Начиная с эпохи Великих географических открытий внешняя политика многих европейских стран и международные отношения в целом на протяжении нескольких столетий были теснейшим образом связаны с колониальной политикой.[1] Сразу же по возвращении первой экспедиции Колумба в Старом Свете начались споры о внешнеполитическом статусе найденных ею земель. В последующие столетия эти споры переросли в ожесточенную борьбу за господство над различными регионами Западного полушария, в которой приняли участие Испания, Португалия, Голландия, Англия, Франция. На Североамериканском континенте (к северу от Рио-Гранде) со времен первых колониальных предприятий конца XVI — начала XVII в. и вплоть до Войны за независимость и образования США ведущими игроками оставались последние две из перечисленных держав.

Англо-французское соперничество является одной из наиболее ярких, значимых и в то же время недооцененных и дискуссионных страниц как в истории международных отношений раннего нового времени, так и в истории колониальной Северной Америки. Отдельные стычки между англичанами и французами происходили здесь еще на рубеже XVI-XVII вв. А вскоре после основания на Североамериканском континенте первых постоянных английских и французских поселений начались столкновения между их жителями. В 1613 г., действуя по приказу губернатора Вирджинии, капитан Семюэл Арголл напал на группу французских колонистов, высадившихся на острове Маунт-Дезерт (сейчас штат Мэн), а затем совершил налет на Пор-Руайяль — центр французской колонии Акадия. С той поры в разных точках континента подданные двух держав и их индейские союзники много раз поднимали оружие друг против друга, а на противоположном берегу океана дипломаты и политики Англии и Франции провели немало дискуссий о принадлежности отдаленных земель и островов.

Борьба между англичанами и французами в Северной Америке и за Северную Америку принимала различные формы, знала периоды обострения и затишья, но прекратилась только тогда, когда один из ее участников — Франция — по условиям Парижского мира 1763 г. лишилась всех своих владений на территории современных США и Канады, а спустя еще 40 лет, продав вернувшуюся было к ней Луизиану американцам, окончательно отказалась от попыток восстановить свою колониальную империю на Североамериканском континенте.

Создание колониальных империй, борьба за господство над заморскими землями, формирование новых обществ в Западном полушарии и в первую очередь в Северной Америке являются одной из доминант истории нового времени, и рассмотрение различных аспектов этих процессов имеет большое значение в общенаучном плане.

В то же время изучение истории англо-французских отношений и соперничества в Северной Америке имеет большое значение для понимания важнейших тенденций внешне- и внутриполитического развития четырех ведущих стран Запада — США, Канады, Великобритании, Франции — в новое, а отчасти и в новейшее время.

Так, по словам известного англо-канадского историка У. Дж. Эклза, «США и современное политическое деление Северной Америки проявляются как прямое следствие тлеющей вражды между Францией и Англией».[2] Феномен американской цивилизации невозможно понять без рассмотрения колониального периода, порождением которого, как отмечал американский исследователь К. П. Неттлз, являются «основные институты управления в Америке и превалирующая [там] сейчас философия».[3] Выдающийся представитель консенсусной школы в историографии США Д. Бурстин утверждал, что уже в идеях первых поселенцев — отцов-пилигримов содержалась не просто философия правительственного управления XVII или XVIII в., но совершенная теория в зародыше — теория, которой в настоящее время руководствуются американцы. По утверждению Бурстина, «зрелые политические идеалы нации существовали в ясном виде в мыслях наших предков, то есть — пуритан».[4]

Действительно соседство с североамериканскими владениями Парижа — Новой Францией, Акадией, позднее Луизианой — заставило пользовавшихся достаточно большой автономией жителей британских колоний сделать первые самостоятельные шаги на внешнеполитической арене. Уже в 40-е годы XVII в. Массачусетс оказался в ситуации, когда его лидерам было необходимо самостоятельно выработать свою собственную позицию по отношению к междоусобице, происходившей в это время в соседней французской колонии Акадия. Напряженные дискуссии, развернувшиеся в этой связи среди руководителей Массачусетса, рассматриваются историками и политологами как первые в американской истории дебаты по внешнеполитическим проблемам, откуда берут свое начало основные внешнеполитические концепции США.[5]

Английские колонии (в наибольшей степени колонии Новой Англии, а также Нью-Йорк и Южная Каролина) приняли весьма активное и заметное участие в англо-французских войнах, в ходе которых они преследовали или, по крайней мере, старались преследовать и отстаивать свои собственные цели и интересы, отличные от целей и интересов метрополии. В годы этих войн, которые в американской историографии принято называть «индейскими и французскими», особенно остро стали проявляться противоречия между Британской короной и ее американскими подданными, а окончательное вытеснение французов из Северной Америки в результате Семилетней войны (1756-1763) стало важнейшей вехой на пути к Американской революции. Не случайно Д. Бурстин в предисловии к книге X. Пэкхэма, посвященной войнам колониального периода, подчеркнул, что «их герои <…> также помогли расчистить дорогу к независимости США».[6]

Трудно переоценить значение англо-французского соперничества для исторического развития Канады. С одной стороны, можно сказать, что именно в ходе полуторавековой схватки двух держав определилась специфика канадского государства, состоящая в его уникальном двунациональном, двуязычном характере (добавим, что в значительной степени именно поэтому Канада в дальнейшем стала федерацией).

С другой стороны, английское завоевание сначала Акадии, Ньюфаундленда и побережья Гудзонова залива, а затем долины реки Св. Лаврентия и прилегающих к ней территорий (которые в XVII-XVIII вв. называли Канадой в узком смысле слова) породило франко-канадскую (ныне квебекскую) проблему, которая в течение долгого времени представляла (а в определенной степени продолжает представлять и в наши дни) серьезную угрозу стабильности и целостности Канады.

Страницы исторического прошлого, связанные с длительной и упорной борьбой французов и англичан, героика стычек в лесной глуши, воспоминания об эпохе, когда их предки контролировали половину Североамериканского континента и успешно сопротивлялись сильному и многочисленному врагу, являются частью национальной идеологии и мифологии франко-канадцев.[7] В наши дни политики и общественные деятели Квебека постоянно подчеркивают наличие самой непосредственной связи между событиями двух с половиной и даже трехвековой давности и реалиями сегодняшнего дня. Типичным примером здесь может служить фраза главного редактора крупнейшей франкоязычной канадской газеты «Ля Пресс» А. Дюбюка на пресс-конференции, проходившей в Монреале накануне провинциальных выборов 1998 г.: «Нас победили, и мы до сих пор помним тот ужасный момент, когда англичане нас победили!».[8]