Поднимаясь на второй этаж, Пегов вдруг вспомнил, что надо бы поговорить с Фофановым. Парню хочется стать начальником цеха. Смешно, конечно. Но если недавний, пока что неофициальный разговор с директором о двухгодичной командировке в Индию на строительство большого металлургического завода осуществится, то кого же он, Пегов, оставит здесь вместо себя? Фофанова не хотелось бы, а где взять другого? Хотя можно ведь уехать и не видеть, что тут будет происходить, да ведь цех развалят — жалко. Фофанов прекрасно знает огнеупорные работы, но ведь он и должен их знать — лет десять, наверное, работает на печах. Ну, а кроме этого, что еще должен знать современный руководитель? Кем он должен быть? И экономистом, и юристом, и психологом, но если он к тому же еще не будет знать профессиональной этики, что тогда будет?.. Недавно Фофанов накричал на лучшего бригадира, тот прибежал с заявлением на перевод... «А я, чего я добился тем, что предложил главному сталеплавильщику понизить Фофанова в должности? Он посчитал, что я придираюсь к лучшим кадрам... Да-а... А на партбюро Фофанов вел себя как мальчишка. Нет. Надо с ним поговорить. Пусть берется за ум. Я вчера вот тоже выдал, как петух запел от радости. «Нюруша, — доложил я, — наверное, надолго поеду в Индию. Поедем со мной?» — скосил прищуренные глаза — попробуй пойми, — шутит или всерьез предлагает.

— Шибко ведь это ответственно — ехать с вами, — вздохнула Нюра и царапнула бугорок краски на голубом сейфе.

— Ну что ж, на нет и суда нет. Значит, никогда не покатаешься на слоне, — сказал он тихо и потянулся к телефону: «Ах, черт, что это со мной? Думаю о ней и думаю... Сдурел, совсем сдурел, ты, Никита...»

Открывая дверь, Пегов услышал голос заместителя:

— ...Ну-у, что вы, Юрий Михайлович, какой из него главный. Он начальник-то так себе, и к тому же эта аморалка...

Фофанов сидел спиной к двери, прижав плечом трубку, рядом с ним сидел Кураев и что-то подсказывал. Увидев начальника цеха, Кураев ухмыльнулся и уперся взглядом ему в лицо. Дескать, вот так и живем.

Фофанов оглянулся и начал густо краснеть:

— Да, да... Конечно... Его критерий... Что вы... — совсем смешался. — Нет, нет... Я вам позвоню позднее...

Делая вид, что ничего не слышал, Пегов, стараясь не смотреть на Фофанова, спросил:

— Чем так озабочен мой заместитель?

— Да так... Приятель вот звонил... — и деловито: — Никита Ильич, завтра миксер надо останавливать...

— Знаю.

— Мартеновцы оттягивают остановку на двенадцать часов.

— Знаю... — сказал Пегов и повернулся к Кураеву: — Когда пустишь второй растворный узел?

— Дня через три... Электрики уже доделывают.

— Кто снял фары и аккумуляторы с машины мартеновцев?

— Не грешен, — натянуто улыбнулся Кураев. — Ей-богу, не грешен... А кто вам сказал?

— Если придут с обыском и найдут — уволю...

— А чем прикажете работать? — У Кураева побелели и обтянулись скулы.

— Тем, что есть! — Пегов сел на стул и вытянул ноги.

— А то, что у нас есть, уважаемый Никита Ильич, моя бабушка в одном ящике в цветочках видела, — глаза взблеснули недобро, и еще больше напряглось лицо. — Один кричит — выгоню! Второй говорит — уволю! Красивый разговор!..

— А ты чего хочешь? — спокойно спросил Пегов, глядя на окно и прикрепленные к стене графики, на круглую вешалку в углу кабинета.

— Абсолютно ничего. Мне просто надоела примитивная организация работ... И мне хочется отворотиться от этой никчемной суеты...

— Резонерство это, милый мой, — Пегов быстро посмотрел в лицо Кураеву и, склонив голову, стал щелкать пальцем по спинке рядом стоящего стула, как бы ожидая возражения, но возражения не последовало, и он заговорил дальше: — Организуй, кто тебя сдерживает? Вместо того чтобы мять о стул одно место, сходи сам к главному механику, в отдел снабжения, да и мало ли куда еще... Сколько раз мне нужно говорить вам одно и то же? Вы привыкли к тому, что за вас за всех бегает Пегов. Так вот, господа, извольте сами заниматься нуждами производства... Все!.. К следующей оперативке вы, Олег Николаич, представьте мне свои соображения по этому поводу, а сейчас немедленно займитесь выяснением: кто украл аккумуляторы. Как вы их вернете — не мое дело... А с вами, Виктор Трофимыч, разговор у меня долгий. Идемте...

