— После вахты лег отдыхать...
— Мне тоже не повезло. — Скляров протянул ему листок. — Вот читайте...
Кесарев пробежал текст глазами. Серьезно сказал, возвращая листок:
— Все понял, товарищ командир. Разрешите людей готовить?
— О том и речь. — Скляров окликнул штурмана. — Далеко «Горбуша»?
Лысенков доложил, что в сорока милях, неподалеку от острова.
За годы службы на море Скляров привык ко всему, но когда речь заходила о мине, всегда волновался; впрочем, ничего удивительного в этом не было: любой командир, на плечах которого лежит ответственность за корабль, не будет равнодушен ко всему, что может угрожать его жизни. И теперь Скляров был собран, он готовился к серьезному испытанию, а что дело это будет трудным, он не сомневался. В его душе теплилась надежда на Кесарева — этот отчаянный, до дерзости смелый офицер, конечно же, укротит мину. Только бы шторм на море не поднялся. Скляров раздумчиво ходил по мостику, то и дело подносил к глазам бинокль. Но первым обнаружил траулер вахтенный радиометрист. Приняв его доклад, Скляров теперь и сам по носу корабля увидел «Горбушу». По радио он связался с судном. Капитан Серов попросил близко к нему не подходить. Он не специалист и не знает, что за мина. Она неподвижно лежит на выловленной рыбе.
— Не надо паниковать, мы мигом ее укротим, — сказал Скляров, переключаясь на прием. Видно, обиделся старый капитан, потому что голос у него то срывался, то хрипел, но Скляров набрался терпения до конца выслушать Серова. А тот не скупился на слова, говорил прямо, не боясь вызвать гнев командира «Бодрого».
— Павел Сергеевич, ты чего кипишь? Я тебе не ребенок, чтоб меня в паникерстве обвинять, — басила трубка радиотелефона. — Мина-то, видать, не простая, и обуздать ее не всякий сможет. А насчет паникерства так скажу: на фронте я и не то видел, да не терял бодрости духа. А ты, Павел Сергеевич, колешь меня... Иной мореход щедрый на слова всякие, а у самого коленки дрожат... Так вы все поняли?
Склярову такой разговор пришелся не по душе, но чтобы не осложнять дела, он коротко бросил в микрофон:
— Посылаю к вам людей на катере.
— Согласен. Жду, — также коротко отозвался Серов.
Скляров, выключив микрофон, подозвал к себе Кесарева:
— Берите подчиненных и — на катер. Доложите, что за мина. Будьте внимательны.
«Не маленький, сам знаю, что делать», — подумал Кесарев.
Катер тихо пристал к борту «Горбуши». Кесарев, ступив на палубу траулера, поздоровался с Серовым.
— Добрый день, Сергей, — капитан помолчал, глядя Кесареву в лицо. — Ты, вижу, косишься на меня? Ну и зря. Отец я Вере или кто? Муж у нее есть, понимаешь, а ты... — Он резко махнул рукой. — Эх, Сергей... Душу ты мне чуть не отравил. Ну ладно, я не сержусь...
Кесарев молча присел на корточки возле мины, осмотрел ее. Неконтактная немецкая типа «С», точно такую он разоружал весной в бухте Заозерной. Только эта мина вдвое больше. Значит, и в ней есть какая-то хитрость...
— Ну и как? — спросил Серов.
— Буду разоружать, — сухо отозвался Кесарев. — Экипажу судна придется перейти на наш корабль.
Серов недоуменно пожал плечами:
— Всем?
— Всем до единого, в том числе и вам.
Серов некоторое время молчал, потом глухо сказал:
— Я капитан и не могу бросить свое судно.
Лицо у Кесарева налилось краской, и весь он напружинился.
— Если вы не уйдете, я не стану разоружать мину. Я просто не имею права это делать, если на судне есть хоть один человек. Что, не верите? Тогда спросите у Склярова.
Серов свирепо посмотрел на Кесарева.
