Какое отношение ко всему этому имеет мой спорт? Самое непосредственное. После того, как я записался в секцию, у меня уже не было времени на все эти проделки. После седьмого класса я перешел в республиканскую спортивную школу и почти все время там и проводил. То занятия, то тренировки, то соревнования. Лето и каникулы – в горах, на сборах. Когда сдал на первый разряд, стали платить стипендию, так что вопрос о деньгах не стоял так остро. Ну и отошел я от них, просто времени не оставалось на эту дурь. И сели пацаны все вместе, но без меня.

Я получил звание мастера спорта, поступил в институт. У меня завелись новые знакомства, увлекла учеба. Я впервые стал изучать предметы, которые могли помочь мне в будущей работе. Многое приходилось наверстывать из пропущенного в школе. Но мне было интересно, я получал реальные знания, которые мог тут же применить на практике.

А потом был Афган. Что и как там было, рассказывать не буду. Незачем. Когда я вернулся, устроился тренером в республиканской школе – в той самой, где сам учился. Днем я работал, вечерами пил водку и спал с женщинами. Потом женился. Но все проходило как будто на автопилоте. Большая часть меня продолжала жить там, в Афгане.

Я все никак не мог вернуться с войны. Первые месяцы, если меня неожиданно будили, то я, не просыпаясь, вскакивал и мог серьезно покалечить будившего. Потом внешне все успокоилось, но боль ушла внутрь. По ночам во сне я снова возвращался туда, горел в БТРе, полз под пулями, спасал и никак не мог спасти своего раненого командира. Нашего товарища лейтенанта, которому потом присвоили Звезду Героя. Посмертно и без объявления в газетах. Тогда было так.

Все, не буду больше о войне, а то совсем отвлекся. Так вот. У Арика по субботам вечерами всегда собиралась интересная компания. Летом сидели допоздна в небольшом тенистом дворике, зимой набивались в крошечную кухню. Пили чай, говорили и спорили без конца. Кроме музыкантов там бывали и журналисты, служившие в местных газетах, и писатели, связанные по рукам и ногам тематическими планами издательства. Я думаю, что они и жили вот так: от субботы до субботы, ради того, чтобы вечером собраться у Арика и поговорить обо всем на свете. Пели песни, читали стихи. Обсуждали до хрипоты все новости. Высказываемые мнения обычно отличались от официально принятых, зато были аргументированы значительно грамотнее и более объективны. Доставалось всем, включая самых именитых. И таким образом сидели до глубокой ночи, да так, что потом приходилось возвращаться пешком, потому что метро уже было закрыто. Но все равно сидели и никак не могли наговориться. Вот так: от души, обо всем наболевшем, без помех и без оглядки. Хотя как раз оглядываться им все же следовало. Но об этом чуть позже.

Одного из гостей Арика звали Виктор. Бывал он там не часто, но знал он всех, и принимали его всегда с радостью. Высокий пузатый бородач каким-то неведомым образом умудрялся расположить к себе с первой же минуты. К собеседнику он обращался несколько книжно – «старик», что только прибавляло ему обаяния. Он был весельчак и балагур; не имея ни слуха, ни голоса, с удовольствием играл и пел под гитару, нимало не смущаясь присутствием профессиональных музыкантов, которые потихоньку фыркали над его особо «удачными» пассажами.

Работал Виктор в центральной психиатрической больнице. Эта его работа была, разумеется, предметом всеобщего внимания и поводом для всевозможных шуток. Он и сам не раз рассказывал байки и о пациентах, и об обслуживающем персонале, включая и самих врачей. О себе, однако, он говорил по другому. Он был не врач-психиатр, а профессиональный психолог. Он объяснял, что то, чем он занимается – на самом деле не психиатрия, а психоанализ. На Западе есть отдельная область науки, говорил он. Психоаналитики работают совершенно независимо от психиатрических клиник, и занимаются отнюдь не психами, а нормальными людьми, помогая им решать свои проблемы.

