В голосе главного монгольского чекиста прозвучала робкая надежда на неосуществимость данной затеи, но эта мольба так и осталась неуслышанной.

— Да я вообще-то, не дожидаясь вашей команды, уже распорядился продолжить переделку шести аппаратов. Сперва четыре хотел делать, а потом понял, что и шести маловато. Часам к трем ночи Ванин обещал закончить, значит можно планировать налет. Первый-то образец уже со вчерашнего дня летает. И потом, Виктор Михайлович… вы же читали этот план операции. Идея-то толковая, можно так самураям врезать, что только пятки их сверкать будут. Да и танкистам нашим поможем. Нам бы хотя бы три ТБ-3 раздобыть и еще хоть роту десанта. А танкисты, да пусть они сразу после налета атакуют и на плечах японцев на тот берег врываются. А? Виктор Михайлович…

— Опять самовольничаете вы, товарищ старший лейтенант госбезопасности! Думаете, я сам японцев прищучить не хочу? «На плечах японцев». Или, может, думаете легко мне будет сейчас разрешение у командования получать? И где я два десятка толковых монголов для десанта найду? И парашюты… Ладно! Готовь своих орлов, но чтоб два вылета этих штурмовиков и не больше. И с соседями согласуйте, чтобы надежно прикрыли вас. Пушки березинские, эрэсы с И-14 и эти ваши гранд-зажигалки я разрешаю использовать. Но чтоб без потерь мне…

Через час вызванный по рации капитан госбезопасности был отправлен заниматься подготовкой ночного десанта. Поставленная задача отдавала матерым авантюризмом. Впрочем половину требуемых для этого дела людей и парашюты старший майор нашел довольно быстро. Но оголять все монгольские части НКВД он не собирался, поэтому остальными участниками ночного броска должны были стать профессионалы. И эти профессионалы могли через пару часов вылететь из Амурской области двумя бортами. А командир этих профессионалов майор Затевахин, считался знатоком своего дела. Вот только отдавать ему приказы могло лишь командование военного округа, и это уравнение еще требовалось решить. Как впрочем и получить «добро» на операцию от командующего 1-й армейской группой комкора Жукова.

В кабинете за длинным столом сидело несколько человек в парадной форме НКВД и командиров Красной Армии. Рядом со столом прохаживался невысокий человек в полувоенном френче.

— Почему вы, товарищи, считаете, что Жуков поступил неправильно?

— Но он ведь потерял в нескольких атаках почти все свои механизированные части!

— А если так было нужно?

— Даже если так, встает вопрос о грамотности этих действий. Таких потерь наши танковые части еще никогда не несли!

— Хорошо. Раз вы в этом сомневаетесь, то немедленно собирайте следственную комиссию и сами выезжайте на место…

Через полчаса за участниками совещания закрылись тяжелые дубовые двери кабинета, и вечно подтянутый секретарь поднял черную эбонитовую трубку для получения новых указаний. А двое сияющих громадными звездами в петлицах участников завершившегося совещания шли себе по коридору, негромко обсуждая между собой услышанное и увиденное.

— Как ты думаешь, Клим, что с ним теперь за это Хозяин сделает?

— Не знаю, Семен. Вроде бы японцев Жора оттуда выбил. Может и обойдется…

— Но танков-то он сколько прос.ал! Как чужое все разбазарил. И не по-хозяйски и людей вон сколько положил. Штерн пишет, что можно было пехоту дождаться и тогда уже долбить со всей дури. Да и как он теперь без танков там наступать собирается?

— Хм. Хрен его знает как! Штерн, конечно, мужик неглупый… Но тут уж я не знаю. Я когда отправлял его туда, так ему и говорил, чтоб он быстрее японцев на место поставил. А насчет танков… Вот затем Гришу и послали, чтоб во всем разобрался. Тебе бы приказали, и ты бы туда поехал. А теперь что? Мы-то с тобой не гадалки, теперь просто ждать нужно, чем там дело кончится.

— Ладно, поехали. Завтра нас с тобой Хозяин на даче ждет. Не слыхал о чем речь будет?

