Дед с внуком спускаются к реке. Водная гладь, не нарушаемая даже малейшим дуновением ветра, лежит словно зеркало. Мальчишка тут же скидывает вместе с майкой светлые со множеством кармашков штаны. И оставшись в одних плавках стремительно ныряет с берега, разбрасывая искрящиеся на солнце брызги. Пожилой мужчина снимает парадный пиджак и галстук распахивая ворот рубахи. Прикрыв глаза, он о чем-то думает. Несколько глубоких морщин собираются на обветренном лице. В этот момент пара брызг падает ему на щеку и он удивленно открывает глаза.

— Что, уже так быстро накупался?

— Деда, я кое-что спросить у тебя хочу.

— Ну так спрашивай.

— Про дядю Витю ты мне много рассказывал и про друзей его. А ты сам, как ты свой путь в небо начинал?

— Как начинал? Гм. Да почти так же как ты. Дед Мирон мой тоже в авиации служил, только называлась она тогда иначе – воздухоплавательные части. Он меня, можно сказать, и влюбил в небо. Помнишь своего прапрадеда? Ты же вроде в альбоме его старые фотографии видел. Али забыл?

— Да не забыл я, деда! Но вот с чего все по-настоящему началось?

— Хм. С чего началось? Да кто ж его знает, не помню. Хотя нет, помню. В Маньчжурии было дело. Воздухоплавательная рота тогда в тылу стояла, на фронт ее отчего-то не пускали. Вот мне и повезло разок на шаре прокатиться. Деду тогда за меня конечно попало сильно, но я его уж очень просил. А дело было так…

Камера разворачивается в небо и вдруг небо меняет свой голубой цвет на серый. Пленка явно состыкована наспех, но пока критиковать это некому. Неожиданно слева в кадр вплывает переплетенный привязанными к специальной сетке канатами воздушный шар. Дальше идет черно-белое кино. Вот, почти совсем не похожий на ветерана, мальчишка крутится под ногами бравого вида усатых солдат-воздухоплавателей. Вот его ехидно-мудрый дед степенно хвастается своей паровой лебедкой, и прихрамывая на правую ногу, обходит ее по кругу. Появляется лощеный штабс-капитан, перед которым дед Мирон тянется во фрунт. Офицера играет Эраст Гарин. На лице его скука. Он за что-то злобно отчитывает своего подчиненного, а потом, расслабленно помахивая прутиком, уезжает на двуколке в штаб. Проводив глазами миновавшее стихийное бедствие, солдаты торопливо крестятся. Потом мальчишка просит деда, пока начальства нет поблизости, дать ему слетать всего один разочек на только что заправленном из баллона шаре. Тот сперва машет рукой и хмурится, но потом все же соглашается и, воровато перекрестившись, сажает парнишку в плетеную корзину, грозя ему кулаком чтобы не высовывался. Вот шумит паровая лебедка и шар поднимается над, видимо зацветающей, холмистой равниной. Мимо пролетает небольшая стая уток. Парнишка, затаив дыхание, глядит вдаль на ежесекундно удаляющийся горизонт. И вниз на уменьшающуюся в размерах конную фуру с паровой лебедкой и дедом. Облака визуально приближаются. Крупным планом показывается лицо парнишки. В глазах восторг смешанный с изумлением. Но вдруг взгляд меняется и в нем проглядывает испуг. Парнишка видит как к расположенной невдалеке железнодорожной станции приближаются несколько мелких групп небрежно и разномастно одетых всадников, злобно потрясающих копьями и какими-то древними ружьями.

— Хунхузы! Деда, хунхузы!

Дед, услышав крик, начинает внизу суетиться. Лебедка пыхтит и плюется паром и шар стремительно опускают вниз. Дед, выслушав внука, что-то кричит какому-то кавалеристу. Тот срывается с места и скачет в сторону казачьего бивуака. Суета сборов и в сторону станции на перехват разбойникам, срывая карабины с плеча, карьером уносится пара десятков казаков. Дед снова истово крестится. И тут снова появляется на своей пролетке разнеможенный штабс-капитан. Узнав в чем дело и кто обнаружил бандитов, он приходит в ярость. Офицер с перекошенным лицом хлещет перчатками по лицу деда Мирона и отправляет его вместе с внуком под арест. Те понуро сидят в щелястом сарае. На лице деда унылое смирение. Мальчик возбужденно крутится рядом.

