Мы оба улыбались. Мое лицо горело. Но я вдруг снова почувствовала себя неловкой и какой-то неуклюжей. Снова заползла в свою старую раковину. Сделалась прежней Розалиндой.

Мы стали медленно спускаться вниз по ступеням. С Ричардом поздоровалась семейная пара, потом еще двое мужчин, он кивнул им в ответ. Выйдя из дверей театра, мы заговорили уже о более прозаических вещах. Наступила ночь, дул пронизывающий насквозь холодом ветер, неся в каждом порыве тяжелые снежные хлопья. Весь тротуар представлял собой грязное месиво. Люди садились кто в такси, кто в собственные машины. Я повернулась к своему спутнику.

— Что ж, — сказала я. — Мне пора, я на автобусную остановку… Прощайте и спокойной вам ночи.

Он жестом остановил меня.

— Где вы живете? — спросил он.

— На Уимпол-стрит, — ответила я.

Ричард задумчиво посмотрел на меня:

— Среди врачей и медсестер? Да? — Его губы сложились в быструю улыбку фавна, которую я так часто видела потом на его лице. В противовес чуть приподнятым уголкам губ его рот по-прежнему хранил печать серьезности и печали.

— Я работаю личным секретарем мистера Диксон-Рода.

— Боже милостивый! — воскликнул Ричард. — Не того ли самого великого окулиста?

Я кивнула. Ричард добавил:

— Как тесен мир. Кажется, моя старая тетя Оливия заказывала у него очки… Совсем недавно мы говорили об этом за столом. Я и сам собирался к нему в ближайшее время, так как у меня начали побаливать глаза. Похоже, и мне пора приобрести очки.

Я снова взглянула в его темные глаза:

— Я помню мисс Эш. Она наш постоянный клиент. Кажется, у нее еще такая трость из черного дерева.

— Да, да, и она очень напоминает ведьму. В старые времена ее, без сомнения, давно бы сожгли на костре, — проговорил Ричард и громко расхохотался. — Это она, тетя Оливия. И палка… Я помню эту палку еще со времен своего детства. Она всегда трясла ею перед своими племянниками и племянницами, если те расходились не на шутку.

Мне хотелось слушать еще и еще про эту старую тетку-ведьму. Мне просто хотелось его слушать. Мне нравился его голос… С ним было так просто, так естественно… Я надела перчатки, становилось холодно.

— Мне нужно домой, — сказала я.

Вдруг Ричард сказал:

— Послушайте, сейчас, конечно, поздно… Но я такой голодный, да, думаю, и вы проголодались. Почему бы нам не заглянуть в «Савой грил»? Это здесь рядом.

Я уже открыла рот, чтобы сказать: «Спасибо, нет, я не голодна». Но не сделала этого. Мне совсем не хотелось расставаться с этим мужчиной Ричардом Коррингтон-Эшем.

Увидев, что я колеблюсь, он еще раз предложил пойти с ним:

— Пожалуйста, пойдемте. Мне это доставит удовольствие.

Я нервно рассмеялась:

— Но, собственно говоря, мы ведь совершенно не знаем друг друга…

— Как это — не знаем! — воскликнул он. — Ведь моя тетя заказывала очки у Диксон-Рода. Это весьма важное обстоятельство.

Я снова рассмеялась и посмотрела в его глаза. В них плясали озорные огоньки.

— Вы очень любезны, но…

— Но вы все равно пойдете. Мы должны правильно закончить этот вечер. После прекрасного зрелища совершенно необходимо прекрасно поесть, — сказал он и решительно взял меня за руку. — А вот и мой кабриолет… и старый Данкс с красным носом. Вероятно, он уже его отморозил.

Я пошла за Ричардом, очень волнуясь. Увидев его «роллс» у подъезда театра, я немного испугалась, мне стало грустно оттого, что этот мужчина оказался настолько богатым. Швейцар, видя, что мы направляемся к машине, услужливо открыл дверцу и с поклоном сказал:

— Доброй ночи, сэр… Доброй ночи, мадам…

«Мадам», споткнувшись, плюхнулась на заднее сиденье и провалилась в мягкие кожаные подушки. Данкс, шофер Ричарда, мужчина среднего возраста, услужливо накрыл наши колени теплым пледом.