— Да кто ж его знает. Тут как в гареме «Все знают, что скоро в…ут, но не знают когда, кого и за что»…

Павла собрала командиров звеньев на военный совет. Лейтенант Зайцев скептически начал перечислять возражения. Видимо, ему не сильно нравилась идея начлета о нанесении удара блиндированными учебными истребителями со сверхмалых высот.

— Колун, у нас совсем нет времени на подготовку этого налета – это раз. «Кирасиры» эти блиндированные мы даже испытать не успеем – это два. Будет темно, и мы своих целей не увидим, если только наши разведчики опять их ракетами не подсветят – это три…

— У танкистов тоже времени нет – это четыре. И пехота уже к атаке последнего плацдарма готовится. Хватит уже буксовать, товарищи! Сейчас наши танки все еще горят на плоскогорье! А нам мост нужен. И плацдарм на том берегу. Нет у нас времени, значит будем импровизировать. Бой уже два дня идет, сколько еще наших пехотинцев и танкистов должны погибнуть, пока мы этих гадов за реку отбросим? И пусть даже отбросим, но если мост они взорвут, то сколько людей погибнет, чтобы их оттуда выбить? Сейчас день, а впереди ночь. Мы летим ночью, значит, нам нужен свет и ориентиры в районе цели, так?

— Ну так, и что с того?

— Бочки с горючим у нас есть?

— Допустим есть. И чем они нам помогут?

— Одна неполная полутонная бочка с зажигательной смесью взорванная на высоте пары десятков метров это десятки метров горящей земли. И горящей достаточно долго. А взорвавшаяся прямо на земле… Да тоже ничего приятного для японцев. Один СБ как раз две таких посудины поднимет. А мы эти пионерские костры для себя и для наших ребят уличным освещением сделаем. Бомберы, те пусть в свете САБов бомбят, а нам их времени горения не хватит. Нам желательно надолго их оседлать, загривок покусывая. Нам маяки нужны, как кораблям во время шторма. Вот в их свете уже мы свои гостинцы уложим и ПВО местное частым гребнем причешем. Потом для наших «ракетометчиков» осветительные ракеты пустим. Хотя вот для удара эрэсами можно и одним САБом пожертвовать. Ну, неужели же этой иллюминации им не хватит для работы? Как думаешь, Дементьев, хватит твоим орлам света?

— Хм. Да кто ж его знает пока не попробуем…

Горелкин вместе с Бочковым уехали в штаб командующего армейской группы. Вопрос был серьезный и до их возвращения никто толком не знал, состоится ли вообще этот вылет или нет. Павла переживала за свою затею. Порой в ее мозгу начинали просыпаться запоздалые опасения «А вдруг только хуже будет? Вдруг просто людей погубим, безо всякого толку?». Про свою смерть ее «извилина» думать почему-то наотрез отказывалась. А вот муки совести от неуверенности в успехе долго не давали ей покоя. Наверное на борьбу с собой она потратила даже больше сил, чем на убеждение комэска. Как бы там ни было, через несколько часов начальство вернулось в расположение, и операция, которую все, включая ее главного автора, считали жуткой авантюрой, началась. Точно в назначенное время первыми взлетели «Кирасиры» и Р-10, а за ними остальные участники…

В начале рабочего дня все женщины на своем рабочем месте хотя бы несколько минут обычно заняты одним и тем же. Отперев амбарный замок, Маша первым делом достала небольшое зеркало, чтобы найти ответ на извечный женский вопрос «Кто на свете всех милее?». На стоящего боком к ней часового она даже не обратила внимания «Он же все время тут стоит. Или не он, но такой же точно».

— Здравствуйте, красавица! О мой бедный разум! Эту минуту я запомню до конца моих дней. И даже если мне суждено будет погибнуть в жестоком бою с врагами за нашу Советскую Родину, то в последний свой миг я буду думать только лишь о вас одной! И шептать лишь ваше имя. О, Мария…

— Вам чего, товарищ? Вы кто такой?! Я охрану вызову…

— Вы ведь Песковская Мария Львовна, 16-го года рождения, уроженка Пензенской области, несудимая, член ВЛКСМ, направленная на Транссиб по комсомольской путевке?