Чтобы слышал наши моления не отец лжи, дьявол, а Отец наш небесный, Господь Бог, мы каждый вечер и перед святым причащением исповедуем свои грехи, то есть осознанно, открыто и искренне говорим о них в молитве к Богу. Грехи именуются вольными и невольными — то есть совершенными сознательно, по воле человеческой, и нечаянно, невольно. Обратите внимание на названия греховных страстей, когда читаете, к примеру молитву перед святым причащением: слово гнев родственно слову угнетать, то есть подавлять другого, печалить ближнего — печь, как на углях, его душу; гордиться — значит уподоблять себя горе, высящейся над человечеством; завидеть — заглядываться на чужое добро, зариться на него, и тем уязвлять, то есть ранить свое сердце. Среди названий грехов есть редкие, почти забытые ныне слова — свада и нерадение. Свадить — значит сталкивать, ссорить людей, а не радеть о молитве или о ближнем означает не заботиться о них.

В повседневном исповедании грехов встречаем и другие забытые теперь именования дурных поступков: многостяжание — стремление к обогащению, скверноприбытчество или как мы сегодня это понимаем — лихоимство, доход от злых дел, противных Господу, редкое слово мшелоимство значит ростовщичество, ведь древнее речение мшел означает нарост (сравним слова мох — то, чем обрастает что-либо, и замшелый — обросший). Вот и мшелоимство по сути есть доход, полученный в результате прироста данных в долг денег.

Помимо житейских грехов, связанных с земным существованием человека, есть болезни духа, которые сегодня подчас грехами и не считаются. Их называет святитель Иоанн Златоуст в своей молитве: Господи, избави мя от всякаго неведения и забвения, и малодушия, и окамененнаго нечувствия. Эти грехи можно понять, если вспомнить, какие им противопоставлены добродетели. Что такое неведение — бессовестность, отсутствие совестного осознания своих поступков. Забвением именуется утрата памяти смертной, той драгоценной мысли о Страшном суде Христовом, которая может остановить даже самых тяжких злодеев. Малодушие сегодня не кажется опасным для человека, его толкуют как предтечу трусости, нерешительность в борьбе, не более, на самом деле малодушие должно пониматься буквально, это когда в человеке мало души, все существо его занято плотским, телесным, земными страстями, собственным благополучием, когда в душу его не вмещается мысль о Боге, любовь к Нему и к ближнему своему. Наконец, окамененное нечувствие — страшная духовная болезнь, которая еще именуется теплохладностью, — свойственное нашему времени животное состояние людей вне Веры в Бога, вне любви, даже вне страха, когда у человека сохраняются лишь животные рефлексы, когда он уподобляется скотам несмысленным и безропотно покоряется чужой злой воле.

Страшно, что сегодня человечество многие свои богопротивные поступки старается не считать греховными. И хотя совесть наша прекрасно все различает, ее усыпляют лживыми увещеваниями, что безбрачное сожительство, к примеру, — это тоже брак, только гражданский, а вовсе не блуд; что работа банкира и жизнь на проценты с банковских вкладов никакого отношения к мшелоимству не имеют; что взятки чиновников — нормальная человеческая благодарность, а совсем не скверноприбытчество; что милицейский беспредел на улицах — исполнение обязанностей, а не лихоимство; что аборт — обычная медицинская операция, а не детоубийство… Но как бы нас ни увещевали, ни убеждали в обратном князья мира сего, каждый человек все равно совестью своей чувствует греховность содеянного им, но попуская грехи, он все более и более сжигает свою совесть, ибо, напомню вам, слово грех происходит от слова греть, не очищенный покаянием грех становится очередным поленом, подложенным в костер, где горит, корчась в муках, наша христианская совесть. И сколько ходит по земле людей, у которых совесть сожжена дотла.

Есть в нашем лукавом мире и другая горькая крайность. Когда убийство или гнев без рассуждения принимаются за лютые грехи. Да так ли это? Как в таком случае понимать слова святителя Иоанна Златоуста о необходимости пресекать святотатство казнью осквернителя Божьего Имени, как исполнять его слова «подойди и освяти руку свою раною», если при тебе хулят Бога Истиннаго. Действительно эти слова великого святителя, творца нашей литургии, противоречат духу мира сего быть толерантными, терпимыми по отношению к осквернителям икон, поджигателям храмов, хулителям нашей Веры. За годы проповеди непротивления злу силой, за время пропаганды ереси толстовства, которую почему-то незаметно присвоили себе многие современные христианские проповедники, мы получили стада православных непротивленцев, не способных не то что Веру свою оборонить от хулы, детей своих не умеющих защитить от поругания, от насилия на улицах, от явного их порабощения иноплеменниками. Да, эти православные непротивленцы не грешат против заповеди не убий, их грех страшнее: находясь в состоянии окамененного нечувствия, они отступают от первой заповеди Закона Божия, указующей на то, что Един у нас Господь Бог, Ему одному следует служить и поклоняться, а не потворствовать кумирам собственной трусости или малодушия.

В пору всеобщего разделения, когда десятки миллионов русских разбросаны по миру, когда само тело исторической России, ее исконная земля разодрана на четыре части — на ныне суверенные Россию, Украину, Белоруссию и Казахстан, — когда нет у нас единомыслия в государственном строительстве и единодушия в Вере, мы все еще не только называем себя, но и остаемся русскими. Так что же нас объединяет в народ?

Любой народ имеет, во-первых, общих единокровных предков. И каждый из нас, русских, числит в своих предках и князя Александра Невского, и купца Кузьму Минина, и полководца Александра Васильевича Суворова, и ученого Михаила Васильевича Ломоносова… Взглянем на их портреты — родные глаза смотрят прямо в наши души. Свои, кровные — наши отцы и деды, не то, что какой-нибудь Наполеон или адмирал Нельсон.

Всякий народ хранит общие установления и законы, и наши русские нравственные законы не позволяют нам, как народу, быть жестоким к слабым, отказывать в помощи народам, просящим у нас подмоги, кичиться перед другими нациями своим умом или достижениями.

Каждый народ помнит, что у него одна на всех история. И для русских иго татарское, нашествие французское, Первая и Вторая мировые войны, как и сегодняшнее порабощение инородцами, — это наша общая судьба, испытания, данные Богом всему народу, чтобы в освобождении от ига, от беды проявлять свою национальную волю к жизни.

Укорененность в своем Отечестве тоже объединяет нас в народ. Наша Родина поистине является землей отцов, поскольку их прах веками ложился в эту землю и тяга к родной земле такова, что умирающие на чужбине подчас завещают только одно — быть похороненными в земле отеческой или хоть когда-нибудь лечь в нее костьми.

У нас, у русских, как у всякого народа, один язык — именно язык определяет наш национальный характер и мировоззрение. Ведь недаром у славян понятие «народ» заключено в слове язык. Русский язык — это не одно только средство общения, как нам старательно внушают со школьных лет. Русский язык — это наш общий взгляд на мир, на семью, на государство. К примеру, слово счастье исконно означает не безудержное наслаждение жизнью и удовольствиями, счастье по-русски — это своя часть, своя доля в земной жизни человека. Эта доля может быть трудной, полной испытаний, но и ее русские признают счастьем. А у китайцев, наоборот, иероглиф счастья — свинья под крышей, то есть теплый хлев и сытость. Ни один русский человек, даже жизнь положивший исключительно на собственное благополучие, это китайское счастье никогда подлинным счастьем не признает.