Позже я узнала, что этот роскошный «роллс» с шофером принадлежит жене Ричарда. Он пользовался им в случае крайней необходимости. Выставлять напоказ свою обеспеченность было не в его вкусе. Ему принадлежал маленький спортивный автомобиль, который он сам и водил.

Встретив Ричарда, я вдруг поняла, что именно его я так долго ждала, именно он мне нужнее всех на свете.

Ужин в «Савой грил» был настоящим праздником. Мы сели за маленький столик у стены. Ричард то и дело обращал мое внимание на разных людей и что-то о них рассказывал, решив, что таким образом он сможет развлечь меня. Известные, знаменитые люди из мира театра, кино и литературы. Многих знал он, многие знали его. Этот столик у стены, без сомнения, всегда придерживали для него. Вероятно, всегда после театра он заезжал сюда на ужин. Метрдотель с энтузиазмом поприветствовал Ричарда:

— Рад видеть вас, мистер Коррингтон-Эш. Могу порекомендовать вам сегодня лобстера по-американски. Может, для начала паштет из гусиной печенки? Или устрицы? Дюжину для вас и полдюжины для мадемуазель?

Ричард ответил с дружеской улыбкой. О, он умел вести себя с людьми. И это говорило многое о нем самом. Он настоял на том, чтобы я съела устрицы и выпила немного шампанского. Так как на улице холодно, объяснил мой спутник. И заказал бутылку «Шато Марго» и черной икры для начала. Я чувствовала себя довольно скованно и, глядя на него, повторяла за ним, как он намазывал икру на хлеб. Ричард не только показывал мне жизнь с другой стороны, но и учил в дальнейшем жить в ней. Ведь трудно найти человека, которого оставили бы равнодушным все те вещи, что может предложить денежный достаток. Отрицать это — лукавить перед самим собой.

Глядя на него, я думала о том, как же здорово было бы иметь такого друга. Я предполагала, что точно так же он бы обращался и со своей женой. Втайне я надеялась, что у него таковой еще не было…

Ричард стал расспрашивать меня о моей прошлой жизни, и я кое-что ему рассказала, опуская лишь детали, которые, как мне казалось, его просто утомят. Похоже, моя история заинтересовала его. Он закурил и, откинувшись на спинку своего стула, сквозь легкую фиолетово-желтую дымку стал меня рассматривать, не пропуская ни одного слова. И в этот момент я готова была поклясться, что он так же сильно поглощен общением с маленькой, никому неизвестной секретаршей, как и я — с великосветским денди. Уже позже, когда мы хорошо друг друга знали, он подтвердил правильность моих наблюдений и выводов. Почти в самом начале нашего ужина он сказал, что воспринимает меня как… Одетту. Бледную, хрупкую, отрешенную, девственную, но с другой стороны — полную подавляемой страсти и какого-то непостижимого, непонятного горя, которого он раньше не встречал ни в одной женщине. И еще он уверял меня в том, что ни одна девушка, сидящая среди этой публики, не может даже сравниться со мной.

К тому же, сказал он, я первая девушка на его пути, с которой ему не скучно ни секунды. Ему хватало скуки со своей женой.

Ричарду было очень тяжело рядом с Марион, для которой деньги с колыбели имели первостепенное значение. Поэтому людей с другим мировоззрением она не только не могла понять, но никогда и не стремилась этого сделать.

Ричард умел расположить к себе своих собеседников, и очень быстро, проникнувшись столь дружественной атмосферой, они начинали посвящать его в различные подробности своей жизни. Пожалуй, я и сама впала в подобную разговорчивость и тут же выложила ему много всего о монастыре.

Но мне не хотелось, чтобы Ричард жалел меня, поэтому очень быстро перешла к работе в страховой компании в Сити, затем жизни в семье Уолкер и дружбе с Кетлин. Рассказала даже немного о Патрике.

— Вы любили этого парня? — спросил Ричард, стряхивая пепел сигары в пепельницу.

Я вспыхнула и склонилась над чашкой кофе.

— Нет. На самом деле я еще никогда никого не любила.

Он на мгновение замолчал. В его глазах я увидела печаль, сочувствие и понимание. И в то же время я внезапно поняла, что и он, похоже, никого не любил. Потом Ричард тихо сказал:

— Возможно, это очень мудрый подход к жизни. Любовь не приносит счастья, Розалинда.