Те двое пришли в этот мир не навсегда. И, уходя, они забрали братьев с собой, опасаясь, что те вновь начнут вечную свою войну.

Лишь незадолго до смерти одному из них открылось страшное, но необходимое Вселенной предназначение братьев. Он успел поделиться знанием со своим другом, и вдвоем они нашли тех, кому предстояло стать Хранителями до того рокового и судьбоносного часа, когда Раэл'а'Раин и Нэар'а'Лоннэ должны были вернуться в родной мир, чтобы вновь обрести тех, кто будет достоин владеть ими.

И раз и навсегда решить судьбу Мидэй‑гарда, мира, в котором были рождены.

Когда музыка и торжественный голос Арны смолкли, Орогрим и Гундольф еще несколько минут сидели молча, пытаясь осмыслить все услышанное. Наконец орк заговорил.

– Я не все понял… Что за огонь, молния, холод и так далее? И «кровь и душа»? И кто пришел за ними? Ну, те двое? Кстати, откуда они пришли?

Танаа негромко рассмеялась. Отложила лютню и вытянулась на траве, опустив голову на колени орка – но ответить не успела.

– Огонь, Молния, Лед – это красные, синие и белые драконы. Золото и Серебро – соответственно драконы золотые и серебряные, – Гундольф прикрыл глаза, вспоминая. – Были еще черные, зеленые, бронзовые, голубые, фиолетовые… каких их только не было. Но в легенде упомянуты почему‑то только пятеро. Не знаю почему. Кровь и душа… Не могу сказать точно, но предполагаю, что речь идет о закалке в человеческой крови. Или в нечеловеческой… Бред, конечно, но некоторые варварские племена, например, считают, что подобная закалка придает клинку особые свойства.

– Не бред! – оскорбленно вскинулся Орогрим. – Шаманы и правда закаляют сталь некоторых секир и мечей в крови, и я еще ни разу не видел, чтобы такое оружие сломалось, затупилось или ранило своего хозяина!

Грифон презрительно фыркнул.

– Много ли ты вообще видел подобным образом закаленного оружия, доблестный орк? Вот ведь охота вам верить в старые сказки… Закалка в крови никак не улучшает сталь, скорее даже – наоборот!

– Уж точно не ухудшает! И вообще – ты меня слышал? Я же сказал, что закаляют в крови – шаманы! Ша‑ма‑ны! – повторил Грим по слогам.

– Мастерство накладывания чар на оружие – это древнее и сложное искусство! И только Орден рыцарей‑Грифонов сохранил все тайны мастерства! – гордо вскинул голову Гундольф. – Так что проще поверить в особые свойства стали, закаленной в крови, чем в сказки о могуществе шаманов в мастерстве наложения чар на оружие!

Тихо, но очень грозно зарычав, Орогрим потянулся за секирой.

– Да как ты…

– Остановитесь!

Арна, упруго вскочив на ноги, шагнула между готовыми сцепиться спорщиками.

– Отойди, – процедил сквозь зубы фон Кильге, доставая меч.

– Сестра, не вмешивайся! Я покажу этому мальчишке, как оскорблять…

– Как ты меня назвал? – взревел уже рыцарь, кидаясь вперед. Танаа он просто смахнул рукой в сторону… вернее, подумал, что смахнул.

В следующую секунду Гундольф с удивлением обнаружил, что лежит на земле, его меч валяется футах в десяти, а Арна сидит у него на спине, удерживая заломленную руку.

Впрочем, Орогриму тоже досталось – орк сидел на пятой точке, изумленно потирая лоб, на котором на глазах набухала шишка. Его секира лежала рядом с мечом рыцаря.

– Гундольф, тебя унизили и вышвырнули из земель твоего Ордена, как кутенка. Сейчас некто, прикидываясь тобой, расхаживает в замке Грифонов и творит все, что ему заблагорассудится. Орогрим, ты обещал идти со мной – а я иду против Левиафана. Так что же вы делаете? Вместо того чтобы вместе сразиться с этой тварью, этим демоном, вы уже сейчас готовы поубивать друг друга только из‑за того, что так мало знаете друг о друге? – Танаа выпустила руку рыцаря, встала. – Неужели вы не понимаете, что если мы все перессоримся между собой, то Левиафану даже не придется прикладывать усилий для того, чтобы захватить наш мир? Немедленно извинитесь друг перед другом!

Орогрим и Гундольф с одинаковым изумлением смотрели на разозленную Арну. Грифон – потому, что никогда еще ни одна девушка не осмеливалась на него кричать и им вот так вот командовать, причем с таким видом, будто и правда имеет на это права… ну, кроме старшей сестры в детстве. Орогрим – просто потому, что еще ни разу не видел ее такой разозленной. Он вообще не подозревал, что Арна умеет повышать голос.

А Танаа опустила голову, поправила повязку и вновь обернулась к орку и рыцарю.

– Простите. Я не должна была кричать на вас. Просто мне казалось, что у нас важная миссия, но раз вы считаете иначе – я не буду вам навязываться… – Голос девушки дрогнул, словно она едва сдерживала рыдания.

Естественно, через секунду и Гундольф, который все же был рыцарем и помнил, во‑первых, о том, что перед ним – девушка, и, во‑вторых, о том, что эта девушка совсем недавно спасла ему жизнь, и Орогрим, который просто без памяти любил свою сестру, оказались рядом с «собравшейся уходить» Танаа.

– Подожди, куда ты…

– Простите меня, я не хотел…

– Я не думал, что…

– Прошу вас, не уходите так…

Арна упрямо отворачивалась, пряча лицо, и повторяла, что пока они не извинятся друг перед другом, она даже разговаривать с ними не станет. Орогрим не выдержал первым.

– Это… Извини за «мальчишку», – проговорил он, стараясь смотреть куда‑то мимо рыцаря.

– Извиняю. Ты тоже прости, я, видимо, многого не знаю о талантах ваших шаманов, – ответил Гундольф, также пытаясь не смотреть орку в глаза.

Естественно, через несколько секунд их взгляды все же встретились.

Первым улыбнулся орк.

– Арна, вы простите нас? – обернулся фон Кильге, боясь увидеть ее заплаканное лицо.

– Конечно! – расхохоталась Танаа. На ее щеках не было ни следа слез.

В первый момент Гундольф попытался обидеться – и его, и Грима провели, как сопливых мальчишек.

А потом подошел к девушке и, пряча улыбку, поклонился.

– Арна, вы – настоящая женщина. И прекрасно умеете этим пользоваться.

– Ладно, с кровью мы, предположительно, разобрались, – сказал рыцарь, когда вся троица вернулась к обсуждению легенды. – А душа?

– Возможно, заключение в клинок чьей‑то души для придания мечу личности или еще что‑то в этом духе, – на миг задумавшись, ответила Арна. – Не знаю точно. Что касается тех, кто пришел – так тут все просто. Неужели вы считаете, что наш мир – единственный во вселенной? Их много… И когда‑то давно наш был открыт для гостей из других миров. Когда‑то… впрочем, это уже другая история. Так вот, те двое, которые стали первыми хранителями – Несущий рок и Изменяющий судьбу, были разумными из другого мира.

– А Мидэй‑гард? Это что? Звучит похоже на Мидиград…

– Я думаю, это не случайное совпадение. Пресветлый Магнус, основатель империи и первый император, специально дал столице своей страны имя, созвучное с названием мира.

– Понятно, – по голосу Орогрима было ясно, что ему на самом деле мало что понятно. – А при чем тут Мантикора и его безумие?

– Если я все правильно понял, то этот меч его учителя, который украли – это Раэл'а'Раин, Несущий рок, – очень тихо ответил Гундольф. – И это очень, очень плохо.

– Почему именно Несущий рок? – уточнил Грим.

– Я же видел этот меч, – пояснил Грифон. – У него в крестовине, вместо яблока, и на ножнах – черные опалы. Согласно легенде, текст которой я изучал в свое время, Раэл'а'Раин и Нэар'а'Лоннэ выглядят абсолютно одинаково – различие только в камнях, украшающих сами мечи и ножны. У Несущего рок опалы черные, а у Изменяющего судьбу – белые.