Я ждал, давая ей выговориться. Через минуту она спокойно спросила:
— Мистер Кингсли уже знает?
Я кивнул.
— Полиция, естественно, тоже?
— Еще нет. А если знает, то не от меня. Труп нашел я. Дверь его дома была приоткрыта. Я вошел. И обнаружил труп.
Мисс Фромсетт подняла карандаш и снова ткнула в платок.
— Мистер Кингсли знает об этой надушенной тряпке?
— Кроме вас, меня и того, кто положил этот платок под подушку, о нем не знает никто.
— Мило с вашей стороны, — сухо произнесла она. — И очень мило, что вы не подозреваете меня.
— В вас есть определенная степень отчужденности и чувство собственного достоинства, и это мне нравится, — сказал я. — Только для полной уверенности этого мало. Как я должен рассуждать, по-вашему? Вот я достаю из-под подушки платок, рассматриваю его, нюхаю и говорю: «Ну и ну, вот инициалы мисс Фромсетт. Значит, она была знакома с Лоури, может быть, даже близко знакома. Скажем, настолько близко, насколько это может представить мое грязное воображение. А это означает — чертовски близко. Но тут дешевый синтетический запах сандалового дерева, а мисс Фромсетт не станет пользоваться дешевыми духами. И лежал этот платок под подушкой у Лоури, а мисс Фромсетт никогда не оставляет носовые платочки под подушками у мужчин. Следовательно, все это не имеет абсолютно никакого отношения к мисс Фромсетт. Это просто оптический обман».
— Да заткнитесь же вы, — крикнула мисс Фромсетт.
Я ухмыльнулся.
— За кого вы меня принимаете? — спросила она.
— Я слишком мало знаю вас, чтобы говорить об этом.
По ее лицу разлился тонкий слой краски. Потом она спросила:
— Есть у вас предположения относительно того, кто мог это сделать?
— Есть, но это всего лишь предположения. Боюсь, что полиция не станет особо ломать голову над этим делом. В стенном шкафу у Лоури висят некоторые наряды миссис Кингсли. А уж когда, они узнают про все остальное, особенно про то, что произошло вчера на Малом Оленьем озере, боюсь, они тут же потянутся за наручниками. Правда, сначала надо ее найти, но для полиции это труда не составит.
— Кристал Кингсли, — без выражения произнесла мисс Фромсетт. — Значит, она и до этого дошла.
— Совсем необязательно, что это она, — сказал я. — Могут существовать совершенно иные мотивы, о которых мы даже не подозреваем. Это мог сделать и кто-нибудь вроде доктора Алмора.
Мисс Фромсетт быстро вскинула глаза, потом потрясла головой.
— Мог, — настаивал я. — Нельзя напрочь отбрасывать такую возможность. Для человека, которому нечего бояться, вчера он слишком нервничал.
Я встал и, глядя на мисс Фромсетт, побарабанил пальцами по крышке стола. У нее была красивая шея. Она кивнула на платок и вяло спросила:
— А что с этим?
— Будь он моим, я отстирал бы его от этой дешевой жидкости.
— Но ведь он что-то значит, не так ли? И может быть, даже чересчур много.
Я рассмеялся.
— Я думаю, этот платок совсем ничего не значит. Женщины вообще часто теряют свои носовые платки. А такой тип, как Лоури, вполне мог коллекционировать их и держать в какой-нибудь коробке с запахом сандалового дерева. Одна из его женщин могла найти эту коллекцию и взять из нее платочек. Или Лоури сам раздавал платки, может быть, ему нравилось наблюдать реакцию женщин на чужие инициалы. Такие штучки, насколько я понял, вполне в его духе. До свидания, мисс Фромсетт, спасибо за беседу.
Я пошел к двери, потом остановился и спросил:
— Вы не знаете имени репортера, который снабдил Броунвэлла всей этой информацией?
Мисс Фромсетт покачала головой.
— А как зовут родителей миссис Алмор, не знаете?
— Нет: Но могу попытаться выяснить. Буду рада, если окажусь вам полезной.
— А каким образом?
— Такие вещи обычно упоминаются в некрологах, ведь так? В лос-анжелесских газетах наверняка были некрологи.
— Было бы очень любезно с вашей стороны, — сказал я.
Водя пальцем по крышке стола, я украдкой приглядывался к мисс Фромсетт. Бледная кожа цвета слоновой кости, черные-пречерные волосы и темные как ночь глаза.
