Нет. Этого не произойдет.

И Искоренитель, призывая всю свою силу, одним прикосновением разрывает нить жизни лорда Птицы, раз и навсегда ставя крест на всех его честолюбивых помыслах.

Он умер мгновенно, так и не успев ничего осознать. От Искоренителя нет защиты ни у кого. Оборвалась жизнь – и оборвались все нити, магией опутывающие сознания людей. Расширились зрачки Змея, в глазах его отразился ужас – он все понял, но уже не мог остановить удар. Вскрикнул Орогрим, понимая, что его тело свободно, но Арна сидит слишком далеко, и он не успеет… Из последних сил рванулась в сторону сама девушка – любая рана заживет, лишь бы не в сердце…

Со звоном рассыпались мелкими хрусталинками бокалы, сорвавшиеся с выпавшего из рук Шениля подноса. Алыми брызгами разлетелась кровь Танаа по светло‑кремовой бархатной обшивке дивана.

Арна вскрикнула от боли, когда лезвие меча пронзило ее левое плечо – но тут же взяла себя в руки, запрещая телу чувствовать боль.

Эстис упал перед ней на колени, в глазах молодого графа застыл немой ужас.

Закричал дворецкий, медленно, но неумолимо осознающий все, что происходило после смерти старшего де Карнэ.

Вскочил на ноги Орогрим, непонимающе глядя на сестру – что теперь делать? Кто виноват? Кому мстить?

– Успокойтесь! – серебром и льдом зазвенел голос Танаа – и этот голос подействовал на всех лучше ушата холодной воды. – Я жива. Птица мертв. Все хорошо… Эстис, прошу, вытащи меч. – На последних словах голос ее все же подвел, задрожав и выдав боль и усталость.

Оцепенение спало.

– Лекаря немедленно! – заорал граф дворецкому. Тот опрометью бросился искать местного доктора, так же пребывавшего ранее под властью Птицы. Сам Змей обернулся к Арне. – Подожди, пока придет врач. Иначе может быть слишком сильное кровотечение.

– Хорошо, – та слабо улыбнулась.

– Прости меня… – отведя взгляд, проговорил он.

– Ты не виноват. Как и все остальные. Этому практически невозможно сопротивляться…

Запрокинув голову, Арна потеряла сознание.

Раанист ждал ее в полумраке глубокого забытья.

– Откуда ты здесь? – удивилась Танаа, подходя к нему ближе.

– Почему ты всегда спрашиваешь «откуда», но никогда – «зачем»? – вопросом на вопрос отозвался дракон.

– Хорошо, а зачем ты здесь? Я не ожидала тебя увидеть так скоро…

– Потому что сейчас я должен вывести тебя отсюда в ментал. И ты должна, связавшись с Мантикорой, объяснить ему, что произошло до того, как жители деревни сцепятся с ничего не понимающими наемниками, которые еще не успели прийти в себя достаточно, чтобы осознать произошедшее.

– Вывести в ментал? А сейчас мы где? – она удивленно огляделась.

– Сейчас мы в твоем подсознании. Мне удалось проникнуть сюда, но я не уверен, что смогу помочь тебе удержаться в ментале после того, как ты придешь в себя.

– Раанист, я не понимаю, – чуть не плача, проговорила Арна. – Зачем мне приходить в себя, чего там может быть такого страшного, и…

– Во‑первых, тебе сейчас очень больно. У тебя глубокая и серьезная рана, немалая кровопотеря и так далее. Во‑вторых, перейти в ментал отсюда ты не сможешь, значит, сперва придется вернуться в тело. Из «во‑первых» и «во‑вторых» следует, что тебе придется сосредоточиться и выйти в ментал в тот момент, когда тебе очень, повторяю, очень больно!

– Я справлюсь, – уверенно заявила Танаа. Мысль о том, что может произойти у деревни между ничего не понимающими наемниками, и озлобленными жителями, готовыми драться до конца, вызывала только одно желание – ни в коем случае этого не допустить!

