Операция «Тайфун» началась 2 октября. Армии группы «Центр» прорвали советский фронт и двинулись на Можайск. С севера немцы вышли на канал Москва — Волга… По Волоколамскому шоссе ударили танковые группы Гота и Гепнера… Со стороны Тулы пришел Гудериан… В центре действовал Клюге со своей самой сильнейшей 4-й армией…

7 октября танковые клинья Гепнера и Гота соединились в Вязьме. В окружение попали части пяти советских армий Западного и Резервного фронтов. В этот день фон Бок получил краткий приказ Гитлера: «Преследовать в направлении Москвы».

Успех под Вязьмой вызвал взрыв ликования в Германии. Гитлер приехал из «Вольфшанце» в Берлин и выступил в громадном зале Спортпаласа, разукрашенном еловыми гирляндами по случаю начала кампании «зимней помощи»[24].

— В эти часы на нашем Восточном фронте вновь происходят громадные события. Уже сорок восемь часов ведется новая операция гигантских масштабов!.. Я говорю об этом сегодня потому, что могу определенно сказать: враг на Востоке разгромлен и больше никогда не поднимется!

Из динамиков неслась песня «Барабаны гремят по всей земле». Мелькали заголовки на первых страницах газет:

Для удобства читателей газеты печатали большие, в четверть листа, карты Московской области. Каждый мог карандашом отмечать продвижение немецких войск вплоть до Москвы.

Но окруженные под Вязьмой русские упорно сопротивлялись. На подступах к столице создавался новый оборонительный рубеж. Бои протекали все более упорно и организованно. Забуксовали танки Гудериана у Мценска. Около Калинина, понеся большие потери, застряли войска левого фланга группы фон Бока.

Солдатам вермахта требовалась остановка, требовалась передышка, чтобы накопить силы для нового наступления. Перед ними светила одна-единственная цель: Москва! Они не могли окопаться перед наступлением зимы в какой-то сотне километров от русской столицы, не желали отказываться от теплых зимних квартир.

Генерал Леш ожидал Бальдура фон Шираха с минуты на минуту. Только что звонил адъютант рейхсюгендфюрера и сказал, что машина уже вышла.

Стол в гостиной был накрыт на три персоны. Под салфетками неуклюже топорщились бутылки с карлсбадской минеральной водой, арманьяком и тонким вином «Бернкастлер» урожая 1927 года. Рядом с серебряными ведерками, где из льда торчали головки шампанского, стояли блюда с ветчиной и колбасами, сырами, паштетом, фруктами и шоколадом.

Потирая руки и озабоченно бегая вокруг стола, Леш разговаривал с Хохмайстером. Маркус был отозван с фронта в Берлин и старался узнать у Леша причину вызова. Однако генерал хитрил. Он задавал вопрос за вопросом, и Хохмайстеру приходилось отвечать на них.

— Русские действительно столь фанатичны, как утверждают наши фронтовики?

— Да. Они не хотят понять, что побеждены.

— Кто удерживает их в окопах? Комиссары?

— Очевидно, и комиссары.

— Печально, они не видят в нас освободителей от большевиков. — Леш остановился перед Хохмайстером, выпятив круглый живот с Железным крестом. — Здесь мы перегнули палку. Мы слишком откровенно заявили о своих планах. А этим сразу воспользовались русские пропагандисты.

Раздался короткий звонок. В дверях появился адъютант:

— Рейхсюгендфюрер!

Ширах стремительно вошел в гостиную, обнял за плечи Леша, преувеличенно громко воскликнув:

— Рад приветствовать старого бойца!

— Польщен вашим визитом, — шаркнул ножкой Леш.

— Здравствуйте, Маркус. — Склонив голову набок и прищурившись, Ширах оглядел Хохмайстера, обернулся к Лешу: — Почему не вижу награды? Я же читал представление!

Глазки Леша убежали в тень глазниц.

— На фоне блестящих побед всех германских солдат безусловный подвиг Хохмайстера и его товарищей показался в штабе не столь выдающимся, чтобы ходатайствовать о Железном кресте.

— А ваше личное мнение? — с лукавой усмешкой спросил Ширах.

