— Мне не терпелось поставить вооружение на бизань… Я тихо встал, пошел в сарай… — бубнил Яшка.
— Постой! Чего ты оправдываешься? Мы ж с тобой одной породы!
— Любопытно было взглянуть, как получится, — заметно успокоился Яшка.
— Во-во, лю-бо-пыт-но! — с удовольствием выговорил Журавлев. — Слушайтесь, парни, своего любопытства. Любопытство — первое качество командора. Что дальше? Как дальше? Как там — за горизонтом? В соседней галактике? В глубине атома? В несработавшей схеме машины? В негусто всходящем семени? Разобраться, парни, как это «что», «отчего», «почему» двигает человеческую мысль. Словом, мы с тобой, Яшка, и жмем тебе руку…
В дверь постучали. Я пошел открывать и вернулся с Николаем. Журавлев продолжал рассуждать. Николай присел на стул, послушал-послушал и вежливо сказал:
— А по-моему, если человек невеликих личных данных пытается совершить нечто необыкновенное, он смешон. Ни на чем не основанные фантазии, кроме как на упрямстве и стремлении к необыкновенному, мешают человеку организованно жить, приносить пользу обществу. Короче, человек должен накопить знания, опыт и только тогда собираться в синие дали. Кстати, Шпаковские и Яков сегодня получили урок. Дима относится к этим походам теперь серьезнее, по-взрослому.
Я покраснел под взглядом Журавлева.
— Давайте не путаться в словах. Я понял вас так: не всякому дано совершить необыкновенное, — сказал Журавлев.
— Да. Тем более, — Николай кивнул на меня, затем на Яшку, — в их возрасте, когда знают только таблицу умножения. Нечего им трепыхаться!
— Яснее некуда. Следовательно, им надо подождать! Когда выйдут с дипломами в руках из институтов, и вот тогда-а… А тогда будет поздно! Человека формирует мечта, дерзание! Иначе он — даже с накопленными знаниями и дипломом — счетная машина, робот, только исполнитель. А качество дерзать закладывается и мужает в вашем возрасте. Окружающая вас советская жизнь предоставляет вам не одну возможность проявить это качество. Пионерия, комсомолия созданы именно для воспитания вас дерзающими. Вся история советской власти с первого ее часа — история дерзания. Парни, вдумайтесь! У нас каждому дано совершить необыкновенное! Не будьте щепочкой в ручье. Станете дальше спорить, Николай Деткин?
— Может, в общем вы правы. На словах… А не скажете ли, где нам дерзать? В чем? И что из того получится? — Николай взглянул на меня.
Журавлев быстро ответил:
— Кстати, о балке. Вот вам случай дерзнуть, если не боитесь заблудиться в степи. Пошарьте в соседних балках. Весенняя вода местами обнажает отложения…
— Подумаешь, дерзание! — пожал плечами Николай.
— А вы попытайтесь! — настаивал Журавлев.
Николаю ничего не оставалось, как вяло пообещать найти балку с фосфоритной плитой.
— Яков, идем домой. Не мешай людям спать, — сказал он.
На пороге появился Деткин-старший.
— Ночью надо спать. Завтра трудовой день, — высказал он унылую истину. — А вы, товарищ Журавлев, не должны настраивать племянника против родственников. Непедагогично!
— Я останусь здесь, — твердо сказал Яшка.
Деткины переглянулись и вышли.
Мы до рассвета пили чай, разговаривали о всякой всячине. На столе между сахарницей и хлебницей стояла бригантина «Старый морж».
СМЕРТЬ СОМАМ!
Затея высмеять Николая — я узнал об этом позже — принадлежала Шуте и Журавлеву. Им было на что опереться. Первые недели после появления Николая в поселке они с Яшкой — тот гордился старшим братом — расхаживали по улицам, осматривались… На вопросы «откуда приехал?» Яшка отвечал неизменное: «Он с Волги». Благодаря безудержному вранью Яшки Николая прозвали волгарем. Николай только что белуг в Волге не ловил.
Однажды Николай с отцом отправились на Каргалу по-сидеть вечерок с удочками. В поселке Деткиных поджидала толпа ребят с Шутей во главе. Ребята нахально совали носы в ведерко и, увидев на дне сиротливо лежавшего голавлика, хихикали и отпускали в адрес рыбаков ехидные замечания. Наутро на наших воротах висел кусок фанеры с надписью: «Здесь живет волгарь Николай Деткин, который ловил в Волге балык».
Дальнейшее я передаю со слов братьев Шпаковских, грешных присочинить для яркости.
