4 марта 1917 года архиепископ Арсений (Стадницкий) ликовал на первом при Временном правительстве заседании Св. Синода: «Двести лет Православная Церковь пребывала в рабстве. Теперь даруется ей свобода. Боже, какой простор! Но вот птица, долго томившаяся в клетке, когда ее откроют, со страхом смотрит на необъятное пространство… Так чувствуем себя мы, когда революция дала нам свободу от цезарепапизма».

Так случилось, что большие люди Церкви возомнили себя больше Царя, а следовательно, больше Господа. Они забыли, а может, и не знали предупреждения о. Иоанна Кронштадтского о грядущем цареотступничестве: «Если мы православные, то мы обязаны веровать в то, что Царь, не идущий против своей облагодатствованной совести, не погрешает». Но тогда большие люди Церкви в несомненно дьявольском наваждении рассудили, что Царь грешен, немощен, недалек, и «для завоевания гражданской свободы» они призвали русских православных христиан «довериться Временному Правительству». Они обосновали переворот богословскими доводами, внушая верующим мысль о «богоустановленности» новой власти, как это делал епископ Рыбинский Корнилий после прочтения Акта об отречении Императора: «Сейчас мы слышали об отречении Николая II. Крестом для России, для русского народа было его царствование: сколько крови пролито во время японской и настоящей войны!.. И не стерпел этих унижений русский народ… он взял теперь власть в свои руки под водительством нового Богом данного правительства, ибо «несть власть аще не от Бога, сущие же власти от Бога учинены суть» (Рим. 13,1). Теперь народ будет защищать свои права и мощно будет отражать врага… Для ускорения желанной победы мы должны все от мала до велика искренно и нелицемерно соединиться под властью нового правительства и помогать ему всеми своими силами».

Горько сегодня читать эти строки, ибо мы знаем о том «счастье» и о той «славе», которые ждали Россию без Царя, а потому и Россию без Бога. Когда большие люди Церкви благословили цареотступничество, маленькие люди Ее, верные чада, промолчали. Маленькие люди посчитали себя слишком маленькими, чтобы отстоять Русское Царство.

Не встала Православная Русь спасать своего Белого Царя. Отшатнулись от Императора те из духовных, кто по долгу своему должны были ни на шаг не отступать от Него. Заведующий придворным духовенством протопресвитер Придворных соборов Александр Дернов смиренно испрашивал указаний Синода «относительно того, как будет в дальнейшее время существовать все Придворное духовенство», чем ему кормиться и кому подчиняться. Из 136 человек причта придворных соборов и церквей — протоиереев, священников, протодьяконов, дьяконов, псаломщиков ни один не последовал за Государем в заточение, ни один не разделил с Ним его мученического креста. Что говорить, были среди пошедших на крест за Императором дворяне, и дворянин доктор Е. С. Боткин писал из екатеринбургского заточения: «Я умер — умер для своих детей, для друзей, для дела… чтобы исполнить свой врачебный долг до конца». Дворянин генерал-адъютант И. Л. Татищев вспоминал о своем решении на просьбу Государя поехать с ним в ссылку: «На такое монаршее благоволение у кого и могла ли позволить совесть дерзнуть отказать Государю в такую тяжелую минуту». Были среди верных слуг Царевых крестьяне и мещане, и камердинер Государыни крестьянин Волков о своей верности Царю говорил просто: «Это была самая святая чистая Семья!» Были у Семьи и верные слуги из иностранцев и иноверцев — англичанин Гиббс и француз Жильяр. Духовных лиц среди последовавших за Царем в заточение не было.

