Мягко 'отправленная' Павла, не спеша, отошла к зданию диспетчерской. Отправленный на разведку Анджей все не появлялся. За спиной она успела расслышать всего несколько фраз, касающихся недавней беседы.

   -- Наивный юнец. Думает, что никто до него об этом не думал. Помнишь нашу записку, приложенную к проекту? Мы ведь 39-го тоже хотели жидкостными ракетами разгонять.

   -- Интересный парень. Смотрел на меня как на чудо, но не струхнул. И уверенность в нем есть. Может через годик-другой, и правда, услышим о нем. А? Как думаешь Сол?

   -- Вряд ли. Ну, так как с моей просьбой?

   -- Давай так. Сегодня я точно не успею. А денька через четыре прилечу на Райт-Филд, там мы все с тобой и обсудим. Подскочишь туда, тебе же близко. Ну или я к тебе...

   Продолжения Павла уже не слушала. Вернувшийся от владельца авиашколы Терновский от переизбытка чувств завернул цветистую польскую идиому. Сдать экзамены в Ошкоше прямо сейчас было невозможно, потому что местная авиашкола начинала прием экзаменов только в сентябре. Тратить время на пришлых даже за деньги тут никто не собирался. Приятели залезли в свой 'Форд' и двинулись дальше...

   ***

   Под завывание несущихся к ожидаемому месту посадки пожарных машин, дымящийся самолет заходил на полосу. Один из боковых винтов не вращался как раз со стороны пожара. Сама крылатая машина нервно покачивалась с крыла на крыло, что явно свидетельствовало о частичном повреждении крыльевой механизации. Налицо, был очередной 'взбрык' одного из опытных ТРД. Проскура метался по аэродрому, раздавая нервные распоряжения. К зарулившему самолету сначала подскочила пожарная машина. Затем у закопченного мокрого бока фюзеляжа материализовался грузовик с бригадой демонтажников. Пилот-испытатель сочувственно похлопал по стойке шасси, и шагнул к начальству.

   -- Все целы, Георгий Михалыч?!

   -- Кусок внешнего контура близко от стекла просвистел, Георгий Федорович, но никого не задело. Я еще там наверху второго 'Кальмара' тоже выключил... Решил на двух винтах садиться, вроде нормально вышло.

   -- Правильно решили. А что там с нашим новым 'погорельцем' стряслось? Успели разобраться?

   -- После очередного включения рванул. Сперва у обоих 'Кальмаров' давление топлива упало, потом у левого температура 'на взлет пошла'... Возможно, снова трубки топливной системы, а может, и сами форсунки. Главное, что турбина в этот раз точно не причем. Не было характерных звуков.

   -- Ладно, голубчик, идите, отдыхайте. На сегодня все полеты закончены, но к вечеру жду ваш отчет.

   -- Думаю, через часик напишем.

   -- Можете не спешить. Да, слава Богу, что все живы!

   -- Да уж. Если бы не оставшиеся два мотора пришлось бы кольца рвать.

   Проскура, в очередной раз мысленно похвалив Колуна и Еременко за фантастически удачный в плане безопасности аппарат, пружинистым шагом отправился в ремонтный бокс. А Шиянов через окно бытовки окинул благодарным взглядом своего любимца, и начал набрасывать черновик отчета. В который уже раз 'Горын' принял на себя большую часть смертельного риска, и спас свой экипаж. Первенец и флагман эскадры реактивных испытательных машин сейчас сиротливо замер со снятыми капотами, и пустыми нишами демонтированных с него летающих испытательных стендов. На крыльях продолжали суетиться техники.

   -- Егор Михалыч. Звиняй, шо тревожу!

   -- Да брось ты, Савва Михалыч! Всегда тебе рад. Стряслось чего?

   -- Да ни особливо чего, Егорушка... Пашка вот только мне снова написал, и просил до вас с Михал Михалычем весточку отправить. Вот я и передаю.

   -- Спасибо, почитаю. Ну, а на словах передавал чего-нибудь?

   -- Так мы ж и не виделись с ним. Я сам-то это его письмо от Житомирских вояк получил. Мне он там тоже кой-чего отписал.

