— Опять любуешься?

Услышав голос напарника, Руслан слегка вздрогнул. Слишком увлекся и не заметил, как тот приблизился.

— Ага. Красивая она у нас все-таки.

Он снова приник к иллюминатору. Внизу, на расстоянии более четырехсот километров, кутаясь в покрывало из облаков и сверкая океанами, плыла Земля.

— Снаружи еще красивее и величественней. Жаль сегодня не увидишь, — подначил Карл.

— Ну, спасибо, что напомнил, ты настоящий друг! — деланно обиделся Руслан.

Карл засмеялся.

— Всегда пожалуйста. Пошли готовиться.

Ничего не оставалось, кроме как вздохнуть и сказать:

— Слушаюсь, командир.

Руслан поплыл вслед за товарищем.

По протоколу, работать снаружи МКС космонавты должны были по двое. Обычно так и было: станцию консервировали, надевали скафандры и отправлялись на встречу с «бесконечной пустотой», как называл открытый космос Карл Хамсдорф. Немец по происхождению, он всю жизнь провел во Франции. Затем несколько лет готовился к полетам в России. Впервые побывал на МКС, когда она еще летала под углом наклона к плоскости экватора в пятьдесят два градуса и на ее борту находились американцы. И вот теперь возглавлял экспедицию. Но с тех пор, как США вышли из программы и передали свой сегмент станции Европейскому Союзу, финансирование сильно сократили. Теперь экипаж Международной космической Станции состоял лишь из двух человек, и в редких случаях внекорабельную деятельность ЦУП поручал кому-то одному.

В этот раз задача стояла довольно простая: вывести из шлюза и закрепить на борту станции исследовательский модуль, фиксирующий интенсивность солнечной радиации. Поэтому выходил только Карл. Руслан должен был отслеживать получение данных с модуля и сообщать об этом командиру экспедиции.

— И какой лучше? — спросил он, помогая Карлу облачиться в скафандр в шлюзовом отсеке. — Наш «Орлан» или американский «ЭМУ»?

— В «ЭМУ», конечно, комфортнее. Но русский… — европеец задумался, подбирая подходящее слово. — Функциональнее… да, так. Если выбирать, я предпочел бы «Орлан». Тем более я мог бы и сам его надеть.

— Ясно, — усмехнулся Руслан.

Он зафиксировал шлем, щелкнул по нему и вылетел в переходной отсек, чтобы закрыть шлюз и потом слушать по внутренней связи, как Карл вместе со специалистами ЦУПа будет проводить проверку систем скафандра.

— ЦУП, я в «Поиске», — доложил немец. — Готов проверять герметичность.

— Добро, — раздался знакомый голос руководителя внекорабельной деятельностью Александра Хохлова.

Руслан сразу вспомнил, что обычно чувствовал, когда это «добро» предназначалось ему: легкий холодок в груди, предвкушение встречи с безвоздушным пространством, а потом неизбежное потрясение от осознания грандиозности Вселенной и непроизвольное благоговение перед ее великолепием и непостижимостью. Он поймал себя на мысли, что слегка завидует Карлу.

— Приступайте, — сказал Александр.

— Закрыл шлюз, — доложил Руслан, задраив крышку люка.

— Герметичность проверена, начинаю десатурацию, — сообщил Карл.

— Принято, — прозвучал голос одного из специалистов по шлюзованию.

Руслан мысленно присутствовал на каждой, выученной наизусть операции. Время летело незаметно. Пока командир дышал чистым кислородом, выгоняя из крови азот, чтобы избежать кессонной болезни, он занялся подготовкой внутрикорабельной части работы и для начала разыскал необходимую бортдокументацию. Смысла дальше оставаться в переходном отсеке не было, и Руслан, оттолкнувшись от стенки, поплыл в малый лабораторный модуль, продолжая слушать переговоры.

— Перешел на автономное питание, — отчитался европеец перед ЦУПом.

— Принято, переходим к окончательному стравливанию давления и к открытию выходного люка, — отозвалась Земля.

Небольшой планшетный компьютер, подключенный к внутреннему электронному блоку эксперимента, практически не требовал настройки. Простейшая операционная система и единственная программа — вот и всё, что содержал жесткий диск.

— Я готов, — доложил Руслан. — Слушайте, вы не могли бы сказать, чтобы в следующий раз на комп залили пару игрушек?

Карл засмеялся.

— Хорошо, — ответил Хохлов, — непременно передадим твои пожелания европейским коллегам. — Какие-то особенные пожелания?

— Ну… тетрис, конечно, и что-нибудь на их вкус.

— Подниму вопрос на следующей планерке. Ну что, Карл, готов? Еще минута.

— Готов.

Явственно представилось, как командир плавает в невесомости, рядом с исследовательским модулем — громоздким и угловатым. Размеры аппарата были еще одной причиной, почему Карл выходил из корабля один: модуль едва помещался в отсеке и для второго космонавта места не оставалось.

Шестьдесят секунд протекли почти незаметно, и, наконец, прозвучали заветные слова:

— Можно открывать внешний люк!

Руслан непроизвольно затаил дыхание. Снова нахлынули воспоминания о собственных выходах. Появилось щемящее чувство, возникающее, когда люк отходит в сторону и от леденящего вакуума тебя отделяет только тонкая оболочка скафандра.

Руслан, одновременно с ЦУПом, следил за действиями напарника через мониторы, на которые транслировалось изображение с закрепленной на шлеме камеры. Перебирая руками, Карл выбрался из шлюза. Закрепился обоими фалами за ближайший поручень и потянул из шлюза исследовательский модуль. Когда тот полностью оказался снаружи, космонавт доложил:

— ЦУП, птичка вылетела из гнезда.

Ответа не последовало.

Руслан смотрел, как коллега медленно подтягивает модуль к себе.

— ЦУП, я вывел модуль из шлюза, — повторил Карл. Не дождавшись ответа, он забеспокоился: — Руслан, ты меня слышишь?

— Да, Карл, отлично слышу, — ответил Руслан и сам попробовал вызвать центр управления полетами: — ЦУП, это борт МКС, меня слышно?

Безрезультатно. На всякий случай, решил проверить.

— Что-то со связью. И учитывая, что мы друг друга слышим, проблема не у нас, — сделал он вывод. — Возвращаешься или продолжаем?

— Как починят — услышим, — сказал Карл. — Продолжаем выполнять задание.

Он был командиром и принял решение, а значит — надо подчиняться. Это на «Союзе» все было наоборот: командование переходило к Руслану, а Карл исполнял обязанности бортинженера.

Но пока экипаж на борту МКС, руководит европеец.

«Все-таки странно, что ЦУП отключился, — пришла в голову мысль. — Станция сейчас находилась над Европой, неполадок со связью быть не должно».

Беспокойство закралось в душу. В затылке появилось неприятное тянущее ощущение. Неспроста ЦУП замолчал. Что-то случилось. Руслан привык доверять своим инстинктам. К тому же не напрасно его учили: почувствовал неладное — проверь всё, возможно так и есть.

— Карл, — позвал он, — у меня какое-то нехорошее предчувствие.

Взглянул на монитор, показывающий изображение с камеры скафандра и с удивлением увидел, что европеец отпустил исследовательский модуль и тот летит к станции.

— Карл, подтяни модуль, он сейчас врежется в борт, — сказал Руслан.

Когда тот не ответил, Руслан встревожился не на шутку.

— Карл?

Пытаясь понять, почему нет связи с коллегой, он краем глаза наблюдал, как аппарат приближается к станции. Приготовился к тому, что через секунду раздастся гулкий стук, но так его и не услышал…

Темнота. Странная, неожиданная. Для которой не было ни причины, ни повода. Руслан тонул в ней, словно в трясине. Всем своим существом он стремился вырваться из нее, пытался увидеть свет. Но глаза не хотели открываться.

Словно сквозь слой ваты, доносились непонятные звуки, похожие на скрип снастей какого-то парусника.