Незаметно для самого себя, я начал оправдываться. Я стал объяснять, что не преследую никаких целей, кроме описания эпизодов, в которых лично участвовал. Я повторил все доводы Виктора, которые он приводил, уговаривая меня написать эту книгу. Гость внимательно слушал, кивая головой. Когда я выговорился, он сказал:

– Что ж, я вас понимаю. Поэтому и пришел к вам домой, и мы беседуем здесь, а не в моем кабинете. Я уже догадывался, а теперь окончательно убедился, что вы не сами это придумали. Вы поете с чужих слов. Со слов людей, которые враждебно относятся к нашему строю. Я не виню вас. Вы стали жертвой людей, которые ни во что не ставят достижения нашей великой страны. Этим людям вообще чужды идеалы нашего общества. Ради удовлетворения своих мелкобуржуазных интересов они и вас втянули в круг своей преступной деятельности. Но вы, Сергей Юрьевич, как патриот своей страны, как настоящий русский человек, должны покончить с этим, и решительно отмежеваться от таких людей.

Эта речь продолжалась еще очень долго. Из гладких официальных фраз я понял главное. Мне предоставлялась возможность свалить все на Виктора с Ильей, а заодно подставить Арика со всей компанией. В этом случае меня простят и оставят в покое. Тем более (как все время подчеркивал гость), отношение ко мне со стороны его всемогущей организации, в общем-то, сочувственное. Они с пониманием относятся к моему теперешнему состоянию. Они знают, что я много пережил, и помогут преодолеть эти временные трудности. Гость намекнул на возможность лечения в привилегированной клинике, на путевки в реабилитационный центр в Крыму, на другие льготы, которые мне будут положены как ветерану, исполнявшему свой интернациональный долг.

Я понял, что мне предоставляется право выбора. Либо взять все на себя и отправиться в тюрьму по статье «антисоветская пропаганда», либо проходить по тому же процессу, но – свидетелем. Работу над книгой я должен прекратить в любом случае, а все уже написанное немедленно сдать, вместе с распиской, что ничего больше не у меня не осталось. Выбор был, конечно, небогатый.

Мой гость все говорил и говорил. Монотонный голос и привычные до отвращения газетные формулировки создавали некий медитативный фон. Я почувствовал, что впадаю в оцепенение. За спиной моего собеседника появилось мерцающее облако. Оно постепенно становилось более плотным, темнело, обретало контуры. Наконец, облако перестало светиться, превратившись в висевшую в воздухе дверь. Она открылась с громким скрипом, который, впрочем, КГБшник не услышал. Из двери выпрыгнул маленький, хулиганистого вида чертенок. Дверь с противным визгом тут же захлопнулась за ним и исчезла. А чертенок принялся веселиться: он бегал вокруг кресла и корчил мне рожи; схватил с пола упавшую авторучку, оседлал ее и принялся скакать на ней вокруг кресла.

Я потряс головой и протер глаза. Чертенок не исчез. Он остановился, слез с ручки, взял ее «на караул», и выжидательно замер, отдавая мне честь. Мой гость перестал говорить и посмотрел на меня:

– Вам нехорошо?

– Нет, нет, продолжайте, пожалуйста, я внимательно вас слушаю, – ответил я.

Он опять заговорил. С первыми же его словами чертенок продолжил свои выходки. Теперь он разыгрался вовсю: забрался на КГБшника и стал отплясывать нечто неприличное у него на голове. Тот, ничего не замечая, продолжал говорить. Окончательно распоясавшийся чертенок свесил хвост, и принялся кисточкой щекотать ему нос. КГБшник чихнул, не понимая от чего. Я не выдержал и засмеялся. Чертенок радостно завопил и исчез. В тот же миг мой гость замер с открытым ртом на середине слова. Я огляделся. Всякое движение в комнате прекратилось. Маятник настенных часов остановился в верхней точке и, похоже, не собирался опускаться. Занавеска на окне застыла красивой волной. Вокруг стояла неестественная тишина. Впрочем, как раз тишина длилась недолго. Позади меня раздалось негромкое «кхе, кхе…».

– Здравствуйте, уважаемый Сергей Юрьевич! – произнес голос за моей спиной.

Я обернулся, но никого так и не увидел.

– Вы не туда смотрите, – послышалось вновь.

