Новым шефом МГБ стал 38-летний Виктор Абакумов, руководивший в годы войны Главным управлением контрразведки Смерш Наркомата обороны СССР. Его тестем был один из сильнейших экстрасенсов того времени московский врач Н. Смирнов, который в 1920-е годы гастролировал по стране с сеансами гипноза под псевдонимом Орнальдо (позднее НКВД привлек его к работе в интересах органов).
Попал в опалу и секретарь ЦК Маленков, возглавлявший одновременно Управление кадров ЦК. Он оказался причастен к «авиационному делу» 1946 года, когда группу руководителей авиационной промышленности и ВВС обвинили в сокрытии фактов выпуска бракованной продукции. Маленков как член Госкомитета обороны курировал в годы войны авиационную промышленность и ему еще повезло, что дело ограничилось изгнанием из аппарата ЦК (на его место взяли из Ленинграда Кузнецова) и назначением заместителем председателя Совета министров СССР. Георгию Максимилиановичу, видимо, пригодился огромный аппаратный опыт, когда он работал в середине 1930-х годов в аппарате ЦК под руководством небезызвестного Николая Ежова.
«Старики» Молотов, Ворошилов, Каганович благоразумно наблюдали со стороны, а сражались между собой молодые «ленинградцы» и тандем Маленков — Берия. Шансы выходцев из города на Неве казались поначалу предпочтительнее. Даже после смерти Жданова и возвращения летом 1948-го на пост секретаря ЦК Маленкова они располагали более значительными аппаратными возможностями. Было, в частности, немаловажным, что Кузнецов курировал кадровую политику и правоохранительные органы, в том числе МГБ. У него сложились с Абакумовым хорошие отношения, перераставшие не раз в дружеские застолья.
«Ленинградцев» убаюкало внимание к ним Сталина, который в частных разговорах давал понять, что Вознесенский и Кузнецов могут рассчитывать принять из его рук эстафету управления страной: один — как глава правительства, а второй — во главе партии. Но, лишенные поддержки умершего Жданова, его питомцы стали совершать аппаратные ошибки. Не остались незамеченными Сталиным заносчивость и высокомерие Вознесенского, его неосторожные высказывания, позволяющие упрекать председателя Госплана в великорусском шовинизме. Можно предположить, что творилось в душе выходца с Кавказа Сталина, когда ему сообщали о националистических высказываниях его фаворита.
Тем временем Маленков и Берия обрели новых союзников. К ним примкнули заместитель председателя Совета министров СССР Максим Сабуров и министр химической промышленности Михаил Первухин, в 1950 году ставший заместителем председателя Совета министров СССР.
К несчастью для «ленинградцев», в 1949 году возникло обвинение второго секретаря Ленинградского горкома партии Якова Капустина в «связях с английской разведкой» (в 1935-1936 годах после окончания индустриального института он проходил стажировку на английских предприятиях). Как возникло это тяжкое обвинение, до сих пор неясно, так как соответствующие архивы закрыты для исследователей. Был это донос или оперативная информация МГБ, а может быть, как нередко бывало в те времена, вымысел следователя, выполнявшего заказ сверху? Нельзя исключать, что фальшивку подбросила сама английская разведка, расчищавшая дорогу кому-то из «своих». Впрочем, без архивных документов это только предположение.
Летом 1949-го Вознесенского и Кузнецова арестовали, а 1 октября 1950 года по приговору военной коллегии Верховного суда СССР они были расстреляны. Интересно, что казнь представителей «ленинградской группы» проходила в отсутствие Сталина, который слег с высоким давлением в начале августа 1950-го и не появлялся в кремлевском кабинете до середины декабря. Это было уже не первое вынужденное «затворничество» вождя, который проболел почти пять месяцев во второй половине 1947 года.