Глаза Фофанова беспомощно метнулись к Кураеву. Тот ободряюще хмыкнул и, встав, игриво блестя глазами, хлопнул заместителя по плечу и сказал:

— А ты позвони все же своему приятелю...

Фофанов кивнул и понуро пошел следом за Пеговым.

«Кошмар! — думал между тем Пегов. — И я должен смотреть на все эти безобразия? Зачем все это? Ты, Никита, слишком мягкий человек. Надо было тотчас же, как услышал, оборвать этого тихонького сателлита и тем самым навсегда пресечь подобные штучки. Так нет же, ты играл в чистое благородство. А они в отместку тебе в любой момент сделают удар пониже спины и не моргнут глазом. Зачем, кому и для чего нужна эта возня? Скушать, спихнуть с руководителя цеха? Смешно! Придет другой и заведет другие порядки... Фофанов выслуживается перед Лавочкиным — глупый, смешной человек! Тебе захотелось иметь титул начальника цеха? А кто тебе присвоит самый главный титул в жизни — титул человека, кто? — молча говорил Пегов следом идущему Фофанову. Вздохнул. — Как вам растолковать все это? Даже если я сейчас выплеснусь весь перед ним, он все равно не поймет ничего, не поймет, что не быть ему никогда начальником цеха, да и сейчас-то не у места... Тут-то уж я, милый мой, беспристрастен...»

Когда закрылась дверь за Фофановым, Пегов весело отбросил ручку, быстро встал и, подумав, что заместитель побежал звонить Лавочкину — это уж точно, — громко, с наслаждением расхохотался и, дважды обойдя стол, плюхнулся в кресло.

Он любил свой кабинет. Любил в нем работать.

— ...А знаешь, у него с ней точно шуры-муры, — сказал Фофанов Кураеву.

Оба стояли в гараже перед умолкшей машиной, с которой шоферу Цацкину было приказано снять аккумулятор и спрятать так, чтобы даже поднявшийся из земли Шерлок Холмс не смог найти.

— По-моему, ты ошибаешься, ничего подобного нет. И если уж есть у нее эти самые шуры-муры, то с кем-то другим...

— С тобой?

— А хоть и со мной. Стало быть, это ты написал в партком?

— Нет. Кто-то другой, — ухмыльнулся Фофанов уголками губ.

— Звонил главному.?

— Звонил. Он говорит: Пегова никогда не назначат на его место, что это так, разговоры. Но по голосу было ясно, что он взволновался... А еще Пегов мне сказал сам, что платит алименты...

— А ты и поверил?

— А как же, он же сам...

— Я тебе сейчас скажу, что у меня брат император Эфиопии. «Пегов его, конечно, разыграл, — подумал Олег. — И ведь он все слышал и все понял, когда вошел в кабинет. Попробуй сдвинь такого. А Фофанов будет портить нервы Пегову до тех пор, пока не вылетит с работы. Ну-ну, поглядим, что из этого выйдет...» По-моему, Пегова все-таки снимут. За травмы, за грубость с подчиненными и прочее... — сказал для Фофанова.

— Он же только на нас орет.

— Ну и что. Я, например, не вижу лучшего начальника цеха, чем ты, Виктор Трофимович...

— Да уж, — засмущался Фофанов.

— Да, да, а что Пегов? Дурак. Бабник. Демагог, — говорил Кураев. — Вот схожу в отпуск, вернусь, начальником цеха уже будешь ты.

— Если его в самом деле назначат вместо Лавочкина, то мне не быть начальником цеха. Цех он мне не доверит.

— Чепуха! Надо сделать так, чтобы его не назначили главным. И лучше бы вообще перевели куда-нибудь подальше...

— А как?

— А так вот: в парткоме есть жалоба — хорошо. А ведь есть газета. Есть директор. Все это на колесо нашей мельницы... Отклики на пожелания трудящихся. Так это называется.

— Глупости, — пробормотал Фофанов и, вздохнув, добавил: — Надо идти на печь. Опять ведь разорется...

«Тоска! — проводив взглядом заместителя, подумал Кураев. — Можно сдохнуть от этой тоски. Надо скорее в отпуск. На озеро. В лес. А там будет видно...»