звонко
Проржала она —
Выпала на три года окрест
Молочно-белая влага с небес…
Трижды шумно встряхнулась она —
И маревом синим подернулась даль…
На обширном лугу-тюсюльгэ,
Где хозяин готовил пир,
Где молочный омут кипел,
Кобылица небесная, встав на дыбы,
По-журавлиному встав
На задних копытцах своих,
Полморды сунула в полный турсук,
В бурлящий кумысный мех
И большими глотками пить начала,
Булькая и журча.
Потом, глубоко вздохнув,
Подбежала к просторному дому их,
Голову просунув свою
В распахнутое окно.
Трижды фыркнула —
И широкий чан,
Поставленный посреди жилья,
Кумысной влагою
Сам собой
Наполнился до краев.
О протянутую веревку — сэлэ,
К которой привязывают жеребят,
Как будто споткнулась она…
И вдруг — обернулась она
Прекрасной женщиной-госпожой,
Статной нарядной хотун,
В дом горделиво вошла;
Душу мальчика
В виде пернатой стрелы
Скрывая в правой руке,
Душу девочки
В виде ножниц двойных
Скрывая в левой руке,
Поступью неслышной вошла,
По воздуху проплыла
В серебряное людское гнездо,
В просторное золотое гнездо.
Вея миром,
Дыша добром,
К изголовью женщины молодой
Приблизилась она,
Благословение произнесла,
Ворковать, колдовать начала.
Помощь айыы
Призывала она,
Все громче пела, вещала она…
С благословеньем раскрыв
Оборчатые полы одежд
На бедрах Сабыйа Баай Хотун —
Прародительницы племен,
Миротворная Айыысыт
Проворно стянула с нее
Наколенники из рысьих мехов,
Из отборных рысьих мехов,
Раздвинула колени у ней;
Благотворной дланью своей
Стала оглаживать ей живот…
И, кивая в лад головой,
Уранхайской речью людской
Заклинанья петь начала,
Слово тайное произнесла.