Но если тогда страной управляли «ленинградцы» во главе со Ждановым и Вознесенским, то теперь у руля встали Маленков и Берия, заручившиеся поддержкой зампред-совмина Булганина, курировавшего вооруженные силы, и возвращенного в декабре 1949-го в столицу из Украины Хрущева, ставшего секретарем ЦК КПСС и одновременно первым секретарем Московского горкома партии. Новые визири не замедлили свести счеты со своими поверженными соперниками. После выздоровления «хозяин» мог и пощадить Вознесенского, санкцию на арест которого он дал не без колебаний.
В 1950 году вновь стало возрастать влияние Берии, который сумел доказать Сталину свою полезность в качестве куратора атомного проекта. Благоприятное впечатление на Сталина произвели успешные испытания ядерного оружия, в чем несомненна и заслуга Лаврентия Павловича, сумевшего наладить нормальные рабочие отношения с большинством ученых. В специальном постановлении ЦК ВКП(б) и Совета Министров СССР Берии была выражена благодарность «за организацию дела производства атомной энергии и успешное завершение испытания атомного оружия». Ему присвоили звание лауреата Сталинской премии первой степени. Понятно, что это были знаки внимания правителя, который вновь приближал своего земляка, умевшего быть полезным.
Образовавшийся «квартет» (Маленков, Берия, Булганин, Хрущев) добился в феврале 1951 года принятия двух важных решений Политбюро ЦК, закреплявших их доминирующее положение на олимпе власти (причем решения принимались опросом, без проведения заседания). Во-первых, председательствование на заседаниях президиума Совета министров СССР и бюро президиума было возложено поочередно на заместителей председателя Совета министров СССР Булганина, Берию и Маленкова (такая очередность устанавливалась постановлением Политбюро ЦК). Им поручалось также рассмотрение и решение текущих вопросов. Постановления и распоряжения Совета министров СССР предписывалось издавать за подписью председателя Совета министров СССР Сталина.
Но фактически больной вождь самоустранялся (устранялся?) от решения оперативных вопросов управления страной. Молотов, Микоян и Каганович были выведены из бюро президиума Совмина, и тем самым они утрачивали возможность влиять на формирование государственной политики. «Триумвират» (Булганин, Берия и Маленков) де-факто переносил решение основных вопросов из ЦК в Совмин, оставляя за партийным аппаратом идеологические вопросы, связь с зарубежными коммунистическими партиями, подбор (совместно с органами госбезопасности) кадров для партийной и государственной работы.
Во-вторых, Булганин вернул себе руководство военно-промышленным комплексом. В Совмине было создано бюро по военно-промышленным и военным вопросам, призванное координировать деятельность четырех министерств (авиационной промышленности, вооружения, вооруженных сил и военно-морского флота).
Важнейшее значение для дальнейшего развития событий имело отстранение от дел министра госбезопасности Абакумова. И у Маленкова, и у Берии были личные основания ненавидеть шефа МГБ. Абакумов имел непосредственное отношение к «авиационному делу» 1946 года, стоившему Маленкову как куратору авиационной промышленности должности секретаря ЦК. А Берия не мог простить ему изгнания из министерства приближенных к нему высокопоставленных чекистов и ареста в ноябре 1950-го своего личного врача Я. Этингера, умершего в тюрьме от пыток через четыре месяца.
Маленкову удалось скомпрометировать преданного Сталину министра. На стол в кабинете вождя легло письмо никому не известного офицера МГБ Михаила Рюмина, работавшего одним из следователей следственной части по особо важным делам. В доносе Абакумов обвинялся во многих грехах, утрате бдительности, бытовом разложении, а главное — в попустительстве «террористическим замыслам» кремлевских врачей.
Играя на болезненной мнительности теряющего физические и эмоциональные силы вождя, Маленков уговорил его в августе 1951 года назначить новым шефом МГБ «своего человека» — заведующего отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б) Семена Игнатьева, прибывшего на Старую площадь с поста уполномоченного ЦК по Узбекистану. Абакумова же в духе «лучших традиций» того времени в июле 1951 -го взяли под стражу, нещадно пытали, чтобы добиться признаний в измене (расстреляли его только в декабре 1954-го, когда власть уже перешла к Хрущеву). Первым же замом у Игнатьева стал грузин по национальности генерала Гоглидзе...