— Это меня, — подошла к нему Ира и, взяв у него трубку, сказала: — Да, да, это я.

И услышала незнакомый женский голос:

— Здравствуйте, Ирина Николаевна.

— Кто это? — спросила Ира.

— Не узнаете? Это Аля Зайцева.

Ира похолодела.

— А, это ты, Аленька… Здравствуй, милая, здравствуй, родная! — Чувствуя, каким приторно-сладким, прямо-таки лебезящим становится ее голос, и проклиная себя за это, она продолжала говорить: — Ты откуда звонишь, ласточка? Я тебя так давно не видела!

— А знаете, почему я звоню?

— Догадываюсь, Алиночка, догадываюсь, — сказала Ира и ощутила каждой клеткой, как ее вдруг бросило сперва в холод, потом в жар.

— Значит, вы помните?

— Что ты, Аля! Разве я могла забыть? Тебе мама поручила позвонить?

— Почему — мама? Машка все-таки моя дочь, вот я вас и приглашаю на именины. Конечно, и мама вас приглашает.

— Да, да, я помню, что Машенька именинница! — Этого Ира вовсе не помнила, но тем не менее говорила.

— Приезжайте завтра к двенадцати. Обязательно со Светой и с Павлом Владимировичем. Хорошо? Мы без вас не сядем за стол.

— Аля, Павел Владимирович в больнице, — сказала Ира жалобным голосом.

— Да? А что у него?

— Ему сделали операцию. — Ира старалась говорить тихо и прикрывала ладонью трубку.

— Ай-яй-яй!.. Но ведь вы со Светой можете приехать? Ну, пожалуйста, — просила Аля.

— Хорошо, хорошо. А как мама?

— Ничего. Собиралась к вам, но так и не выбралась.

— Хорошо, хорошо. Я приеду.

— Только не опаздывайте! — прокричала ей Аля.

Ира положила трубку. Ну вот, началось! Алина мать собиралась к ней приехать… О господи! Кто сказал, что она освободилась от забот?..

А Примадонна, оказывается, проницательна.

— Детка, что случилось? — спрашивает она.

— Нина Алексеевна, мне нужно уйти, — сказала ей Ира. (В конце концов, имеет она право уйти на пять минут раньше? Тем более что зал опустел и только один Кулемин торчит с «Крокодилом» за столиком!)

— Что за вопрос? Конечно. Но что у тебя стряслось?

«Ну, что она пристала? Неужели не ясно, что я не хочу отвечать?» — думает Ира и говорит:

— Да нет же, ничего. Просто я хочу пораньше попасть в больницу.

— Ну и беги, беги, детка.

«Ах, какая добренькая!..» — отчего-то злится Ира.

Наездник Арик, который при встрече так галантно целовал ей ручку, продолжал забавляться своим пояском, когда Ира вытаскивала из-под стола тяжелую авоську с картошкой и сумку (продукты она купила во время перерыва). Взгляд наездника мельком скользнул по картошке и снова обратился к вертевшемуся в воздухе серебристому кругу.

— До свидания, — попрощалась Ира.

И вышла из библиотеки, оставив в ней Кулемина, Примадонну и наездника. Разве не извечный треугольник: он — она — он? Завязка была, кульминация приближается, развязка, безусловно, наступит. Все по законам жанра! «К черту, к черту! Что мне о них думать? Надо думать, у кого перехватить денег. У кого же, у кого?..» — соображала Ира, идя с тяжелой ношей к трамваю.

Деньги нужны на подарок имениннице Маше. Хотя бы десять рублей. На именинах нужно быть во что бы то ни стало. Приехать и как-нибудь договориться, с Дарьей Игнатьевной. Но Павел не должен ничего знать. («Ты была у этого печенега?! У этой печенегши? — это Павел о Дарье Игнатьевне. — Поздравляю!»)

Запуталась в трех соснах и врет, врет, врет… На что она надеется?

Ира ходит к Павлу со своим халатом и шапочкой. Очень удобный способ беспрепятственно проникать в больницу. Этому искусству обучила ее Примадонна. Она же и принесла Ире халат и шапочку, взяла у своей соседки — медсестры. Перед тем как войти в отделение, нужно облачиться в белое и спокойно проходить. Никто тебя не остановит. Первые дни Ира трусила — вдруг схватят за руку и подымут шум? Потом привыкла.

Сегодня — то же самое. Уже одетая в белое, Ира оставила в гардеробе авоську с картошкой, подошла к лифту, где дежурила санитарка (тоже в белом), подождала, пока спустится кабина, и спокойно поехала вверх. Значит, первая задача успешно выполнена. Предстояла вторая: не подать Павлу виду, что она расстроена.

