Она сверкнула глазами на Бродягу, сидящего слева, тот зарделся, как мак, я заметил бы это невооружённым глазом и не в такую темень, а тут уж светает.

— Загадала! — улыбнулась Рыжая и взялась за гитару.

Она пела об отважном бумажном солдатике, что готов был дважды шагнуть в огонь и дым. Потом она пела ещё и ещё, многое такое, чего даже я не слышал на своём походном веку. Длинные девичьи пальцы уверенно брали аккорд за аккордом, мелодия послушно текла, бередя душу, или что там ещё имеется вместо неё…

Богатырский храп Рената я бы узнал из тысячи.

Хорошо, что это Рыжее чудо ни о чём не догадывается, а занудство физика ей — «до лампочки», на то и «генеральский эффект».

Свежий шестибалльный ветерок, как сумасшедший, теребил защитный комбинезон. Я прикрыл глаза ладонью, но ветер прилепил её ко лбу. Пришлось повернуться боком. Разжав пальцы, я таки глянул в сверкающий борт звездолёта и рассмеялся. На меня взирало чье-то плющевое безволосое лицо, с одной стороны напоминающее студень, с другой — больного флюсом. Этот ветер навеял кучу воспоминаний, которые полезли из головы наружу и, воспользовавшись замешательством, скрылись в дебрях предательской планеты. Я было погнался за ними, чтобы впихнуть обратно, но увяз в болоте и жутко вымазался.

К счастью, раса разумных комаров на Гудвине, по данным учёных, была давно истреблена на корню расой разумных птиц, а та, в свою очередь, не менее разумной и многочисленной расой летучих кошек. Кошки вымерли сами.

Держу пари, в таком свинячьем образе меня никто бы не узнал, но я люблю путешествовать в одиночку.

Ещё год назад в центре реабилитации после очередного перелома ушей, шеи, позвоночника, рук и ног, я встретил старого друга Веога Лоора. Мы были вместе ещё с тех славных лет, когда я работал в Службе Контроля Времени, а он заведовал там лабораторией карманных хронотронов. Веог сделал неплохую научную карьеру, но сейчас даже я не позавидовал бы бедняге. Его состояние было ужасно в сравнении с моим, хотя профессор держался молодцом, изредка похихикивая.

За партией в сочинку, бесовскую игру, по-моему, названную в честь какого-то древнего города, за это смытого волной, мы разговорились о минувшей экспедиции Лоора. Всучив партнеру на мизере три туза, мы, довольные эдаким исходом, отправились в палату Веога, делить барыши. Тут-то он и посетовал, что в том полёте на планету Гудвин выжил лишь один, а значит, никто не сумеет подтвердить правоту его слов.

Выигрыш был солиден, пятьсот центавров, не считая молодильного яблока из созвездия Гесперид той же стоимости.

— Я слышал, ты быстро идёшь на поправку, — начал Веог, поглаживая правую половину окладистой бороды, правую — поскольку левая была выдрана безжалостными поклонницами.

— Скоро выпишут! — подтвердил я, покусывая ус.

Я прежде всегда непроизвольно покусывал ус, когда предчувствовал выгодное дельце.

— И у тебя есть шлюп, — продолжал Веог Лоор, мученически глядя мне в глаза.

— Сколько? — спросил я.

— На огрызок от яблока Гесперид, — был его ответ.

— Нет, ну что вы, профессор? Мы давнишние приятели, Веог! Грешно наживаться на дружбе, — вспыхнул я от ушей и до кончика хвоста.

— Тогда по рукам!

— А в чём там дело? — осведомился я, потирая ушибленную ладонь.

— Ты мне тоже не поверишь! Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать! — парировал Веог Лоор, — Но сойти с ума там можно без особых хлопот, — по-отечески предупредил он затем. — Cильно удивлюсь, если ты продержишься неделю.

На том и расстались.

А в понедельник я уже бесстрашно припланетился на Гудвине.

Ну, да за свой рассудок мне не стоило беспокоиться, так я по меньшей мере считал — ведь нельзя же сойти с того, на что не вставал.

