Попытки Наполеона поднять народ на новый отпор войскам союзников рушились.

В апреле 1814 года театральной сценой в Фонтенбло закончилась «мировая империя» Наполеона. Разрушился пестрый конгломерат стран и народов, которые столько лет были объединены силой оружия в единую империю.

Неудачу Наполеона Шарль Фурье объяснял его честолюбием и высокомерием. В общем-то Фурье был раздосадован поражением Наполеона, так как считал, что тот, обладая выдающимися способностями, должен был сделать активный шаг к осуществлению универсальной гармонии, к счастью народа, то есть к тому, о чем мечтал сам Фурье.

В майские дни 1814 года в Париж возвратился из эмиграции водворенный войсками коалиции на французский престол Людовик XVIII, необыкновенно ленивый и медлительный человек, которого меньше всего интересовали государственные дела страны. С реставрацией власти Бурбонов началась усиленная раздача орденов и должностей возвратившимся дворянам и священникам — все они требовали возмещения потерянного имущества из общественных средств. Сохранение тяжелых налогов, создание дорогостоящей королевской гвардии, предоставление армейских должностей аристократам — такая внутренняя политика Людовика XVIII вызвала в стране недовольство. Бурбоны не без основания боялись бонапартистов и бывших республиканцев. Усилился полицейский надзор.

Жгучая ненависть народа, прежде всего крестьянства и армии, к Бурбонам, разногласия в стане союзников толкнули Наполеона на возобновление борьбы. Зная о неустойчивом политическом положении в стране, он рассчитывал использовать его в своих интересах. В прокламациях он объяснил свое поражение как результат измены. Его призывы к старым солдатам и личная популярность в армии возымели действие…

Народ, возмущенный политикой Бурбонов, которые ничего не забыли и ничему не научились за 25 лет, истекших с начала революции, теперь мечтал о Наполеоне как о спасителе. Бонапартисты и республиканцы, объединившись, составили заговор, имевший целью низложить королевскую власть. 25 февраля 1815 года, воспользовавшись отсутствием наблюдавшего за ним английского комиссара, Наполеон погрузил на несколько небольших судов 1100 своих солдат с палубы брига «Непостоянный» и направил эту маленькую флотилию к берегам Франции.

1 марта в бухте Жуан он благополучно высадился. Неподалеку от Гренобля, в деревне Ламюр, Наполеон впервые встретился с правительственными войсками. Отказавшись открыть огонь, солдаты с возгласами «Да здравствует император!» перешли на его сторону. В Гренобле Наполеон изложил свою будущую программу: он отказывался от политики завоеваний, обещал народу процветание страны и мир; он обещал защиту крестьянству от эмигрантов, введение в стране подлинной конституции.

Правительство Людовика напрасно надеялось, что Лион (как и Вандея), всегда выступавший на стороне короля, окажет сопротивление Наполеону. 10 марта 1815 года у стен города возгласами «Да здравствует император! Долой попов! На фонарь аристократов! Смерть роялистам!» толпы крестьян и рабочих восторженно встречали Наполеона.

В Лионе, принимая городские власти, Наполеон формально провозгласил низложение династии Бурбонов. Он снова обещал сохранить принципы революции, не повергать страну в завоевания. Уже в Лионе он объявил уничтоженной палату пэров и палату депутатов, все учреждения, созданные конституцией Бурбонов. Назначил новых судей. По мере движения Наполеона к Парижу пресса на глазах «линяла»; самоуверенность сменилась страхом и раболепием: «Корсиканское чудовище высадилось в бухте Жуан», «Узурпатор вошел в Гренобль», «Бонапарт занял Лион» и, наконец, «Его императорское величество ожидается сегодня в своем верном Париже».

А через неделю, не произведя ни одного выстрела, во главе пятнадцатитысячного войска, высланного против «узурпатора», Наполеон с триумфом вошел в Париж.

Между тем с возвращением к власти корсиканца изменилось и положение Шарля Фурье. Благодаря покровительству дальнего, но влиятельного родственника, знаменитого математика, физика, военного и политического деятеля графа Жана-Батиста-Жозефа Фурье, назначенного волей императора префектом департамента Роны, Шарль получил должность заведующего бюро статистики этой префектуры.