Епископ Екатеринбургский Григорий, поведший с большевиками примирительно-соглашательскую политику, имел возможность не только облегчить положение узников, а если бы желал, и помочь их спасению, однако ничего для этого не сделал. Уже после злодейского убийства на допросе у Соколова он даже не выразил сочувствия мученикам. Екатеринбургский священник о. Иоанн (Сторожев) трижды служил обедницу в Ипатьевском доме, был рядом с Государем накануне Его смерти, но и обмолвиться словом не решился. Страшно было, как же, на обеднице присутствовал сам комендант Юровский, «известный своей жестокостью». Зато с этим иудеем-палачом священник нашел время поговорить о своем здоровье, кашель-де одолел. Но именно этому человеку, носившему звание священнослужителя, Волею Божией довелось приуготовить Государя и Семью Романовых к последнему смертному пути, причем сам он понял это уже много позже свершенного убийства. Следователю Соколову сам о. Иоанн Сторожев об этом рассказывал так: «Став на свое место, мы с дьяконом начали последование обедницы. По чину обедницы положено в определенном месте прочесть молитвословие «Со святыми упокой». Почему-то на этот раз дьякон, вместо прочтения, запел эту молитву, стал петь и я, несколько смущенный таким отступлением от устава (а поют «Со святыми упокой» на отпевании и панихиде. — Т. М.). Но, едва мы запели, как я услышал, что стоявшие позади нас члены семьи Романовых опустились на колени. Когда я выходил и шел очень близко от бывших великих княжон, мне послышались едва уловимые слова: «Благодарю».

Царская семья, с изумлением отмечал Сторожев, выражала «исключительную почтительность к священному сану», при входе в зал священника отдавали ему поклон. Сам же Сторожев не имел воли выразить почтительность к священному сану Царя и лишь «молчаливо приветствовал» Семью. «Молчаливо приветствовал»! Какое страшное признание в цареотступничестве стоит за этими словами. Еще недавно он дерзнуть не мог помыслить даже о чести оказаться вблизи Помазанника Божия, а теперь «молчаливо приветствовал» Его Величество, то есть кивал ему головой, отвергая в страхе иудейском голос совести, что Царь остался Царем, что воля людская, отвергшая Его Самодержавие и презревшая Его Помазанничество — ничто в очах Божиих.

Такие, как Сторожев, спешно собирали соборы и собрания в уездах и губерниях, чтобы засвидетельствовать свою поддержку «новому строю», а на самом деле, чтобы предать поруганию Царство. «Духовенство города Екатери-нодара выражает свою радость в наступлении новой эры в жизни Православной Церкви…», «Омское духовенство приветствует новые условия жизни нашего Отечества как залог могучего развития русского национального духа», «Из Но-воузенска. Отрекаясь от гнилого режима, сердечно присоединяюсь к новому. Протоиерей Князев», «Общее пастырское собрание города Владивостока — оплота далекой окраины Великой России приветствует обновленный строй ее», «Прихожане Чекинской волости Каинского у. Томской губ. просили принести благодарность новому Правительству за упразднение старого строя, старого правительства и Воскресение нового строя жизни. От их имени свящ. Михаил Покровский», «Духовенство Чембарского округа Пензенской епархии вынесло следующую резолюцию: В ближайший воскресный день совершить Господу Богу благодарственное моление за ниспосланное Богохранимой державе Российской обновление Государственного строя, с возглашением многолетия Благоверным Правителям. Духовенство округа по собственному своему опыту пришло к сознательному убеждению, что рухнувший строй давно отжил свой век», «Тульское духовенство в тесном единении с мирянами, собравшись на свой первый свободный епархиальный съезд, считает своим долгом выразить твердую уверенность, что Православная Церковь возродится к новой светлой жизни на началах свободы и соборности», «Из Лабинской. Вздохнув облегченно по случаю дарования Церкви свободы, собрание священно-церковнослужителей принимает новый строй»…

Духовенство всей России — от Витебска до Владивостока, от Якутска до Сухума — представлено в таких вот телеграммах. Как затмение нашло на этих облеченных долгом людей, доверившихся революционной пропаганде, начитавшихся газетной травли, напитавшихся крамольным духом демократии, в безотчетности, что нарушают присягу, принесенную ими при поставлении в священнический сан на верность Государю Императору, которую Государь Император для них не отменял:

«Обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом пред Святым Евангелием в том, что хощу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю, Императору Николаю Александровичу, Самодержцу Всероссийскому, и законному Его Императорского Величества Всероссийского Престола Наследнику верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови… В заключение сего клятвенного обещания моего целую Слова и Крест Спасителя моего. Аминь».