— многократное снижение уровня производства в большом количестве отраслей хозяйства и вообще деградация структуры хозяйства;

— высокая безработица, сопровождающаяся (и потому частично скрытая) вынужденным массовым деклассированием, то есть переходом наемных работников из сферы умственного труда в сферу розничной торговли;

— крайне низкие государственные капиталовложения в поддержание хозяйственной инфраструктуры, в образование, науку и здравоохранение;

— низкий уровень финансирования вооруженных сил.

В результате всего этого причиненного населению «государственного» вреда сильнее всего пострадали русские, которые в среднем стали жить вдвое беднее и на пять лет меньше (последнее относится к мужчинам, но и русские женщины стали умирать в более раннем возрасте, чем прежде). Были существенно подорваны ресурсы и источники цивилизации и культуры, уменьшилась обороноспособность страны.

Таким образом, государственную политику последних пятнадцати лет следует признать, пожалуй, невиданной до того в писаной истории формой «мягкого» геноцида.

Почему же стал возможен этот русоцид?

Понятно, что на такие вопросы всегда нужно давать трехчленный ответ:

во-первых, козни врагов;

во-вторых, собственные слабости и ошибки;

в-третьих, неблагоприятный «расклад».

В патриотической публицистике основной упор делают на первый пункт, то есть разоблачают врагов, причем главным образом внутренних. Эти внутренние враги состоят на службе внешних врагов и одновременно занимают ключевые посты во власти Российской Федерации, у них имеется подкармливаемая широкая сеть сочувствующих, возможности пропаганды и т. д. и т. п.

Я не собираюсь здесь спорить с подобными объяснениями, тем более что в значительной мере и сам с ними согласен.

Так, неоднократно указывалось, что Запад больше всего боялся русского народа, занимающего огромную территорию с громадными природными ресурсами и выдвинувшего (с различными вариациями) стратегию жизни, которая больше всего беспокоила Запад как минимум последние две сотни лет. Указывалось также, что отталкивание от России достигало у Запада степени этнической чуждости и культурной враждебности, чем бы это ни было вызвано: реальной ли биологической основой или же жестким политическим выбором.

Еще одна компонента «расклада» состоит в том, что как раз несколько десятилетий назад наши враги придумали систему мер, которые «международные» (а на самом деле американские) экономические и финансовые организации могли навязывать всем странам, которые требовалось еще сильнее закабалить. Эти меры ненасильственны, но весьма разрушительны. Они оказались у наших врагов под рукой очень «ко времени». Надо, впрочем, отметить, что применены они были не только к России и постсоветским странам, но и к Латинской Америке, восточноевропейским странам и некоторым азиатским странам. О вреде этого рода в патриотической прессе говорилось достаточно много.

В политической сфере параллель этому образует впервые опубликованная на Западе методика «оранжевых» революций. В России она не сумела остаться ненасильственной, хотя применяла ее власть по отношению к оппозиции, а не наоборот, и привела в конце концов к вооруженному перевороту 1993 года. А в Ерузии и на Украине защищающиеся стороны твердости не проявили и все прошло как бы «ненасильственно». Об оранжевой методике писалось достаточно много. На Западе и у нас указывалось, что первые ее опыты были осуществлены, как минимум, полвека назад в Латинской Америке и Иране, а затем она была применена к Филиппинам. Я же полагаю, что и Февральская революция 1917 года в России уже содержала значительную оранжевую компоненту.

Положение народа в современной России усугубляется еще и ненасильственностью оккупации. Нецельный человек, то есть принадлежащий к «болоту» или имеющий часть «болотных» качеств, легко способен убедить сам себя, особенно «призвав на помощь» официальную пропаганду, что ничего страшного не происходит, что разговоры об оккупации сильно преувеличены, что многие похожие процессы идут не только в Российской Федерации, но и во многих других странах, включая даже те, что принадлежат к капиталистическому «центру».

Такой человек постарается запретить себе переворачивать тезис и замечать, что как раз эта аналогичность процессов, наоборот, говорит о том, что «тьма сгущается» и оккупационное правление проникает в сам капиталистический центр, угрожая, в конце концов, образовать «железную пяту».

В 1992 году, издеваясь над ельцинской шоблой, я придумал формулировку: «Демократия = сильная исполнительная власть плюс приватизация всей страны». Сегодня я вижу, что формула нуждается в корректировках. Правильная формулировка должна звучать так: «Суверенная демократия = советская власть минус социальное государство».

В самом деле, ведь то, что мы со справедливой злобой называем «диким капитализмом», — вовсе никакой не капитализм. Рынка у нас не больше, чем демократии. По сути, мы имеем плановое хозяйство, в котором высшее чиновничество планирует народнохозяйственные показатели в целях достижения личной выгоды и выгоды откатодателей. Мы имеем советскую экономику, в которой закрыта большая часть предприятий, работающих на оборону и на внутренний рынок, а процветают те советские предприятия, которые могут продавать свою продукцию за рубеж за валюту. Причем продают они ее, можно сказать, в рамках своеобразной приватизированной госмонополии внешней торговли.

А то, что эти предприятия теперь принадлежат не государству, а физлицам, так это никакой не капитализм. Ведь получили эти физлица в собственность свои предприятия не по законам рынка, а по решению Политбюро. В плановом порядке.

И все остальное у нас делается по тому же решению Политбюро. Когда какой-нибудь газпром покупает электроэнергию по чуть ли не в тысячу раз завышенным ценам, а потом делит полученное бабло между хозяевами электростанций и собственными начальниками, провернувшими сделку, это что? Рынок, что ли? Или когда в РАО ЕЭС платятся за счет налогоплательщиков зарплаты от 20 до 200 тысяч долларов в месяц, это что? Капитализм? Или когда в регион социальные трансферты поступают только, если откатить половину Кое-Кому в Белом доме. Повторяю для тупых: ПОЛОВИНУ! То есть 50 %, а не аркадски-буколические 2 %! Я уж не говорю о таком торжестве демократии и рыночной экономики, когда большую часть налогов с физлиц платят бедные, а богатые уходят от них под всеми возможными предлогами. Это при плоской шкале налога! Когда большая часть особняков на Рублевке числятся недостроем, чтобы не платить налогов на недвижимость, а землю хозяева жизни приобретают за бесценок.

Правда, справедливости ради надо сказать, что не все у нас в стране делается по решению Политбюро. Иногда хватает решения райкома или горкома. Это когда, к примеру, русских дворников в Москве заменили на дворников-таджиков, потому что только Трудолюбивые Мигранты готовы отдавать теткам из жэка от половины до двух третей своей дворницкой зарплаты.

Но уж исключительно решением Политбюро, а не какого-либо нижестоящего органа могут определяться беспрецедентные масштабы воровства верхов и однозначно соответствующей этому воровству бедности низов.

Судите сами! Уровень жизни в брежневско-горбачевском СССР на сто процентов зависел от экспорта нефти. А вовсе не от производительности труда в остальных отраслях. После распада СССР в РФ осталось 80–90 % разведанных нефти и газа. А население сократилось в два раза. Значит, уровень жизни должен был возрасти минимум в два раза. Мог и больше. Ведь нефти сейчас продают на экспорт много больше, а газа — неизмеримо больше, чем в позднесоветские времена. Но минимум в два раз он должен был возрасти. А он — в два, как минимум, раза упал! Значит, у нас отбирают не половину нашей законной доли, а три четверти! Под законной долей я имею в виду ту долю от общих доходов, которую мы имели при Брежневе. От этой-то доли (и без того не слишком большой) у нас и отбирают три четверти. То есть воруют в масштабах ВВП. Я здесь имею в виду, разумеется Валовый Внутренний Продукт, а не То, Что Вы Подумали.