Спектакль начался удачно подстроенной встречей Сашки Найденова с Николаем и Яшкой, которые возвращались из бани.
— На рыбалку не собираетесь? — добрым голосом спросил Найденов. — Некого здесь ловить, — грустно согласился он. — Вообще-то некоторые ловят… Шпаковские, например, сомов, как пескарей, таскают. Места надо знать… В этом все дело. В иных местах только забрасывай — с разгона хватают, — шепотом добавил Найденов, оглянувшись. — Главное — знать наживку!
Подошел Шутя.
— Чего ты с ними шепчешься? — спросил он. — Да они синьгушку не поймают! Слушаешь басни?
Тут из-за угла показалась процессия: братья Шпаковские, Толька Веревкин и несколько чижиков — младшеклассников. Братья несли ведро, из него торчали хвосты морских окуней, купленных в замороженном виде в нашем «Гастрономе». Толька Веревкин забежал впереди братьев и заныл:
— Не скажете, где такие сомы клюют? А? Не скажете? А почему не скажете?
Шутя остолбенел, разинул рот, а потом закричал:
— Вот это сомы! Вот это улов!
Братья Шпаковские прошли мимо и даже глазом не повели. Все шло как по маслу.
Николай улыбнулся:
— С рыбалки?
— С луны!
— Сомы?
— Сомы! Второго едва выволокли. Сильный, как лошадь. — Братья оттаивали под дружелюбным тоном Николая. — Жаль, наживки не хватило. Да и куда рыбу девать? — сердито спросил старший у младшего.
— Некуда! — мотнул головой младший брат. — Мать ругается. Весь двор, говорит, рыбой провонял.
— А вот мы на Волге… — начал Яшка.
Николай отмахнулся от него и негромко спросил:
— А места далеко?
Братья насмешливо переглянулись: мол, ишь, чего захотел!
Подошли к воротам Шпаковских. Братья сели на скамейку, поставили рядом ведро с рыбой, отогнали двух измазанных повидлом любопытных девчонок в пестрых трусиках. Шутя глядел свирепо на братьев и бормотал угрозы предателям.
Николай потрогал ногой ведро.
— Славные рыбки. Любопытно узнать, сколько они весят?
Старший Шпаковский прикрыл один глаз: дескать, я вас понял. Поднялся.
— Пойдем взвесим!
Братья Шпаковские вошли во двор. Николай захлопнул калитку перед Шутей и остальными непрошеными гостями.
— Друзья, странно мне… Не дружно мы держимся, — начал Николай. — Давайте утрем нос Шуте и компании? Растем вместе на одной улице…
Растроганный речью Николая, старший брат не выдержал:
— Да мы тебе скажем, где сомы ловятся! Скажем!
— А за это я вам фонарик дам, — пообещал Николай.
— С батарейками? Один? — спросили братья. — Не пойдет! Давай два!
Николай согласился.
Николай и Яшка дали братьям клятву место никому не открывать.
— Там яма — во! — махали руками братья. — Глубина!
— А на что здешние сомы клюют? — спросил Николай.
— Сомы-то? — переспросил старший. — На это…
— На это, — сказал младший, — на мясо…
— На какое мясо?
— На птичье!
— На какое птичье? — недоумевал Николай.
— Неужели не знаешь! — рассердились братья. — На воробьиное…
— А на куриное тоже?
— Ага!
— А на чье лучше? — наседал Яшка. — На мясо петуха или курицы?
— На петуха лучше, — уточнил младший. — На петуха аж с разгона хватают.
…Вечером того дня Николай попросил у меня удочки и пригласил с собой на рыбалку.
— Только никаких Шутей! — предупредил он.
В двадцати шагах от околицы экспедиция «Смерть сомам» выглядела так: впереди старший Шпаковский на Николаевом велосипеде с моторчиком. Старший заявил: у него растяжение жил и пешком он не пойдет. Отставший младший Шпаковский хромал и кричал брату, чтобы тот отдал велосипед ему. Хромать он начал, нагло смотря Николаю в глаза, на десятой минуте пути. Рюкзак, снасти и сумку братьев мы распределили между собой. В кармане Яшкиного рюкзака лежали трупы двух воробьев. Вчера Шпаковские и Яшка — Николаю, девятикласснику, стыдно бегать по дворам — лазили по крышам с рогатками, разбили окно у Деткиных, у Поскребетьевых подранили курицу. Поскребетьевы ходили жаловаться на нас в милицию и вдобавок заявили, будто именно Шпаковские выбили глаз коту начальника милиции. А всем известно: кот родился кривым.