   -- По нашим делам?

   -- По ним.

   -- Намекнешь о чем?

   -- От тебя чего таиться. Просил попробовать жаростойкие лепестки к реактивному соплу придумать, которые тонкими тягами раскрывать и обратно прикрывать можно будет. Чтоб, значица, тягу нашему 'Осьминогу' регулировать. Да вот, думаю, дело то дюже сложное. Боязно мне что-то за такое самому браться.

   -- Так ты бы у научных ребят спросил. У того же Проскуры опять же.

   -- Даже не знаю, стоит ли о том, говорить ли товарищу профессору.

   -- Ты это напрасно, Михалыч! Георгий Федорович, обязательно придумает, как такое сделать и применить.

   -- Так, Пашка меня сызнова подбивает... Мол, сначала тот макет надо сделать, и лишь потом его показывать. Вроде того, не любит 'Большая наука', чтобы её уму-разуму учили. А вот от готового механизма в жизни не откажется. Даже мотоцикл, который я ему делаю, предложил продать, да на эти деньги работу начать. Потом еще доплатить собирается. Да только не в деньгах тут дело. Эх! Совсем ведь не в деньгах... Больно уж сложная механика там в его каракулях прописана. Не потяну я один такое.

   -- Так к Лозино-Лозинскому зайди, расскажи. Чего толку одному кручиниться.

   -- А если, и, правда, с умных мыслей собью наших разумников, тогда как?

   -- Брось, Михалыч! Павел тоже не ясновидец. Парень, то он умный, только зря этими интригами так сильно увлекся. Проще надо! Объяснить паре человек, начать с ними проработки в инициативном порядке, а уже потом и по начальству доложить, чтобы в план эту работу поставили...

   -- А ну, как запретит нам начальство? Баловством обзовет, а время-то и упустим. А потом поздно нагонять будет. Пашкина-то чуйка еще ни разу осечки не дала. Словно его кто за руку ведет...

   Беседа длилась еще долго, но оптимизм молодости, смог переубедить реализм старшего поколения. И в итоге в новое 'коварство' далекого 'подстрекателя' решено было посвятить еще трех человек, чертежника Ефима, расконвоированного недавно слесаря Анатолия и Глеба Лозино-Лозинского. Материалы можно было брать из брака, а работать над новым проектом 'конспираторы' собирались в свое личное время.

   ***

   Время утекало сквозь пальцы. Намеченный в Москве график этого этапа еще не был тотально похерен, но уже трещал по всем швам. Запланированная встреча была снова сдвинута очередным форс-мажором. В животе начинающих разведчиков противно урчало. Предыдущее кафе на другой стороне площади напротив полицейского участка они дружно забраковали. Ноги уже сами понесли их в следующее заведение местного общепита, когда картонный транспарант не слишком грубо, но довольно решительно преградил им дорогу.

   -- Эй! Мистер!

   -- В чем дело, мистер? Я вас не знаю.

   -- У нас тут пикет против произвола правления. Локаут не пройдет! Нет произволу капиталистов!

   -- И что? Мы-то тут причем? И не кричите вы прямо в ухо, так и оглохнуть можно.

   -- Вы же не станете терпеть такого произвола, мистер. Есть же закон, в конце концов! Людей без всякой причины выкидывают на улицу! Отбирают работу, а вместо пособия платят гроши. Локаут не пройдет! Присоединяйтесь к нам! Скоро начнется наша забастовка...

   -- Мы вообще-то тут лишь проездом. Просто хотим спокойно поесть. И не планировали участие в ваших 'баталиях'.

   Анджей все пытался вырвать свой рукав из цепких лап 'демонстранта', а Павла уже подошла к стойке. Бармен, хитро прищурившись, кивнул в сторону 'народного трибуна' и понизил голос.

   -- Эй, мистер. Купите вы ему пиво, и он от вас отстанет. Третий день беснуется бедняга, но никто к нему не присоединяется.

   -- Зачем, мистер? И почему он один? Разве бывают такие забастовки протеста?