— Это ты сам спроси у Склярова, он ведь твой командир. А здесь, на траулере, я хозяин. И ты не смей тут кричать. Это ты с Верой мог так... — Он вдруг понял, что сказал лишнее, испугался, когда увидел вспыхнувший огонек в серо-зеленых глазах Кесарева. Чутье подсказало капитану, что не следовало так грубо и вызывающе поступать. Он подошел к минеру, положил ему на плечо свою длинную натруженную руку и тихо сказал:
— Извини, Сергей... — Качнув головой, без жалости к себе, добавил: — Горячо мне... Дочь с мужем уезжает в Ригу, а у меня душа на части рвется. Ты же знаешь, какой он, Борис? И чего она вышла за него замуж, ума не приложу. На старости лет пожить спокойно не дают, — голос Серова дрогнул, зазвенел как разбитое стекло. — Извини, погорячился я. А на судне останусь, хоть что делай... Оно же моя судьба, а кто станет ломать себе судьбу?..
Кесарев молча повернулся и зашагал к борту, где был спущен трап.
Катер вновь вернулся к борту «Бодрого».
Кесарев доложил командиру все подробности. Умолчал лишь о том, что едва не поссорился с Серовым. «Не надо ему это знать, а то еще запретит работать», — подумал Сергей.
— А если отбуксировать мину? — спросил капитан второго ранга.
— Может взорваться. Эти «эски» каверзные...
И все же Скляров с этим вопросом обратился к Савчуку. Тот категорически возразил, сказал, что Кесарев прав: надо сначала извлечь запалы и отключить схему ликвидатора.
— А если рискнуть?
— Может взорваться, погибнут люди. Нет, не советую... Решительно не советую. Я помогу Кесареву удалить запалы. Вдвоем мы укротим «эску».
Скляров задумался. Его и обрадовало предложение конструктора, и огорчило. Невольно пришли на память слова адмирала Журавлева: «Вы в ответе не только за корабль, Павел Сергеевич, но и за конструктора». Скляров посмотрел в усталое лицо Савчука:
— Вас я не пущу.
— Вы шутите, Павел Сергеевич, — усмехнулся Савчук.
— Нет же, — возразил Скляров, — не шучу. Не ваше это дело.
— Прав командир, — вмешался замполит Леденев. — К тому же Кесарев у нас уже имел дело с «эсками», и будем надеяться, что все пройдет благополучно.
Савчук, явно рассерженный, пожал плечами:
— Странно, однако, весьма странно. Тогда я прошу разрешить мне держать с Кесаревым связь по радио: возможно, у него возникнут вопросы.
— Об этом я хотел просить вас. — Скляров подозвал к себе Грачева: — Пришлите на мостик радиста с переносной радиостанцией. Установите связь с «Горбушей». А вы пойдете на траулер вместе с Кесаревым...
Трижды катер ходил к судну, чтобы снять людей. Всех их разместили на палубе «Бодрого». На траулере остался лишь капитан.
Погода начинала портиться. Море все больше темнело, усилился ветер, и волны стали круче. Скляров не на шутку забеспокоился. Он подошел к матросу Гончару, сидевшему у рации, и попросил микрофон. Щелкнула кнопка, и Скляров запросил траулер. Ему ответил зычный голос Грачева, мол, все в порядке, Кесарев к работе приступил.
— Добро. Если что — дайте знать.
Кесарев склонился к мине. Он весь напрягся, на лице выступили мелкие капли пота и медленно покатились за воротник. Дыхание как бы остановилось, замерло. Он ощутил торопливые, очень четкие толчки сердца. Пальцы потеряли гибкость, и он несколько раз сжимал и разжимал их, чтобы разогнать кровь. Наконец отключил схему ликвидатора. Но кто знает, может, это одна из ловушек? Теперь осторожно вынуть электрозапал. Нежно, словно прикасался к девичьей руке, нащупал пробку и с трудом вынул ее. И вдруг послышалось зловещее шипение. На секунду он растерялся, потом рывком бросился к рубке, подальше от мины. Упал на мокрую палубу и замер. Минута, другая... Кесарев чуть приподнял голову — мина по-прежнему неподвижно лежала на палубе. Что же могло произойти? Кесарев вошел в рубку капитана, где находился Грачев, и взял у него микрофон. Связался с кораблем:
— Кто у рации? Вы, Евгений Антонович?
И Кесарев сообщил ему о странном шипении. Похоже, что сжатый воздух выходил наружу. Но неясно, откуда он мог появиться.
Савчук предупредил Кесарева пока ничего не трогать, а сам подошел к Склярову.
— Мне надо на судно, — сказал он. — Очень надо. Я ничего делать не буду, я только взгляну. Павел Сергеевич, мина сложной конструкции. Поверьте, это очень важно.
— Я доложу в штаб... — начал было Скляров, но Савчук прервал его: