— Разбирайте скирды и кидайте солому в Сиваш. Быстро!..

Белые заметили маневр и открыли орудийный огонь. Но красноармейцы бежали с охапками соломы к Сивашу, устилали дно.

Дивизия понеслась по проложенной дороге к укреплениям Чонгара. За конницей пошла артиллерия. Полуостров был взят.

Так 6‑я дивизия получила наименование Чонгарской.

Матэ Залка принимал участие в создании Первой Конной. Он сразу же сделался любимцем Буденного, так как равного ему в джигитовке не было.

— Всем орлам орел! — восхищался Семен Михайлович. Конечно же в двадцать пять можно быть и орлом. И Буденный поставил тогда Матэ командиром кавалерийского полка. В голубом австрийском френче, в красной гусарской шапке, с саблей на боку, он конечно же представлял собой довольно живописную фигуру. Со своим полком участвовал в операциях в районе Новгород-Волынск, Ровно, Дубно, Верба, Радзивиль, Броды.

Потом его перевели на другой фронт, в дивизию Федько. Теперь он командовал стрелковым полком, которому Михаил Васильевич Фрунзе лично дал задание идти в обход неприятельских укреплений по топям Сиваша, чтоб ударить по перекопским укреплениям с тыла. Кто-то даже пошутил: на левом фланге — калмык Ока Городовиков; на правом — мадьяр Матэ Залка. А задача у них была, по сути, одинаковая: удушить руками своих флангов Врангеля.

Матэ находился в несколько подавленном состоянии: узнал о гибели комиссара 11‑й дивизии Павла Бахтурова, с которым дружил. Их сблизила любовь к литературе. В недавнем прошлом народный учитель, Бахтуров рассказывал Матэ о русской литературе, о Толстом и Горьком. Читал стихи Кольцова, Языкова, Некрасова.

Залка читал Павлу стихи Шандора Петефи. Бахтуров был великаном, и невысокий Матэ рядом с ним казался подростком. Но это не мешало их дружбе. Теперь Павла нет…

За свои двадцать пять лет Матэ Залка успел испытать многое. Он родился и воспитывался в буржуазной среде, стал офицером австро-венгерской монархии. Попал в плен. В Сибири формировал интернациональные части, колчаковцы бросили его в тюрьму. Он уходит к красным партизанам, мечтает встретиться с руководителем партизанского движения в Сибири Щетинкиным, становится красным командиром, сражается с белыми, сопровождает в Казань отбитый у колчаковцев золотой запас России… Было всякое. И наверное, будет всякое. Если жизнь не оборвет вражеская пуля.

…Штурм начался. От Строгановки до Литовского полуострова приходилось идти в липком ночном тумане. Полки бесшумно спускались с крутого берега к Сивашу, а среди них — и полк, которым командовал Матэ. Хлестал по лицам ледяной ветер. Бойцы шли по грудь в зловонной воде, винтовки поднимали над головой, пулеметы и боеприпасы тащили на плотиках…

Ему приходилось, пожалуй, труднее всех: он должен был идти впереди полка, а потом, пропустив бойцов, проследить, нет ли отставших, помочь… Но его силы были неистощимы. Он не ощущал холода. Почти не ощущал. В соленой воде было даже теплее, чем на воздухе…

Во втором часу ночи выбрались на берег, сразу пошли в атаку.

Когда войска, форсировав Сиваш под огнем прожекторов врангелевцев, вышли на северную оконечность Литовского полуострова, произошло непоправимое: ветер резко изменил направление — и вода покатилась из Азовского моря в лагуну.

Переправу пришлось прекратить. Части на полуострове оказались отрезанными, связь с ними оборвалась; поняв это, белые обрушили на них всю мощь огня.

Фрунзе в это время находился на берегу, в селе Строгановке. Он понимал, что его замысел рушится, но не потерял самообладания. Спасти положение могли только части 51‑й дивизии. И он приказал Блюхеру немедленно повести дивизию в лобовую атаку на Турецкий вал. Победа или смерть!.. Одна из кавалерийских дивизий, стоявшая в десяти верстах от Строгановки, должна была сейчас же садиться на коней и переправляться через Сиваш вплавь… 9‑я дивизия Николая Куйбышева повела наступление на Арабатскую стрелку. Красноармейцы шли по узкой косе под беспрестанным огнем корабельной артиллерии белых — и негде было укрыться…

Турецкий вал… Бесчисленные ряды колючей проволоки, бетонные укрепления, крутые скаты и глубокий ров. Пространство перед рвом залито мертвенным светом прожекторов. Не умолкая ни на минуту, садит артиллерия, трещат пулеметы. Система огня продумана до мельчайших подробностей — заяц не проскочит! В оборудование вала вложена мысль лучших французских и английских инженеров, крупнейшего фортификатора генерала Фока. Ров тянется на целых двенадцать верст.

Блюхер тоже хорошо понимал, что вал этот неприступен, но его нужно было взять, иначе части, высадившиеся на Литовский полуостров, будут истреблены.

Брать вал следует волнами: первая — разведчики, саперы-подрывники, резчики проволоки, гранатометчики — все из коммунистов; вторая — штурмовики, батальоны, которые должны пробиться к Турецкому валу… Потом — резервные полки, конница…

В ночь на 9 ноября Блюхер повел войска на штурм Турецкого вала и овладел им…

12 ноября Фрунзе доложил Ленину: «Свидетельствую о высочайшей доблести, проявленной геройской пехотой при штурмах Сиваша и Перекопа, части шли по узким проходам под убийственным огнем на проволоку противника. Наши потери чрезвычайно тяжелы… Общая убыль убитыми и ранеными при штурмах перешейков не менее 10 тысяч человек.

Армии фронта свой долг перед Республикой выполнили. Последнее гнездо российской контрреволюции разорено, и Крым вновь станет советским».

Когда 8 ноября части Красной Армии штурмовали Перекоп и Чонгар, Врангель все еще не сомневался в неприступности своего «Вердена». Именно в этот день он созвал в Симферополе экономическое совещание, на котором заверил промышленников, что Крым в безопасности. От его длинной сухопарой фигуры в черкеске с серебряными газырями исходила спокойная уверенность. Он не сомневался, что Франция в случае чего решительно вмешается, начнет интервенцию против Советской России. У Франции — экономические интересы. Врангель верил во французов, французы — в барона. Отсюда и полная беспечность «верховного», которая так поразила Мокроусова: эвакуироваться верховный не собирался.

И когда Красная Армия взяла перекопские и юшуньские укрепления, перешла через Сиваш, Врангель наконец понял: все кончено! Никакая сила не в состоянии остановить обезумевшее войско!..

И тут он оказался прав.

Командарм Мокроусов приехал в деревню Малые Казанлы, созвал командиров частей. Разведчики привели захваченных на шоссе пятерых казаков. От них узнали, что красные, прорвав фронт, идут от Перекопа.

Вся Повстанческая армия, а она теперь насчитывала шестьсот двадцать бойцов, двинулась к шоссе Симферополь — Карасубазар.

Партизанам Мокроусова не пришлось взрывать мосты и разрушать дороги, чтоб преградить путь отступающим. Это сделали тыловые части Врангеля; опасаясь, что красные ворвутся в Севастополь, Феодосию, Ялту, Евпаторию, Керчь, они создали «мертвые зоны», круша и выжигая все. Мертвые деревни и села, искореженные фермы мостов, разобранная железная дорога, заграждения против своих же… Те, кому посчастливилось дойти до побережья, застали здесь всеобщую панику: места на пароходах и судах не хватало не только для техники, но и для людей.

Вторая Конная овладела станцией Джанкой, где находился полевой штаб Врангеля, и помчалась на Ялту. В Джанкой перебазировалась авиация Южного фронта, она бомбила суда в портах Феодосии и Евпатории.

Войска 4‑й армии продвигались на Феодосию и далее — на Керчь. Первая Конная во взаимодействии с 51‑й стрелковой дивизией взяла Симферополь и устремилась к Севастополю.

Казалось, красный вихрь несется по равнинам Крыма. Не дать врагу опомниться!.. Остановить, сокрушить! И он не успел опомниться. Бежал без оглядки, бросая все. То был «вселенский драп», как потом определят сами врангелевцы.

А партизаны перерезали все пути отступления…