Мой ответ ее явно не порадовал. Она становится вся такая взволнованная и принимается переубеждать меня. Что за упрямая девчонка. Она ведь даже не помнит «шкатулку», которую я к ней применил.

– Ответственность? Да, я собираюсь сдаться, как только Коконе станет лучше. В конце концов, убийство Камиути – большой грех. …Мм? Ты не это имела в виду? Тогда что ты называешь «ответственностью»? …Ответственность за то, чтобы направлять тебя? Но я тебя отпустил, не так ли? И чего еще тебе надо? …Что? Ты ошибаешься. Твоя жизнь мне не принадлежит. И никогда не принадлежала. Она только твоя и ничья больше.

Она по-прежнему не сдается.

– Будь добра, прекрати уже, пожалуйста! Не жди от меня ничего. Я всего лишь ученик старшей школы – нет, сейчас даже уже не ученик. Я просто неудачник, который даже в школу нормально ходить не может… я просто человек!

Она изо всех сил старается заставить меня передумать.

Веди меня, говорит она. Спаси меня, кричит она.

Да блин же, как ты хочешь, чтобы я это делал?

Похоже, говорить с ней бессмысленно. Я отворачиваюсь.

– Теперь живи свою жизнь сама.

Мы друг с другом закончили.

Вот что я ей говорю.

Я явственно отвергаю напоминание о моей утраченной силе.

В следующую секунду я чувствую обжигающую боль в спине.

– Э?

Силы покидают меня, я падаю на колени.

В секунды все вокруг пачкается вытекающей из меня кровью.

Я кашляю кровью и смотрю в лицо той, кто меня ударила. Лишь тут я осознаю, что, хоть я и говорил с ней только что, но на самом деле не смотрел на нее. Я говорил с ней как с галлюцинацией, порожденной моим разумом.

Лишь будучи раненым, я смог ее узнать.

Лишь ранив меня, она смогла заставить меня вспомнить о ее существовании.

– Человек? Что за шутки? – произносит она, глядя на меня сверху вниз пустыми глазами. – Ты бог.

Школьница со стянутыми в пучок волосами бросает большой кухонный нож и принимается размазывать по лицу мою кровь, как макияж.

– Как мне продолжать жить, если ты не бог? Прими ответственность! Пожалуйста, прими ответственность за то, что ты начал!

Люди вокруг нас, заметив наконец, что происходит, начинают вопить.

– Тебе нельзя.

Она смеется, а на глазах у нее слезы.

– Тебе нельзя снова быть человеком.

С этими последними словами она убегает, врезаясь то в одного, то в другого прохожего.

Она быстро исчезает из виду. Но совсем скоро она сломается под тяжестью всего того, что сделала. Она приперта к стене. Этот мир никогда не станет теплым и справедливым, он не защитит ее.

Вот к чему привела моя неудачная попытка направлять людей в роли бога на земле.

– …Ха.

Я снова кашляю кровью.

– …Ха-ха.

Таков, значит, результат всего, что я сделал, да? Это так ужасно, что мне приходится смеяться.

Впрочем, если подумать – ничего удивительного. Почему я вообще решил, что могу уйти, избежав наказания? Я что, решил, что последствия всего содеянного мной магическим образом исчезнут?

Даже потеряв свою силу, я загоняю в угол других, а они загоняют в угол меня.

Что посеешь, то и пожнешь. Я всегда ожидал, что эта дорога завершится моим падением; в каком-то смысле мои ожидания сбылись.

Однако.

Даже несмотря на то, что я понимаю, что винить некого, кроме меня самого…

– …Это… плохая шутка… – сетую я.

Я больше не хочу собственного уничтожения. Не желаю, чтобы все так кончилось. И все же я получил то, что получил, потому что сам же раскрутил шестеренки своей судьбы в сторону гибели.

Я давно уже прошел точку невозврата? Да заткнитесь вы. Но что же мне делать? В смысле, я –

– …Я так… хочу… жить!

Я выплевываю эти слова, идущие от всего сердца, вместе с кровью.

Больно. Больно. Больно. Больно.