– Я надеюсь. Ты должна прийти в себя, выйти в ментал, связаться с Мантикорой и предупредить его о том, что наемники больше не враги, а потом в кратчайшие сроки добраться до деревни и спасти Гундольфа. Только после этого ты можешь позволить себе… сама узнаешь, в общем.

Только тут девушка поняла, что было не так в Раанисте. Дракон разговаривал с ней сухо, сдержанно, и без обычной теплой покровительственности. Он говорил с ней, словно с… чужой.

– Что случилось? – холодея, спросила Арна. – Раанист, что случилось?

– Поймешь. Очень скоро поймешь. Но сперва ты должна спасти своих друзей, – ответил он и поднялся, расправляя крылья. – Сейчас я помогу тебе вернуться в тело. Готова?

– Да, – тихо сказала она.

– И запомни – ты не имеешь права умирать. На тебя возложено слишком много надежд, и слишком многие уже вверили свои жизни в твои руки. Ты не имеешь права умирать, как бы ты этого не хотела.

Дракон поднял крылья, сложив их за спиной, вскинул голову и произнес несколько слов на неизвестном Танаа языке. Ее плечо пронзило обжигающей болью, Арна схватилась за это напоминание о физическом мире, почувствовала, что ее словно бы выталкивает из такого ласкового и спокойного беспамятства… и закричала, когда боль, перейдя на физический уровень, стала почти невыносимой.

– Почему она пришла в себя? – донесся словно сквозь толстую ткань обеспокоенный голос Эстиса.

– Не знаю. Но не думаю, что это надолго – скоро бедняжка потеряет сознание от боли. Хуже всего то, что клинок, которым ее ранили, был отравлен, и…

Голос лекаря становился все глуше – Арна поняла, что снова проваливается в забытье. Чудовищным усилием воли она заставила себя сосредоточиться и перейти на ментальный план.

Здесь боль мгновенно ослабла, но не утихла полностью. Танаа прекрасно понимала, что времени у нее в обрез – в любой момент боль может вернуться, и тогда она просто не удержится в ментале. Собрав все свои силы, она привычно уже потянулась к Мантикоре.

– Талеанис, как ты?

– Пока что жив. Но это ненадолго, – сумрачно отозвался полуэльф.

– Я убила Птицу, – коротко бросила девушка, понимая, что времени на объяснения нет.

– И что? – безразлично спросил Мантикора, и Арна почувствовала, что он уже настолько приготовился умереть, что даже не был в состоянии полностью осознать ее слова и сделать вывод.

– Наемники больше не подконтрольны ему, – выдохнула она. – Они не будут на вас нападать, если вы не нападете первыми. Просто подождите немного – они сами все поймут. Разве сейчас они не стоят перед воротами, не стреляя и не нападая? Разве по ним не видно, что все они – в замешательстве?

Талеанис вздрогнул, отгоняя наваждение, и присмотрелся к возглавлявшему противников северянину. На обветренном лице воина застыл всепоглощающий ужас, он сжимал кулаки так, что костяшки побелели, и явно не собирался отдавать приказа о наступлении.

– Кажется, ты права, – отозвался он. – Но что делать с Гундольфом?

– Что с ним?!?

– Он собрался сотворить какое‑то страшное заклинание и говорил так, будто его не переживет… Я не разбираюсь в магии, но, кажется, если действие заклинания уже начало проявляться, то его нельзя остановить…

– Оно начало проявляться? Как?

– Вокруг Гундольфа – светящаяся алая сфера с золотыми вкраплениями. Уже около десяти минут, и с каждой минутой она все интенсивнее и интенсивнее.

– Ясно, – Арна едва подавила желание выругаться. Она достаточно хорошо знала теорию магии, чтобы понимать, что теперь может произойти. – Талеанис, прошу тебя – докричись до Гундольфа, объясни ему, что наемники теперь наши союзники! И самые лютые враги Левиафана, каких только можно представить! – В плече запульсировала боль, Танаа поняла, что еще немного – и не удержится в ментале.

– При чем тут Левиафан? – обескураженно спросил полуэльф, тем не менее направляясь к рыцарю.