Я быстро разбил лагерь, это мне тоже, как «дважды два», отобедал и заснул покойным сном, доверив охрану последней модели РСЗЛ (если кто не знаком с новомодной аббревиатурой, это — рациональная система замены личности).

Мне грезилась степь, русские приволья, заходящее солнышко и неумолимые стрибы, так и веющие, нахалы, стрелами на хоробрые полки Игоревы, на поверку оказавшиеся одним, крайне разнузданным войсковым соединением.

И всё-таки я почти с нежностью вспоминаю те молодые далекие годы, когда под видом варяга я затесался среди ближних Север-новгородского, или, может, Новгород-Северского князя.

На весёлом пиру я улучил момент и, наконец, выяснил вопрос, столь занимавший наших ученых:

— А кусала ли того самого Олега злая гадюка, или он почил сам?

Игорь быстро раскололся, признав, что всё это домыслы прощелыги Нестора.

Потом мы ещё выпили, и ещё. По пьяной лавочке феодал наговорил мне кучу пошлостей, я не мог терпеть и в самых непарламентских выражениях предостерёг его от похода на половцев:

— Гляди, вон и темнеть начало, Господь гневается! — увещевал я Игоря.

На поминание Господа он вмиг обиделся и потянулся за какой-то железякой:

— Дурак, то ж луна по солнцу, отцу своему бытует. Бывает, и всё лоно его закрывает!

Хронолёт недавно смазывали, и мне посчастливилось быстро, а главное, почти бесшумно, скрыться с глаз долой всего прославленного Полка…

Ужасающий звон вернул меня к действительности. Эти модерновые РСЗЛ не стоят яиц птицы Рух! Глянул в иллюминатор.

Почтенный рыжебородый воин, одетый по всем правилам беспокойного времени, колошматил булавой в дверь люка. Злорадно посмеиваясь, недалече толпилась и дружина невесть откуда взявшегося князя. Откуда весть? Из средней истории.

— Выходь! Нечестивый половец! — орал мужик.

— Стучи! Стучи себе! — подумал я, повернувшись на бок, — Допотопная железяка не оставила бы и вмятины на сплавах двадцать первого века.

Смеркалось…

Полк обосновался у лесочка, как раз при болоте. Развели костры. Воины дожидались возвращения неугомонного Святославлича.

«Как вас только половцы не утихомирили?» — посетовал я и перевернулся на другой бок.

С рассветом, когда я и не мечтал глотнуть свежего воздуха да опорожнить резервуары, неожиданно пришло освобождение… Слетались злобные грифы. Ханы постарались на славу.

Отвалив люк, я выкарабкался наружу, чтобы получше рассмотреть птичек. По логической цепочке, уже озирая девственный лес, вышел на грифонов, а там потянуло и на Египет. Словом, ничего не оставалось, как выбраться, в конце концов, к сфинксам.

Местные сфинксы — не чета нашим. Живут стадами, питаются про запас путешественниками, вроде меня, предварительно засыпав их загадками. Это у них наследственное. Но вопросы разнообразием не отличаются, ещё царь Эдип…

Ага? Эдип — тот, который женился на собственной матери? И его несовершеннолетняя дочь погибла в склепе… Бедная девочка!

Из чащи показался Серый Волк, уши которого в распор придерживали ярко красную кардинальскую шапочку.

— Здорово! Куды ть спешишь? — окликнул он по-французски.

— Ду ю спик Инглиш? — поинтересовался я.

— Ес, ес! — не давал выкрутиться волк, ковыряя когтем в клыках.

— Иду, куда глаза глядят.

— И я с тобой! Вдвоём и дорога короче, — затянул серый уже на мотив русских народных.

За долгие годы путешествий в компании Веога по векам и эпохам я привык ничему не удивляться, а говорящий хишник — так это и вовсе не артефакт.

Увы! За ужином, проявив зверский аппетит, он отравился мясными концентратами, самым печальным образом. Вернусь домой — подам в межгалактический суд на поставщиков.

Планетка не заставила долго ждать и во вторник меня вызвали на дуэль. Я пожалел старика Сервантеса, но вызов принял. Рыцарь печального образа погрозил копьём, а я добил его морально, мигом нарисовав в воображении реактивный двигатель, замаскированный под ветряную мельницу.