— Не мне обсуждать действия начальства…

Маркус понял, что завистливый, крайне чувствительный к чужой славе генерал попросту слукавил и, конечно, сам подал мысль штабным офицерам не награждать выдвиженца Шираха.

Рейхсюгендфюрер рассмеялся:

— Не огорчайтесь, Маркус. Орден от вас не уйдет.

К обеду подали суп с клецками из мозгов, любимые Ширахом оладьи по-силезски из сырого картофеля, клубничный джем и мороженое на десерт. Рейхсюгендфюрер пил, зорко поглядывал на собеседников, посмеивался, сверкая белыми зубами, и только к концу обеда сказал загадочно:

— Для вас, Маркус, я приготовил сюрприз.

Хохмайстер отодвинул бокал с вином.

— Вы, возможно, слышали: в дивизии «Великая Германия» сражается под Москвой полк «Гитлерюгенд». В этом полку вы вместе с Радловым и Айнбиндером должны организовать специальную команду подрывников. Когда закончится штурм русской столицы, вы, наш национальный герой, взорвете Кремль.

— Кому я должен подчиняться в Берлине?

— Мне. Фюрер обещал сказать о дне начала нового штурма. Ну а пожить можно в гостинице «Фатерлянд» на Потсдамской площади. Там хороший ресторан. Его владелец отпускает фронтовикам пиво бесплатно. — Ширах покосился на Леша. — Или оставайтесь здесь. Генерал приютит по старой памяти?

— Конечно! Я и мои воспитанники с удовольствием послушаем фронтовые рассказы, — торопливо, будто опасаясь услышать отрицательный ответ, заговорил Леш. Он чувствовал смущение от того, что так неуклюже оправдывался за Железный крест для Маркуса и что-то потерял в глазах вождя гитлерюгенда.

Маркусу стало жаль пройдоху Леша.

— Разумеется, я останусь в Карлсхорсте, господин генерал.

— Вот и прекрасно! — Ширах, всегда избегавший напряжения в отношениях с людьми, задумчиво повертел на столе чашку с кофе. — Сейчас нам важно взять Москву… И первыми обязаны войти в этот город молодые солдаты нашей нации!.. Завтра воскресенье, Маркус. Приезжайте ко мне на Ванзее. Часов, скажем, в десять. Поговорим, отдохнем…

Рейхсюгендфюрер встал. Леш и Маркус проводили его до большого черного «опель-адмирала», где сидели адъютант и шофер Шираха. Машина рванулась с места и, набирая скорость, мгновенно потерялась в узкой улочке Карлсхорста.

— Великий человек, — растроганно прошептал Леш.

…Ровно в десять утра Маркус был в особняке фон Шираха на озере Ванзее. Дом из красного камня стоял в тени больших вязов. По стенам вился дикий виноград и желтеющий плющ, и если бы в комнатах не горел свет и не пробивался сквозь листву, то посторонний человек вряд ли смог бы увидеть особняк. Маркус прошел по песчаной тропинке и нажал на кнопку звонка. Дверь открыл щеголеватый мальчик в кремовой рубашке гитлерюгенда с золотым аксельбантом на плече. Сразу узнав бывшего знаменитого боксера, мальчик радостно воскликнул:

— Прошу вас, господин Хохмайстер. Папа ждет к завтраку.

— Как тебя зовут?

— Роберт фон Ширах, — не без гордости ответил мальчик.

Выбежала овчарка с рыжими подпалинами на боках, быстро обнюхала ноги Маркуса и улеглась у дверей, закрыв выход.

— А это Негус. В прошлом году на собачьей выставке завоевал первую медаль.

Пройдя небольшой вестибюль, на стенах которого висели лосиные и оленьи рога, а также львиная морда («Убил папа, когда был в Африке»), Маркус очутился в полутемной гостиной и не сразу узнал хозяина. Ширах был одет по-домашнему: темно-серые шерстяные брюки, белая рубашка, фуфайка из верблюжьей шерсти.

— Доброе утро, Маркус. Проходите, чувствуйте себя свободно. Генни!

Появилась высокая белокурая женщина в накрахмаленном переднике, с взбитой прической. В полумраке гостиной она показалась красавицей.

Ширах ласково поглядел на супругу:

— Генриэтта Гофман — моя жена.

Маркус вручил ей букет гвоздик, приложил губы к прохладной надушенной руке.