Я прошагал по кабинету и вышел. Маленькая блондинка вскинула на меня ожидающий взгляд, ее маленькие красные губки раскрылись в предвкушении очередной шутки.
Но мне было уже не до шуток.
20
Полицейских машин перед домом Лоури не было, по тротуару никто не вышагивал, а когда я толкнул дверь, то не почувствовал внутри ни сигаретного, ни сигарного дыма. Солнце уже не светило в окна; над бокалом кружилась муха. Я прошел комнату насквозь и перегнулся через уходящие вниз перила. В доме мистера Лоури не было никакого движения. Абсолютная тишина, и только внизу, в ванной комнате, едва слышно капала вода на труп мужчины.
Я подошел к телефону и в справочнике разыскал номер полицейского участка. Набрал номер и, ожидая ответа, вытащил из кармана маленький пистолет и положил его на столик рядом с телефоном.
— Полиция Бэй-сити, Смут у аппарата, — произнес мужской голос.
— В доме 623 по Алтэр-стрит убийство. Здесь жил человек по фамилии Лоури. Его убили, — сказал я.
— Шесть, два, три, Алтэр. Вы кто?
— Моя фамилия Марло.
— Находитесь в доме?
— Да.
— Ни до чего не дотрагивайтесь.
Я положил трубку, сел на диван и приготовился ждать.
Времени прошло совсем немного. Вдалеке завыла сирена, мощность звуковой волны постоянно нарастала. Взвизгнули на повороте шины, вой сирены перешел в металлическое жужжание, потом вообще смолк, шины взвизгнули еще раз перед самым домом. Так полиция Бэй-сити берегла резину. Я пошел открывать дверь.
В комнату ввалились два полицейских в форме. Оба, как водится, огромного роста, лица у обоих, как и полагается, обветренные, а взгляд подозрительный. У одного из-под фуражки за правым ухом торчала красная гвоздика. Другой, постарше, был седоват и мрачен. Они остановились и посмотрели на меня с недоверием, потом тот, что постарше, выдохнул:
— Ну, где?
— Внизу, в ванной комнате, за душевой занавеской.
— Ты, Эдди, останься с ним.
Один полицейский быстро прошел через комнату и скрылся. Другой, сверля меня взглядом, процедил:
— Никаких лишних движений, приятель.
Я снова сел на диван. Полицейский обшаривал глазами комнату. Внизу раздавались звуки шагов. Полицейский, оставшийся при мне, углядел вдруг на телефонном столике пистолет и тут же подскочил к нему с такой неистовостью, с какой сокол падает на мышь.
— Убили из этого оружия? — чуть ли не заорал он.
— Вполне возможно. Из него недавно стреляли.
— Ха! — Нагнувшись над пистолетом, полицейский осклабился и положил руку на свою кобуру. Пальцами на ощупь откинул клапан и сжал рукоять. — Так что вполне? — рявкнул он.
— Вполне возможно.
— Это хорошо, — усмехнулся он. — Это очень даже хорошо.
— Хорошего мало, — заметил я.
Не спуская с меня глаз, Эдди чуть качнулся назад.
— За что ты его застрелил? — прорычал он.
— Да сам вот сижу тут и удивляюсь.
— Ах какой умник.
— Давай-ка спокойно посидим и подождем ребят из отдела по расследованию убийств, — предложил я. — А я пока обдумаю свои показания.
— Только не надо мне тут мозги пудрить, — сказал он.
— Никто и не собирается. Если бы это я застрелил его, я бы уже не сидел здесь. И звонить бы вам не стал. Да и все равно тебе этим делом придется заниматься минут десять, не больше.
Взгляд у Эдди стал обиженный. Он снял фуражку, и гвоздика свалилась на пол. — Он нагнулся, поднял ее, смял в ладони и зашвырнул за каминную решетку.
— А вот этого делать не стоит, — сказал я. — Подумают, что этот цветок — ключ к разгадке и угробят кучу лишнего времени.
— А, черт. — Он нагнулся над решеткой, достал гвоздику и сунул к себе в карман. — Но ведь ты все ответы уже знаешь, а, приятель?
По лестнице с серьезным видом поднимался второй полицейский. Остановившись посреди комнаты, он посмотрел на свои наручные часы и сделал какую-то запись в блокноте, а потом подошел к окну и выглянул наружу, отодвинув в сторону жалюзи.