Я хочу жить.

Коконе.

Коконе, я хочу увидеть тебя.

Я был слеп; лишь сейчас я вижу, что есть «правильно». Мне плевать, если я ни на что не способен. Мне плевать, если я стану просто обузой. Я все равно хочу быть с тобой. Я понимаю, что именно этого я хочу, что именно к этому я должен был стремиться… а я!

Мое желание будет раздавлено вот так?

Не делайте из меня идиота!

Стиснув зубы, я с трудом поднимаюсь на ноги.

Мне нельзя вот так проигрывать. Мне нельзя умереть здесь. Ближайший полицейский участок, кажется, прямо за углом. Я должен добраться туда.

Шатаясь, я иду через толпу, с меня капает кровь. Никто даже не пытается мне помочь. Все до единого стараются держаться от меня подальше. Я не смог изменить равнодушие этого мира.

Я пожинаю то, что посеял?

Я пытаюсь смеяться, но не могу. Быстро же я дошел до предела. Не могу больше двигать ноги; мое сознание постепенно уплывает. Мир вокруг меня начинает крутиться.

Здесь все и закончится.

Я без сил оседаю на землю.

Потом я думаю:

Если кто и может меня сейчас спасти, то лишь она – живое воплощение надежды.

– Омине! Ты как?! – кричу я, подхватывая его.

– …Ая? – шепчет он и закрывает глаза.

Его серый пиджак весь в крови. Его рана глубже, чем у Кирино, а у меня при себе никаких средств первой помощи.

Я сразу вижу, что ему уже не помочь.

Я не случайно на него наткнулась. Мне некуда было идти, поэтому я шла за Омине. Никакого особого смысла в этом не было; он один раз дал мне возможность сделать мое «Ущербное блаженство» безущербным, и я надеялась, что вдруг он подарит мне еще шанс. Абсурдно. Наивно.

И когда он прошептал «ты все-таки пришла», я решила, что он заметил, что я держалась за ним.

Но нет, я уверена, что дело не в этом. Он, похоже, по-прежнему видит во мне воплощение надежды, хоть у него и нет больше «шкатулки».

Я этим очень горжусь, но в то же время меня страшно раздражает, что я не могу оправдать его ожиданий.

– Держись, я сейчас вызову «скорую». Постарайся не потерять сознания, – поспешно говорю я ему, отлично понимая, что, возможно, уже поздно.

Превозмогая боль, Омине медленно произносит:

– Дай… воспользуюсь…

– Что? Что ты хочешь сказать?

Выплескивая остатки сил, Омине называет единственное средство, способное его спасти.

–   Д а й   в о с п о л ь з у ю с ь   «У щ е р б н ы м   б л а ж е н с т в о м»!

Стереть мои воспоминания о Кадзуки Хосино.

Вот что значит – использовать «Ущербное блаженство» на Омине.

Нет, я по-прежнему не могу сказать, что меня это устраивает. Даже после того, как я увидела, во что он превратился. Та практически вечность, которую мы провели вместе, правит моим сердцем, хочу я этого или нет. Да, правит. Кадзуки глубоко укоренился в человеческой части моего сердца. Он везде, удалить его невозможно.

Забыв Кадзуки, я никогда уже не буду прежней. Я стану существом похожим, но другим – с тем же телом и с той же целью.

Бросать саму себя страшно.

Эх… почему я ничего не предпринимала, пока все не зашло так далеко? Почему я не обрубила связи с Кадзуки сразу же?

Я что, поддалась лени и искушению уютной жизни с ним вдвоем? Я что, наслаждалась жизнью, пренебрегая своей целью?

…Нет.

Я мысленно качаю головой. Мои связи с Кадзуки очень крепки. Они не из тех, что можно разорвать, просто решив это сделать. Они не могли не стать такими прочными – с учетом «Комнаты отмены».

Я это признаю.

Связи между мной и Кадзуки абсолютны; им было судьбой назначено образоваться.

И я собираюсь оборвать их.

– !..

…Не мешкай. Ты же столько раз это уже делала.

Но тогда –

Невольно приходит в голову вопрос.