— Дайте мне связь с лодкой, — сказал Ромашов.

Грачев включил аппаратуру, мигом сделал настройку и, вызвав на переговоры командира, подал Ромашову микрофон. Тот взял:

— «Орел», я — «Чайка». Когда начнете?

Щелкнула трубка, и Ромашов услышал басовитый голос:

— «Чайка», я — «Орел». Ухожу на глубину...

Подводная лодка погрузилась, и там, где скрылась ее рубка, буруном кипела вода.

— Теперь глядеть в оба, — сказал старпому Ромашов.

А море бесилось и рычало. Небо закрыто тучами, и Ромашов боялся, что если не распогодится, то нелегко будет обнаружить торпеды. Но, к счастью, дождь вскоре перестал, и лодка произвела атаку по кораблю. Одна торпеда прошла под днищем и всплыла, а две другие торпеды промелькнули в стороне от «Гордого» и где-то затерялись.

Корабль сделал несколько галсов, но торпед не обнаружили.

Ромашов решил искать у острова — возможно, их отнесло течением.

...Поиск длился уже сутки. Ромашов не выпускал из рук бинокля, страшно переживал, но старался не выдавать себя. Служба научила его быть сдержанным, не терять бодрости духа в любой обстановке. Когда показался остров, он приказал усилить наблюдение.

— Сектор поиска круговой...

Грачев, заступивший вахтенным офицером, так и не отдохнул: старпом приказал ему принять вахту вместо начальника радиотехнической службы. «Ему искать торпеды, так что пусть настраивает свою аппаратуру», — сказал старпом, когда Грачев попытался было возразить. Тогда Грачев обратился к Ромашову. Тот удивился:

— Да вы что, голубчик? Нам надо найти торпеды, если даже придется неделю бороздить море. Нет, нет, офицер вы опытный и, я надеюсь, править службой умеете не хуже моих орлов.

«Ну и хитер!» — подумал о Ромашове Грачев. Он неотступно всматривался в черное кипящее море. «Гордый», весь содрогаясь, грудью резал упругие серо-зеленые валы.

«А хорошо, что приехала Надя, видно, сильно любит Гончара», — неожиданно подумал Петр.

— На румбе! — послышался зычный голос Ромашова.

— Сто десять!

— Так держать!..

Снова пошел дождь, но теперь со снегом. Небо будто опустилось, вода почернела, белые гребешки волн светились узорчатым кружевом.

— Где тут заметишь торпеду? — пробурчал старпом. — Корабли и те не разглядишь.

Ромашов покосился на него:

— Обязаны найти, Федор Андреевич.

Старпом неловко взялся за околыш фуражки.

— Пашем море без толку, надо бы сообщить в штаб, — предложил он.

— Да, сообщить, пожалуй, надо, — согласился Ромашов.

Ответ пришел быстро. Адмирал приказывал продолжать поиски. В телеграмме были такие слова:

«Искать, среди торпед есть одна экспериментальная».

— Полный ход! — Ромашов спрятал радиограмму в карман.

Грачев до боли в глазах всматривался в белесую пелену моря. Корабль изменил галс, и теперь ветер дул в лицо. У Петра стали слезиться глаза. Он вытер их платком и снова взял бинокль. И вдруг... Что это? На волне замельтешила красная головка торпеды. Нырнула, потом опять появилась на гребне волны.

— Торпеда! Вижу торпеду!.. — почти закричал Грачев.

Корабль резко изменил курс.

Когда торпеду выловили, Ромашов повеселел.

— A y вас, Петр Васильевич, глаз зоркий, — сказал он, стряхивая с фуражки капли воды. — Видите, на теле торпеды черный треугольник? Это значит — экспериментальная.

— Мне повезло, — улыбнулся Грачев.

Прошли еще сутки.

Корабль утюжил зыбкое море.

Грачев, сидя в рубке за радиоприемником, принял прогноз погоды. Ветер усилился до восьми баллов. «Тряхнет нас крепко», — подумал он, делая запись в журнале. Зазвонил корабельный телефон, и в трубке послышался голос Ромашова:

— Прошу вас на мостик!

«Видно, что-то стряслось», — подумал Петр.

