— А, Игорек! Ты чего тут? А? Был-то где?

— В Финке был, дядя Толя. Работал.

— Ой, работа эта, кипешное дело, пустое. Всех денег-то и не заработаешь. — Он присел рядом с Игорем на корточки. Сурово пахнуло немытым телом.

— Мои где? Не знаешь?

— Твои. Ну, Дарья-то… вон как… Видал?

— Видал.

— А Андрейка твой у соседки… Ты куда? Эй! В подвале они хоронятся, в подвале! От дурной. Узелок забыл…

Дядя Толя посмотрел вслед убежавшему Игорю, взвесил на ладони узелок. Потом, воровато озираясь, развязал ткань. На свет выкатилась бутылка кагора.

— От те нате, — хмыкнул он, облизнувшись. — Подгон босяцкий…

Соседка Мария Оттовна была женщиной одинокой и, что называется, с прошлым. Первый супруг ее, подводник, бравый мужчина, сгинул во время очередного похода. Почему и как, никто не знал. Мария Оттовна вышла замуж повторно уже во времена независимости, за рыбака. Родила двух детей. Но море и на этот раз оставило ее без мужчины. Второй муж застудился во время лова, лечился, по традиции, спиртом и помер, отравившись паленой дрянью. Не приходя в сознание. У Марии Оттовны остались двое детей, лет семи-восьми. Чтобы их хоть как-то прокормить, она работала на трех работах, получала все равно мало. Рано состарилась. И когда все заснули, а некоторые проснулись через много лет в неузнаваемом мире, для нее мало что изменилось. Заснула, проснулась, стала жить дальше. Женщину заботили только она сама, ее собственные дети… Да еще один. Приемыш, которого она нашла рыдающим рядом с ветхими останками его бабушки…

Сейчас этот парень висел на шее у пропавшего и нашедшегося отца.

Рыдали оба.

А Мария Оттовна всхлипывала, глядя на них, и утирала сухие глаза платком. По привычке. Все слезы она выплакала давным-давно.

Жила Мария Оттовна в подвале, по соседству с дядей Толей. По ночам с улицы часто доносились крики. Люди пропадали. По дворам рыскали страшные люди с ножами, жадно высматривающие… Что? Мария Оттовна боялась даже думать об этом.

Она хорошо знала травы. Днем выбиралась и собирала вершки- корешки, обильно росшие в округе. Вываривала из них «летние щи», как она называла ту странную бурду, что у нее получалась. Дядя Толя навострился ловить мелкую живность. Добычей делился только со своей нечаянной соседкой.

О будущем Мария Оттовна, как и большинство жителей Таллинна, не думала. Ей и без этого хватало забот. Только изредка она с содроганием вспоминала о будущей зиме, охала и крестилась…

Андрюшка отца узнал сразу. Наверное, тем особым детским чутьем, каким определяется родитель — в каком бы виде он не явился. Игорь был небрит, лохмат, грязен, оборван, весь в синяках и ссадинах, но все равно это был папа. Единственный важный человек в жизни. Все остальные были как бы не в счет, шли фоном…

Морозов осторожно обнимал худенькое, легкое существо, прижимался лицом к его волосам, вдыхал его запах. И вздрагивал от странного, убийственного чувства, которое неожиданно поселилось в груди и начало распирать, расти… Это был новый страх.

Раньше ему было все равно: умрет или нет, что будет есть, где будет спать. Теперь все стало иначе. Резко! В один миг! Теперь крайне важно стало находить нормальную еду, ночлег, хороших людей. Потому что рядом трепетала маленькая, восторженная, настоящая жизнь, за которую он, Игорь Морозов, был в ответе. Перед кем? Не понятно. Перед собой, наверное…

Еще был стыд. Давящий и жгучий, разъедающий сердце. Стыд за то, что он, здоровый мужик, шлялся черт знает где, а тут его ждал ребенок! Плакал, надеялся, звал…

Морозов возненавидел себя за это.

Он обнимал и прижимал теплое существо, вдыхал родной запах и знал, что теперь просто обязан делать все по-другому…

Когда первый вал эмоций, наконец, стих, Игорь осмотрелся.

Подвал не сильно изменился за прошедшее время. Все было по- прежнему: сыро, холодно, пыльно, сумрачно. Только никто не чинил лопнувшие водопроводные трубы и не воняло канализацией. Узкое оконце по случаю солнечного дня было распахнуто настежь, в подвал вливалось тепло и запахи трав.