Я повернул голову обратно и увидел, что в кресле, которое только что занимал чекист, теперь сидел черт. Это был не тот нахальный чертенок, который только что тут отплясывал и всячески хулиганил. Это был серьезный солидный черт, одетый в строгий костюм – «тройку». Из жилета торчали большие серебряные часы на цепочке, тянувшейся из кармашка через весь живот к противоположному краю жилетки. Между рогами просвечивала лысина. Это был наш общий знакомый – Евлампий.

Разговор с чертом вначале был односторонний. Черт, расположившись на месте КГБшника, начал издалека. Он подробно описал мне все варианты дальнейшего развития событий. По его словам выходило, что как бы я не поступил, конец будет один – предательство, психушка, самоубийство; либо – тюрьма, больница, самоубийство. Было еще несколько вариантов, но все кончались одинаково: самоубийством. Чего-чего, а красок для описания моего будущего он не жалел. Я был настолько подавлен случившимся, что только кивал ему в ответ. Наконец, Евлампий почувствовал что материал готов, и приступил к главному. Он сделал драматическую паузу и после сообщил, что на самом деле выход имеется, по каковой причине он, собственно, и находится здесь. Он предложил отправить меня в такое место, где меня не найдет даже КГБ, и где я буду в полной безопасности.

– Уж не к себе ли вы хотите меня забрать? – поинтересовался я.

– Совершенно верно, абсолютно верно, – обрадовано подтвердил Евлампий. – Надеюсь, вы понимаете, что там они вас не достанут?

– Да уж, там меня никто не достанет. А чем же это лучше обещанного вами самоубийства?

– Во-первых, это не так больно, и совсем не страшно. Во-вторых и в главных, вы же останетесь живы.

– Не понял…

– Я заберу вас в Ад живым – таким, какой вы есть сейчас. Поживете у нас, поработаете, а в свободное время допишете свою книгу. Вы, по-моему, уже достаточно подкованы в литературном деле, чтобы закончить ее самостоятельно, без Ильи.

– Живым? Поработать?

– Ну да. Не вы первый, не вы последний. Нам нужны живые люди из современного мира, а то мы, знаете, как-то не поспеваем за вашим, так называемым, прогрессом. Будете у нас, кхе кхе… консультантом.

– Все равно не понимаю. Какая разница, попаду я к вам живым или мертвым, все равно ведь это – Ад!

– Экий вы непонятливый. Вы же не как грешник туда попадете, а как служащий. Поверьте, это очень большая разница. Поживете у нас, приведете себя в порядок. А там, глядишь, и здесь все образуется и вы сможете спокойно вернуться.

– Ага, так это временно, только переждать весь этот кошмар?

– Ну да, я же об этом вам и толкую.

Я почувствовал, что у тупика, в котором я оказался, похоже, действительно имеется выход. Но потом я вспомнил о другом:

– Хорошо, допустим, я спрячусь. А что будет с остальными? Их же все равно посадят. И все это из-за меня. Я не могу их предать, Евлампий, это не по-мужски.

– Ваши чувства делают вам честь. Должен признаться, что по роду своей деятельности я чрезвычайно редко встречаю подобное отношение к людям. Лично я считаю излишним заботиться о других, а ваш подход, с моей точки зрения, граничит с откровенной глупостью. И кому, скажите, станет легче, если вместе с Ильей арестуют и вас? Только КГБ и порадуется.

– Как хотите, но я все решил. Я остаюсь.

Евлампий заерзал в кресле. Было видно, что ему очень не хочется заканчивать встречу подобным образом. С минуту он отчаянно, с хрустом, грыз коготь на указательном пальце, затем обреченно махнул рукой и сказал:

– Ладно, уговорили. Хотя я категорически отказываюсь вас понимать. Давайте заключим договор. Если я устрою все так, что никто из ваших друзей не пострадает, вы отправитесь со мной?

Я кивнул. Выхода у меня не было. Евлампий поднялся из кресла:

– Хорошо, тогда ждите меня здесь.

С этими словами он исчез. Черт отсутствовал примерно минуту, затем появился вновь. Выглядел он неважно. Лацкан дорогого пиджака был оторван и висел на нескольких нитках, рукава по локоть были мокрые. Он снова уселся в кресло, кисточкой на хвосте вытер пот со лба и произнес: