Сказать, что Стивен тяжело перенес смерть Лизы, было бы большим преуменьшением. Хотя у него было семь месяцев, чтобы приготовиться к неизбежному исходу после того, как поставили окончательный диагноз, смерть жены поразила его в самое сердце, и после похорон он буквально махнул на свою жизнь рукой. Он девять месяцев не работал, предпочитая искать утешение в алкоголе, и отчаянно пытался жить прошлым, закрываясь от настоящего и отрицая даже малейшую возможность будущего. Однако, как и большинство людей, переживших потерю близкого человека, он выжил и оказался «на другой стороне» — может быть, имея не самый приятный опыт за плечами, но зато зная о себе самом гораздо больше, чем раньше. Теперь он мог оглядываться на свое болезненно короткое счастье с Лизой — чуть больше четырех лет — с огромной нежностью. Он по-прежнему тосковал по ней, но больше не испытывал того ужасного ощущения «ножа в животе».

Ситуация с Дженни была далеко не идеальной, но специфика работы Стивена исключала возможность взять няню. Некоторое время он баловался идеей найти работу поспокойнее, чтобы ночевать дома и жить с Дженни, но, если говорить начистоту, это были не более чем умственные спекуляции. Возможно, это было эгоистичным — фактически это так и было, признавался себе Стивен, — но он слишком любил работу в «Сай-Мед», чтобы уйти оттуда. Каждый раз, когда у него возникало чувство вины, он успокаивал себя тем, что Дженни была, в общем, счастлива, живя со Сью и Ричардом, а они относились к ней, как к собственной дочери.

Композиция Гетца сменилась еще более задушевной, и Стивен непроизвольно оглядел комнату, залитую неярким светом уличных фонарей. На стене висела фотография Лизы в форме — она работала медсестрой в Глазго, где он и познакомился с ней, выполняя задание, — и их совместная фотография, когда они ездили в отпуск в Скай. Он вспомнил, что тогда неделю подряд лил дождь, и только напоследок погода подарила им чудесный денек, который они потратили на прогулку в Куиллинс и наконец узнали, каким красивым был этот остров. Еще была фотография Дженни с детьми Сью на пляже в Дамфришире — держась за руки, они шлепали босиком по воде, а глаза горели ребячьим восторгом. Была фотография самого Стивена в униформе и еще одна в гражданской одежде с Миком Филдингом, с которым они вместе служили в спецназе. Сейчас Мик держал таверну в Кенте — во всяком случае, именно этим он занимался, когда Стивен слышал о нем в последний раз: Мик неохотно общался со старыми друзьями. Помоги Господи всем дебоширам в Кенте, подумал Стивен с улыбкой.

После смерти родителей ему удалось спасти кое-что из своей прежней жизни — в основном книги, а также испанскую гитару, которую он купил в восемнадцать лет и до сих пор иногда поигрывал на ней, когда находило настроение. Не такое уж серьезное имущество для человека, которому перевалило за тридцать пять, подумал Стивен. Музыка остановилась, он поднялся, чтобы налить себе еще порцию, и по дороге включил телевизор, намереваясь послушать выпуск новостей.

— Вирус, который не так давно забрал жизни трех пассажиров самолета, стюардессы и медсестры, ухаживающей за больными, — это новый вирус, прежде неизвестный медицине! — провозгласил диктор.

— Быстро же они это пронюхали, — посетовал Стивен.

— Таким было заключение ученых-медиков, которые занимались анализом образцов, взятых у жертв инцидента в Хитроу в наисекретнейшей лаборатории Портон-Дауна, научно-исследовательского центра по биологической защите. Источник вируса до сих пор не известен. Однако представители здравоохранения в интервью «Скай Ньюс» час назад подчеркнули, что вспышка не представляет угрозы обществу.

Вот черт, подумал Стивен, неужели в наше время любая информация тут же оказывается достоянием прессы?

Отчет был точным, а значит, информация явно просочилась через кого-то, присутствовавшего на встрече. Впрочем, любые правительственные уверения об отсутствии угрозы населению могли оказаться фальшивыми, как, например, те, которые правительство раздавало направо и налево во время эпидемии коровьего бешенства, подумал Стивен.

Редактор выпуска новостей решил раскрутить историю и разыскал микробиолога, согласившегося дать интервью.

— Доктор Мари Розен — медицинский микробиолог ведущей лондонской больницы. Как вы думаете, откуда возник этот вирус? — спросил журналист.

— Ну, я еще не видела отчет, — ответила женщина. Она была одета в «удобную» одежду и очки без оправы, сползшие на кончик носа. Ее кожа отчаянно нуждалась в увлажнении, а волосы была в таком состоянии, словно она недавно попала в бурю. — Но я знаю, что самолет, в котором летел заболевший, прибыл из Африки. Вероятнее всего, эта страна и является источником вируса. Это не первый случай появления вируса… «из Африки». — По-видимому, она была очень довольна своим остроумием.

— А почему это происходит, как вы считаете, доктор? — допытывался журналист, даже не потрудившись улыбнуться. — Почему новые вирусы все время появляются из Африки, и больше ни откуда?

— Я бы задала встречный вопрос — действительно ли это новый вирус? — ответила Розен. — Думаю, высока вероятность того, что вирус гнездился там все время, но в последние годы Африка широко распахнула свои двери, и люди путешествуют гораздо больше, чем раньше, и теперь мы видим, что происходит, когда беззащитное население подвергается воздействию фактора, с которым прежде не встречалось.

— Похоже на ситуацию с коренными жителями Америки, когда им завезли корь отцы-пилигримы?

— Совершенно верно.

— Но тогда получается, что это лишь вопрос времени и рано или поздно один из этих вирусов преодолеет барьер и будет угрожать всем нам?

— Думаю, скорость, с которой власти справились с проблемой Хитроу, показывает нам, что защита на высоте, — сказала Розен.

— Вот бы вам поговорить с Фредом Каммингсом, — пробормотал Стивен себе под нос. Досмотрев новости, он выключил телевизор и принялся собирать сумку для завтрашней поездки в Шотландию, напомнив себе, что после разговора с Макмилланом нужно купить подарки Дженни и детям Сью.

Манчестер, Англия

Мисс Уоррен взглянула на светящий циферблат часов, стоящих на прикроватном столике: половина третьего ночи. Повернувшись на другой бок и накрывшись с головой одеялом, она снова попыталась уснуть, но безрезультатно — уж слишком громко играла музыка. Мисс Уоррен не знала, что это за музыка (это была песня Брюса Спрингстина «Река»), но она звучала не переставая вот уже два часа. Девушка подняла глаза к потолку и вздохнула, скорее недоуменно, чем раздраженно, поскольку все это было в высшей степени необычно. Точнее, такого вообще никогда не случалось в респектабельном квартале Палмер Корт.

Когда музыка только началась, мисс Уоррен решила, что ее соседка сверху, Энн Дэнби, устроила вечеринку. Это само по себе было необычно, но, возможно, был какой-то особенный повод — день рождения, например, или повышение по работе. Однако время шло, и мисс Уоррен обратила внимание, что из квартиры сверху не доносятся голоса людей, звон бокалов, топот ног, взрывы смеха — только громкая непрекращающаяся музыка.

Хотя мисс Дэнби была моложе остальных жильцов — по мнению мисс Уоррен, ей было лет двадцать пять, — она была совершенно под стать Палмер Корт. Мисс Дэнби хорошо одевалась, работала в серьезной конторе (хотя мисс Уоррен не знала, где именно) и всегда была вежлива и любезна, когда они встречались в подъезде. Более того, она первой платила за стрижку газона и лифтовые услуги и посещала все собрания жильцов — чего совсем нельзя было сказать об остальных обитателях Палмер Корт.

Мисс Уоррен решила, что больше не вынесет этой музыки — она поднимется к соседке и поговорит с ней. Девушка решительно встала с кровати, надела тапочки и халат и потуже затянула пояс. По дороге она мельком глянула в зеркало, затем прошествовала к двери, ведущей на пожарную лестницу. Она чуть было не отказалась от своей идеи, услышав голоса наверху и решив, что, наверное, это все-таки была вечеринка и гости наконец расходятся, но в следующую секунду узнала голос Джорджа Дэйла, соседа мисс Дэнби.