С этим настроением (улыбка, еще раз улыбка!) она вошла к нему в палату. Павел читал, лежа на кровати. Его «сопалатники» тоже лежали с книжками. Словом, все интеллектуально развивались благодаря Ире, снабжавшей их литературой.

— Добрый вечер. А вот и я! — сказала она с улыбкой и еще раз с улыбкой.

Все обитатели палаты благополучно выздоравливали, все уже были «ходячие». Поздоровавшись с Ирой, они стали подыматься с коек, собираясь выйти, то есть создать им условия для свидания.

— Ради бога, не уходите, — сказала им Ира, — Мы с Павликом посидим в вестибюле. Я только разгружу сумку.

— Ириша, я тебя просил ничего не приносить, — запротестовал Павел. — В тумбочке завал.

— А ты ешь почаще. Понемножку, но чаще, как велят врачи. У-у, какой худущий! — Ира смешливо сморщилась и поцеловала мужа в лоб.

Потом они вышли в вестибюль. Ира поддерживала мужа за локоть, он шел медленно и чуть-чуть согнувшись. В вестибюле больные облепили телевизор. Передавали футбольный матч. Кто-то кому-то забил гол, и на трибунах стоял рев, заглушавший голос комментатора. Они устроились на диванчике в тихом тупичке коридора. Ира помогла мужу сесть, — присела рядом. Павел был очень худ и бледен: операция укатала его. И еще эта больничная полосатая пижама, с короткими рукавами и короткими штанинами, из которых торчат худые руки и худые ноги! Будто месяц назад эти руки не были крепкими, как у всякого здорового и сильного человека. Ира готова была заплакать, глядя на мужа. И сдержала себя, зная, как он не любит вздохов и нытья.

— Ну что, женушка, какие у тебя новостишки? И как наше чадушко поживает? — шутливо спросил ее Павел.

Приунывшая на минутку Ира спохватилась: где же улыбка и еще раз улыбка?

— Все прекрасно, а новостей куча. Во-первых, Динка Карпова выходит замуж, почти получено приглашение на свадьбу. Во-вторых, видела сегодня Яшку Бакланова, передавал тебе грандиозный привет. Заявился этаким франтом, взял Ключевского. Говорит: «Хочу перечитать его лекции о Смутном времени!» — засмеялась Ира. — В общем, Яшенька в своем репертуаре.

— А что с его диссертацией, не знаешь? — спросил Павел.

— Представь, ВАК утвердил, и Яшка законный кандидат наук.

— Утвердил?.. Хм-м!.. — с досадой хмыкнул Павел.

Вдруг Ира сказала:

— Павлик, а почему бы и тебе не защититься?

— То есть? — удивился он.

— То есть почему бы тебе не написать диссертацию?

— Какую? О чем?

— Да мало ли о чем! Что ты, хуже Яшки? Ты столько лет преподаешь в школе, обобщи какой-нибудь опыт или… ну, что-нибудь. Сейчас все пишут диссертации.

— Да с чего ты взяла, что я должен заделаться ученым? — улыбнулся Павел. — Я учитель истории в старших классах, и с меня этого вполне достаточно. Что тебе взбрело в голову, Иришка?

— И тебе не хочется преподавать в институте? Защитить диссертацию, получать хороший оклад? — с нескрываемым раздражением спросила Ира.

— Ириша, не надо… Я все понимаю, — Павел положил ей на плечо худую руку и повторил: — Я все понимаю.

Позабыв о всяких улыбках, Ира вдруг заплакала.

— Не надо… перестань… — Павел гладил ее плечо. — Что-нибудь придумаем, выкрутимся… Вот выйду из больницы напишу брошюру; мне в роно предложили. За брошюру что-то заплатят… Ну, ну, возьми себя в руки. — Несколько минут они молчали. Павел все время легонько гладил Ирино плечо. Она нагнула голову и теребила кончик носового платка, который держала в руках. Кисти рук у нее были некрасивые: широкие, со вздувшимися венами (может, от тяжелых сумок?). И лицо ее — заплаканное, с крупным носом и криво закушенной губой тоже было некрасиво.

— Ну что… беги домой? — сказал после продолжительного молчания Павел. — Света уже дома… Отдохни, выспись. У тебя усталый вид.

— Да… сейчас, — вздохнула Ира, — Знаешь, я завтра, наверно, не приду. Стирка накопилась…