Двое соседских парнишек, Коля и Олег, смотрели на Игоря со смесью испуга и интереса.

— В подвале, значит, обосновались, — сказал Морозов, улыбнувшись Марии Оттовне.

— Так ведь спокойнее тут, — ответила она. — У нас как? Кто где пристроился, тот там и живет.

В проходе послышались шаги. В помещении возник дядя Толя.

— Ты это, Игорек… узелок-то оставил. — Он протянул котомку Морозову Смущенно кашлянул. — Там бутылка была, я того… отпил чуток. Не в обиде?

— Да хоть всю, — махнул рукой Игорь.

— Одному как-то нехорошо. — Косматый дядя Толя вытащил ополовиненную бутылку. Поставил на столик. — Давай, Марья, стаканы что ли.

Мария Оттовна засуетилась, принесла желтые пластиковые стаканчики. Расставила. На фоне грязно-серой столешницы они смотрелись ярко и празднично.

— И нам тоже, — подал голос Коля.

— Это для взрослых, — проворчала Мария Оттовна. — Хотите водички?

— Все время водичку, а я соку хочу. — Олег надулся.

— Нет соку, где ж его взять. Возьми яблочко… — Она протянула пацану мелкую ранетку с красным боком.

Олег взял с недовольной миной.

— И мне!

— И мне!

Андрюшка и Коля тут же вытянули руки. Получили свою долю и захрустели.

Дядя Толя с профессионализмом алкоголика разлил кагор поровну, миллиметр в миллиметр.

— Ну, давайте, что ли… — с подзабытым тоном даже не сказал, а прошептал он. — Вздрогнем. Так сказать, за восстановление семьи.

Игорь заметил, как мелко задрожал стаканчик в его сухой руке.

Выпили. Кагор был сладким и крепким. Сразу ударил в голову. Игорь почувствовал, что хмелеет, расслабляется.

Несколько минут они разговаривали ни о чем и обо всем сразу. Дядя Толя изрядно повеселел. Мария Оттовна словно бы похорошела…

— Пап. — Андрюшка дернул Игоря за рукав. — А ты мне чего-нибудь привез? Ну, вкусненького.

Игорь вздрогнул, будто просыпаясь. Развязал котомку, протянул сыну остатки гороха.

— Вот, пока только это…

— Горошек! — Дети как воробьи налетели на «угощение». — Вкусно!

— Не угадаешь, что им нужно, — вздохнула Мария Оттовна. — Сто пятниц на неделе.

— Спасибо, что приютили Андрюшку, — искренне сказал Морозов.

Она отмахнулась.

— Где два, там и три. Не бросать же. Тут такое творилось…

— Ну, ладно тебе, — легкомысленно перебил дядя Толя. — Вспомнила тоже. Мало ль чего было. Сейчас вот устаканилось, и ладно.

— Да где ж устаканилось? — Мария Оттовна нахмурилась. — Каждый день что-нибудь происходит. Соседи, как в себя пришли, так сразу из города убежали. И Ильмар, и Тойво с семьей. Помнишь их, Игорь?

— Более-менее. — Эстонских соседей Морозов помнил плохо. Русские и эстонцы даже в одном доме жили, как в разных мирах, пересекаясь только на лестничной площадке, чтобы коротко кивнуть друг другу. Но Мария Оттовна, будучи по отцу эстонкой, хорошо общалась и с теми, и с другими. — Вот Карела помню. Он же председателем товарищества был, да?

— Да-да. Тоже уехал… Ну, то есть, ушел. У него дочка пропала в первый же день. Помнишь, красавица была такая… ой, жалко…

— Ладно тебе причитать, — пробурчал Толя. Он уже клевал носом с непривычки. — Может, жива. Может, нашел он ее…

— Да какое там нашел, что я дурочка, что ли. Ты уж лучше помолчи! Несешь что, сам не знаешь! Нашел он ее, как же.

— Всё-всё, молчу-молчу.

Мария Оттовна покачала головой. Продолжила:

— А нам куда бежать было? Некуда. Хуторов нет, родни нет. Вокруг — зверье. Мы сначала все по магазинам… А там пусто! Ну, кто половчее, вперед прочих успел урвать консервов каких. А другим-то шиш с маслом остался. Драки начались. Что творилось, не передать! По квартирам шастать начали. Я сразу в подвал. Вон с Тол и ком скооперировались. Держим тут оборону.

Дядя Толя показал в угол, где стояло несколько кусков водопроводной трубы с косыми, острыми срезами. Такой ткнуть в брюхо — мало не покажется.