Прежде, чем встречаться с маркизом, я специально поинтересовался у Сюзанны, как мне вести себя при встрече с ее рогоносцем мужем? Сюзанна вся вспыхнула от этого простого и наивного мужского вопроса, ее ланиты заалели румянцем, но не от стыда, разумеется, а от пикантности самой ситуации. Оказывается, эту француженку совершенно не волновало то обстоятельство, что с каждым встречным мужиком она своему мужу навешивала очередную гроздь новых рогов. Ее страшно удивил и прямо-таки восхитил мой наивный вопрос, так как во французском высшем обществе само собой считалось, что великосветские муж и жена вправе изменять друг другу, правда, придерживаясь так называемого этикета высшего общества. Честно говоря, но я и по настоящее время так и не разобрался в том, что же именно запрещалось в этих любовных адельтюрах тем этикетом?!

Многие великосветские мужья Франции с раннего возраста, когда начинало функционировать мужское достоинство, его неоднократно использовали, балуясь и забавляясь с женской прислугой. Поэтому, получив в жены девицу со стороны, часто женитьба устраивалась по родственным связям или по расчету, то эта девица их совершенно не интересовала. А любовь они продолжали искать на стороне или с прислугой, при этом рождая немало отпрысков бастардов на этой самой стороне. Таким естественным образом, дамы и кавалеры решали вопрос о продолжении своего дворянского рода. Молодые знатные жены, наблюдая подобное семейное безобразие, сами пускаясь во все тяжкие, имея дела с молодыми шевалье, рожая им сыновей и дочерей. Причем, такие жены всячески протежировали своим молодым любовникам, через мужей и бывших любовников продвигая тех по служебной или иерархической лестнице.

Таким бесподобным по простоте способом, во Франции сохранялись знатные семьи, развивались и вырастали генеалогические древа, в старинные и знатные фамилии осуществлялся приток молодой крови. Так, что я действительно попал впросак, задав маркизе Сюзанн де Монморанси свой дурацкий вопрос.

На этот раз я выступал в образе гостя, поэтому немного волновался, впервые посещая дом знатного человека Парижа. Со слов Сюзанны я знал о том, что ее муж, маркиз Антуан де Монморанси, был добродушнейшим по своему характеру человеком, которому сегодня было, примерно, шестьдесят лет. Всю свою жизнь маркиз занимался торговлей и вывозом кожи из Франции через Гавр, он был выходцем из простой крестьянской семьи Бушардон. Но это ремесло торговца не принесло Антуану Бушардону много денег, он как был, так и остался средней руки торговцем кожи. Лет двадцать назад Антуан Бушардон по случаю занялся перекупкой и строительством домов в городах Париже, Руане и Гавре. Перекупка недвижимости и строительство домов принесло ему огромные деньги, подняло его на высшую ступень в мире французских торговцев.

На вырученные деньги от перепродажи недвижимости Антуан Бушардон купил себе патент на дворянство, основал банк в Руане. Через этот банк он знатным парижанам и жителям Руана давал деньги в долг и в рост. В результате уже будучи дворянином, Антуан Бушардон за огромные деньги купил себе маркизат де Монморанси и стал маркизом Антуаном де Монморанси. Как-то незаметно он вошел в высшее общество Парижа, однажды с ним переговорил сам король Луи XIV. Это позволило маркизу Антуану де Монморанси в некоторых делах стать непререкаемым авторитетом парижского высшего света. Почти в шестьдесят лет он женился на мадемуазель Сюзанне де Гонневиль, взяв ее из разоренной семьи одного из рыцарей ордена тамплиеров, получив за невесту полуразрушенный замок Гонневиль, а также кучу денежных долгов этого старинного семейства.