Виктор тоже работал не в самой больнице. Это называлось «Кабинет профилактики нервных и психических заболеваний». Последний рубеж для потенциальных клиентов больницы. Человек, попавший к Виктору, мог избежать госпитализации. Для его пациентов это был шанс привести себя в норму без применения неприятных процедур, которые практиковались в больнице. Позже я узнал, что Арик попросил его помочь мне, и он тут же согласился, потому что и сам видел, что я не совсем в порядке.

И вот однажды вечером Виктор подошел ко мне и предложил выйти во двор, покурить на свежем воздухе. Мы вышли и закурили. Как обычно, он выложил из своего неистощимого запаса очередную байку про психов, потом завел разговор о своей работе. Мы успели докурить, прежде чем он перешел к главному. Он предложил мне поговорить о том, что меня беспокоило. Я стал отнекиваться, – мол, ничего не происходит, все нормально. Он стал настаивать. Я попытался отшутиться, – мол, вечно тебе психи мерещатся, успокойся, ты же не работе, а к нормальным людям в гости пришел. Тогда он усмехнулся и сказал: «Или мы с тобой сейчас спокойно, на месте, во всем разбираемся, или я завтра присылаю к тебе на работу официальную бумагу с просьбой отправить их сотрудника товарища Еремина С. Ю. в психиатрический диспансер на обследование. Там и посмотрим, насколько ты нормальный».

Я вспылил, – мол, что за порядки, зачем ты лезешь в мою жизнь? Интересно, что он не пытался меня успокоить или остановить. Наоборот, он заводил меня все больше и больше, пока я не потерял над собой контроль и не ударил его. Вернее, я попытался ударить, но он был готов к этому. Уйдя от удара, он перехватил мою руку и вывернул ее в борцовском захвате. Буквально через секунду, не дав мне опомниться, он сказал «брейк» и сильно оттолкнул меня. За пару секунд я успел прийти в себя и стоял, ничего не предпринимая. Я не совсем понимал, что произошло, только изумленно смотрел на Виктора. Сердце стучало где-то в районе горла, перед глазами плавали круги.

Виктор увидел, что я больше не агрессивен, достал из кармана сигареты и протянул мне пачку. Я достал сигарету и прикурил от протянутой зажигалки. Это помогло, и постепенно я успокоился. Виктор тоже закурил.

– А теперь давай проанализируем, что же у нас происходит, – начал он. – В психологии есть такое понятие: неадекватная реакция. То, что сейчас случилось с тобой – и есть типичный пример той самой неадекватной реакции. Психически здоровый человек не полезет бить морду в ответ на предложение о помощи. Поэтому давай сразу согласимся, что с тобой не все в порядке. Смотри, я не делаю никаких выводов, не ставлю никаких диагнозов. Просто предлагаю тебе самому посмотреть со стороны. Согласись, что у тебя все же есть проблема.

Я сделал вид, что раскуриваю погасшую сигарету, и не ответил.

– Хорошо, – продолжал Виктор. – Теперь второй вопрос. Ты сам знаешь, что невозможно делить мир только на черное и белое, на хорошее и плохое. Всегда есть несколько объяснений. Вот и у нас сейчас есть, по меньшей мере, два варианта. Первый вариант заключается в том, что это была твоя нормальная реакция. Это может означать только одно. Это значит, что ты по своей сущности – очень недалекий человек, который ничего, кроме самых элементарных понятий типа «меня обижают» и «я даю сдачи» понять не в состоянии. Тогда мы вопрос закрываем и к этому разговору больше не возвращаемся. И вообще больше с тобой ни о чем не разговариваем, поскольку наши уровни мышления сильно разнятся. Да и выпивать тебе в таком случае я рекомендую уже не здесь, а прямо возле винного магазина. Там ты всегда найдешь себе подходящую компанию, там тебя все поймут, да и на мордобой никто не обидится.

Я молчал и смотрел на него, ожидая продолжения. Виктор тем временем продолжал:

– Второй вариант более вероятен с моей точки зрения. Твоя реакция действительно была неадекватной. Более того, поправь меня если я ошибаюсь, но это стало неожиданностью для тебя самого, правильно? Ведь ты не собирался устраивать драку, и до последнего момента ты не хотел меня ударить. Кстати, я-то знал, чем дело может кончиться, и поэтому был готов к твоему удару.