— Деда, расскажи, а?

— Чего тебе? Вишь как дело обернулось-то. Эхе-хе.

— Ну расскажи, а. Пожалуйста. Как ты первый раз полетел?

Дед живописно задумывается и поглаживая на груди маленький Георгиевский крестик, начинает свой рассказ.

— Вишь как, Алешка. Аккурат одинаково мы с тобой небо-то узнали. А дело то было давненько. Лет тридцать назад отправил нас царь-государь воевать турка. Да не поближе куда отправил, а в саму Болгарию. Там тогда турки шибко простой народ болгарский обижали. А болгары – такие же как мы с тобой люди, только язык у них смешной на бессарабский маненько смаховат…

По ходу рассказа о Турецкой кампании 70-х годов прошлого века, сквозь лица деда и внука проступает сначала карта боевых действий. Потом на ней появляются направления ударов русских войск. И вот на карте появляется город Плевна. Мгновение и вместо города изображенного на карте зрители видят с высоты птичьего полета какой-то некрупный город, наводненный войсками, одетыми в темные мундиры и фески. Камера летит из города в сторону осаждающих войск, сплошь одетых в белые гимнастерки. В которых опытный взгляд мог бы узнать летнюю явно милицейскую форму с нашитыми на плечи погонами. Вот, окруженная редутами батарея, отчаянно дымя, ведет огонь из своих пушек по противнику. Чуть сзади и в стороне виден наблюдательный пост воздухоплавателей. Шар медленно пытается подняться, отпускаемый в небо крутящими ручную лебедку солдатами. В корзине сидит офицер с подзорной трубой. Вдруг рядом раздается взрыв. Часть веревок удерживающих корзину рвется и офицер падает на землю с высоты второго этажа. Солдаты кидаются ему на помощь. Офицера кладут на носилки и уносят. Все стоят в растерянности. Вот показывают молодого парнишку, чьи глаза очень напоминают прищур деда Мирона. Это загримированное под юношу лицо Бориса Чиркова. Вот он забирается на полуоторванную от оболочки шара и висящую боком корзину и грозно кричит вращающим ворота лебедки солдатам. Те недоуменно крутят головой, но выполняют странный приказ. Болтаясь из стороны в сторону и сильно раскачивая криво висящую корзину, шар медленно ползет вверх. С разных сторон в воздухе появляются шрапнельные разрывы. Парнишка испуганно закрывает глаза, но потом наморщив лоб открывает один и, вращая им как хамелеон, начинает осматриваться. Сам он при этом крепко держится за веревки обеими руками. Вот он видит вражью турецкую батарею, стреляющую прямо по шару. Шрапнельные снаряды рвутся в воздухе, медленно подбираясь к корзине наблюдателя. Он истово кричит на землю.

— Братцы! Пушки турецкия за вон тем восточным холмом стоят! Туды бейтя!

Вот русская батарея дает пристрелочный залп с недолетом.

— Сажен сотню добавтя!

Следующий залп уходит в перелет.

— Ближе тридцать сажен!

Взрыв накрывает одну из турецких пушек.

— Беглым братцы! Бей их, гадов турецких!

Улыбка появляется на напряженном лице Мирона, но вдруг резко меняется тревогой. Показывают небольшой перелесок из-за которого выносится отряд турецких кавалеристов.

— Братцы! Слева конница турецкая! Картечью их!

В этот момент шрапнельный заряд рвется совсем рядом с шаром и отрывает еще несколько крепежных веревок. Стоявший до этого в скособоченной корзине Мирон вываливается из нее и повисает уже на руках, но продолжает корректировать огонь. Штанина на правой ноге лопается и проступает кровь. Шар медленно опускают ручной лебедкой, раненого Мирона принимают на руки. Развернувшиеся на вражескую конницу пушки дают картечный залп. Турецкие конники частью падают а другой частью пускаются в бегство. Мирон с закрытыми глазами шепчет солдатам.

— Пушки турецкия к дороге отходют. Поспешайте, робятушки…

Сцена боя туманно выцветает и сквозь нее проступает сцена беседы деда Мирона с внуком Алешей. Эпизод заканчивается и сквозь треск пленки внезапно раздается торопливый громкий комментарий оператора Володи Чибисова.

— Дальше игровых кадров нет. Там идут постановочные сцены воздушных боев для Испании. Смотрим всё вместе, я аппарат останавливать не буду.