Парижский особняк, принадлежащий маркизу Антуану де Монморанси, с первого же взгляда произвел на меня хорошее впечатление. С того места, где я сейчас находился, его практически совсем нельзя было разглядеть, просматривалась только отличная сложенная из черепиц зеленая крыша и очертания трехэтажного здания. От глаз уличных зевак и клошаров здание особняка скрывали деревья, густо разросшийся декоративный кустарник. Но, как и полагается, этот последний писк парижской моды, городской особняк, был расположен в самом центре парижского квартала Марэ, где сегодня проживала вся парижская знать, на его центральной улице Фужера, 19.

Я только подошел к воротам в чугунной ограде, которая преграждала путь к особняку, как из-за кустов показался парень, с хорошо накаченными мускулами, в ярко красном ливрейном сюртуке. Он, не спрашивая моего имени, открыл ворота и понятным жестом предложил мне проходить к зданию. По гравийной дорожке я дошел до особняка и, не останавливаясь, прошел в его уже открытую дверь. За порогом, низко кланяясь, меня приветствовал мажордом дома, который тут же заявил, что маркиз де Монморанси с нетерпением ожидает моего появления.

Сбросив жюстокор и шляпу на руку слуге, я начал подниматься по мраморной лестнице на второй этаж здания. В этот момент я размышлял о том, что внутреннее освещение и великолепная отделка интерьеров имеет огромное значение, одно здание эти новшества превращают здание в руины, а другое – во дворец. Ведь, что получалось, здание гостиницы "Солнечный отель" и особняк маркиза де Монморанси были построены из одного и того же известняка и, вероятно, руками одних и тех же парижских строителей. Оба здания были построены в один и тот же год! Но я так и не успел свою мысль довести до логического завершения, как вдруг оказался в кабинете маркиза, с интерьером в стиле римского патриция.

Из-за письменного бюро мне навстречу поднялся высокий и грузный человек, который, протягивая руку для рукопожатия, густым басом произнес:

– Рад встретиться и познакомиться с отцом моего будущего сына, уважаемый господин граф Орлов!

Я прямо-таки замер на месте, маркиз Антуан де Монморанси говорил со мной на прекрасном русском языке. Для меня все это оказалось настолько неожиданным, этот русский язык, а также то, что этот маркиз был прекрасно осведомлен о том, что произошло между мной и его супругой, маркизой Сюзанной де Монморанси, всего несколько дней тому назад, поразило меня в самое сердце. Сейчас я оказался в положении, в котором мне было бы трудно самому разобраться без чужой помощи со стороны. Поэтому я пока не знал, как в этой ситуации мне следует реагировать, как себя вести. Тем временем, маркиз Антуан де Монморанси уже подошел ко мне. Сейчас обеими руками он гостеприимно тряс мою правую руку, широко и добродушно при этом улыбаясь.

Прекратив несколько затянувшееся рукопожатие, он поднял голову и посмотрел мне в глаза. В тот момент я не ощутил, а в его глазах так и не увидел какой-либо злобы и гнева по отношению ко мне. Передо мной было одно только сплошное добродушие, стоял не француз и не человек, а само выражение добродетели обоих – маркиз Антуан де Монморанси.

– Уважаемый мосье Орлофф, что вы думаете о том, если нашу встречу из этого чопорного кабинете мы перенесем в гостиную, где можем попить чайку или кофе, или что-нибудь покрепче из напитков? – На этот раз маркиз говорил на нормальном французском языке.

В ответ я только кивнул головой и, опустив голову, побрел вслед за маркизом Антуаном де Монморанси. Мне явно требовалось время для того, чтобы разобраться в ситуации. Скользкой змеей мой мысленный зонд попытался проникнуть в сознание этого странного и загадочного маркиза, но тут же наткнулся на блокировку мозга этого человека. Мысленный зонд был вынужден возвратиться, не солоно хлебавши. Но и этой попытки хватило на то, чтобы я почувствовал почву под своими ногами, начал разбираться в сложившейся ситуации. Первым делом я сделал вывод о том, что имею дело не с простым французом, а с французским дворянином. После чего мне оставалось только дожидаться того момента, когда все окончательно разъясниться.