Новая работа оторвала Фурье от прилавка. С интересом постигал он смысл многочисленных колонок цифр: в бюро статистики стекалась масса разнообразных сведений, здесь можно было видеть, как развивается капиталистическое производство лионских предприятий, как растут счета их владельцев в банках, и даже проследить пути, по которым идет «процветающая» Цивилизация, Служащий префектуры мог наконец-то высвободить время и для работы над своим «открытием». Последние два года Фурье больше всего занимал вопрос о положении женщины в обществе будущего.

«В 1807 году, — напишет он, — мои познания в теории Гармонии простирались лишь на отношения чувствительной любви, которые легче распознать и которые были предметом моих первых исследований. Только с 1817 года я подошел к теории Гармонии». Правда, в другом варианте рукописи Фурье встречаем, что его «исследование эмоциональных элементов любви могло начаться лишь после открытий 1814 года». Трудно точно установить, когда же Фурье сделал свое «открытие теории Гармонии», ясно одно, что эти годы он занят разработкой теории любви гармонийцев.

Как мы уже знаем, брак «цивилизованных», по мнению Фурье, основан на лжи и обмане, лицемерии и насилии. В своих исследованиях он проникает за кулисы брачной жизни, срывает маски благочестия супружеской верности, под которыми кроются разврат, лицемерие, вероломство. Жена обманывает мужа, муж — жену, а дочь скрывает свои связи от родителей…

Только убежденность «цивилизованных» в пользу постоянного брака заставляет их не видеть бесчисленных неудобств, связанных с семейной жизнью. Фурье перечисляет шестнадцать отрицательных сторон брака. Случайная смерть главы семьи, раздел наследства, несхожесть характеров отца и сына приводят к тому, что сельскохозяйственные предприятия приходят в упадок, земля раздроблена, оставлена без ухода, в мастерских воцаряется беспорядок, библиотека продается букинисту, картины — старьевщику.

Всем очевидно, что для бедняков семья — каторга, экономическая западня.

Фурье уверен, что тайная цель моралистов, восхваляющих прелести брака, состоит в том, чтобы, толкая простолюдинов в узы семьи, увеличивать толпы новых поколений, готовых трудиться за любую ничтожную плату для обогащения предпринимателей.

Он сравнивает буржуазный брак с азартной игрой, которая требует хитрости и ловкости. И в этой игре куда больше шансов у людей нечестных, опытных в искусстве обмана. Брак выдуман словно в награду развратникам. Все соглашаются с тем, что чем распутнее мужчина, тем легче ему с помощью женитьбы достичь богатства и почета. Общественное мнение прощает все интриги молодца, если он ценой эксплуатации юной девицы приобретает огромное богатство. Опытный, развращенный субъект, подцепив богатую жену, занимает солидное положение в обществе. Его уважают, ему прощаются все его грехи молодости. Им восторгаются как добродетельным супругом, хорошим родственником, другом и соседом, честным гражданином и республиканцем.

«Можно ли выдумать что-либо хуже, чем единобрачие и нерасторжимость брака в смысле скуки, продажности и измены!» — спрашивает Фурье. Брак нерасторжим, но бесплодие супругов и отсутствие потомства исправляются изменой жены или мужа, внедрением незаконных отпрысков или прижитием незаконных детей.

Вот оно, лицо законодательства строя Цивилизации! Отец тот, на кого указывает брачная запись, даже в том случае, если лицо ребенка само говорит о другом.

Почему же мужчины-глупцы, спрашивает Фурье, не подумали, как освободиться от такого образа жизни?

Исключительно благодаря роковой привычке полагаться на философов, большинство которых находятся в том возрасте, когда мужчина не может рассчитывать на благосклонность женщин. «Пример — Жан-Жак Руссо, он ратует в пользу семейного затворничества женщин и в то же время сознается, что был когда-то горячим поклонником куртизанок и продажной красоты…»