Он вышел на палубу. Шторм не ослабевал. Держась за стальные леера, с трудом пробирался на мостик. Ночь — темная, ни единой звездочки на небе, все вокруг затянуло тучами. У полубака белопенная волна накрыла Грачева, завертела и потянула за собой. Чудом успел ухватиться за железную стойку трапа.

Поднялся на мостик весь мокрый. В лице — ни кровинки. Ромашов даже испугался:

— Что с вами?

— Малость ушибло...

— Вот что, милейший... — шутливым тоном заговорил Ромашов, но тут же посерьезнел: — Час назад я должен был получить условный сигнал. А что, эфир пуст?

— В наш адрес пока ничего нет...

Ромашов недоумевал: в чем же дело? Если в план учения внесены поправки, то ему, командиру, дали бы знать. Он предупредил Грачева: радиограмма очень важная.

— Вы глядите там...

Недобро заныло сердце у Грачева. Вернувшись в радиорубку, он взял со стола кипу радиограмм и стал снова просматривать их. Вот донесение от самолета-разведчика, вот — от надводного ракетоносца, вот — от противолодочного крейсера, который находится где-то в Атлантике, а вот — от берегового поста.

— А вот — от подводной лодки, — вахтенный радист протянул ему листок. — Только принял, но с большими пропусками.

Радиограмма номер один. Не о ней ли говорил сейчас Ромашов?

— Как же вы, а? — спросил Грачев радиста.

Матрос сказал, что как только лодка вызвала «Гордый» на связь, на той же волне заработала какая-то станция и создала сильные помехи.

Грачев задумался. Лодка вела передачу, а кто-то пытался помешать ей. Но кто? И почему радиограмма помечена учебной? Не в целях ли маскировки?

— Вот позывные, я успел их записать, — добавил матрос.

Петр, глянув в журнал, понял: радиограмма адресовалась «Гордому». Запрашивать лодку было бесполезно, поскольку для радиопередачи она подвсплыла, а теперь находится где-то на большой глубине..

— Как обстановка, нет ли радиограммы? — вновь запросил Ромашов.

— Есть, товарищ командир!..

Грачев доложил, что старшина не смог записать весь текст — очень большие пропуски. Ромашов попросил Грачева что-нибудь предпринять.

— Вы же специалист, думайте...

Запросы на другие корабли ничего не дали, и Грачев ходил по рубке, покусывая губы.

Раздался пронзительный звонок. Это снова Ромашов:

— Не получается? Надо, чтоб получилось. Поймите, это не то, что «Бодрый» не выставил мины. Мы сорвем всю операцию! Вы слышите?

«Бодрый»! И как Петр раньше не подумал о своем корабле. Он включил передатчик, нажал ключ, и чуткие стрелки приборов заплясали на своих шкалах. Петр передал текст, который гласил:

«Бодрый», прошу срочно отрепетовать радиограмму номер один...»

Грачев мигом переключился на прием. Эфир заполнен хаосом сигналов. Музыка, пение.

— «Венера», я — «Радуга», передаю прогноз погоды... — доносилось откуда-то с северных широт.

А вот это — рация рыболовецкого сейнера. Там что-то случилось, капитан просит срочно выслать спасатель. Петр чуть повернул ручку настройки и услышал позывные «Бодрого»:

— Передаю радиограмму номер один...

Но едва начали передачу, как вдруг на волне появился треск. Чья-то радиостанция создавала помехи. «Неужели снова будут пропуски?» — встревожился Петр. Он то уменьшал громкость, то изменял чуть настройку. Наконец «Бодрый» умолк. Петр посчитал количество слов. Пропущенными оказались два. Их Грачев восстановил по ранее принятой радиограмме. Потом поднялся на ходовой мостик.

— Товарищ командир, все в порядке! — И Петр протянул ему злополучную радиограмму.

Ромашов волновался не зря — в ней предписывалось командиру «Гордого» совместно с торпедными катерами отвлечь главные противолодочные силы «синих», чтобы дать возможность подводным лодкам прорваться к ракетному крейсеру и «нанести» удар.

— Вот оно что, — легко вздохнул Ромашов и обернулся к Грачеву: — Спасибо, Петр Васильевич, выручил. Спасибо...

Корабли «красных» легли на боевой курс. Неожиданно над ними появились бомбардировщики «синих».

Ракеты «Гордого» прочертили огненные трассы и где-то далеко-далеко на фоне посветлевшего неба взорвались.

Залп. Еще залп.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: