И во истину. На этом острове за последнее время стало спокойно. Строительные работы по укреплению прекратились, дабы взять короткую передышку и отдохнуть от многолетнего труда. Тренировки солдат на несколько дней были прекращены в связи с магистерским указом о «Печали по ушедшему брату». Остров стал оплотом спокойствия и безмятежности. В своём великолепии, выдержанном в стилях военной архитектуры, смешанной с неоготикой дворца магистра, этот остров утихомирился и некий ореол покоя, недоступный мегалополисам великих стран, повис над этим местом. Установилась самая настоящая «секунда спокойствия».

Да и все члены братской Тетрархии предались не суетливому поиску чего-либо, а спокойствию и миру, хоть на мгновение оставив все прошлые заботы.

Бывший Великий Отец Флорентин погрузился в размеренное изучение древних текстов об этом острове. Он стал часами пропадать в старой библиотеке, построенной ещё Сарагоном Мальтийским, изгрызая своим разумом сотни старых книг и свитков, некогда вернувшихся в моду…

Морс посвятил своё время простому отдыху. Он дал команду своему помошнику – Эштону залечь на дно в Автократорстве и не высовываться, а сам предался банальной лени, оставив все возможные дела в стороне. Сейчас у него не было достойной работы, которой он себя собирался посвятить.

Бывший Верховный Инквизитор Карамазов и Эмилия окунулись с головой в прекрасное чувство, которое доверху души переполняло обоих. Их часто видел Данте, гуляющих по побережью, у фонтана, по прекрасным садам. Магистр часто замечал их держащихся за руки, за милой непринуждённой беседой или страстно целующимися. Эта пара буквально утопала в том чувстве, что источали их сердца.

Каждый пребывал в определённом спокойствии. Каждый устал от вечной войны. Сражения в вонючих канализациях, в раскалённых от солнца и религиозного фанатизма городах Аравийской Конфедерации, в cером от пяты режима Турецком Султанате и вдыхать радиоактивную пыль Великой Пустоши – всё это измотало людей. Они нуждались в той «секунде» спокойствия, что воцарилась над островом.

Даже сама Калья себя тут почувствовала спокойнее и ощутила всю ценность мира, как состояния души. Она могла тут себя наконец ощутить более свободной, не запертой в доме под усиленной охраной… Тут был целый остров.

– Что ж, если это единственный выход. – Нехотя согласилась вдова и расстегнула пальто, так как прохлада отступала, даруя место нагнетающей теплоте.

– Да, моя госпожа, единственный… – Мрачно констатировал магистр Данте и столь же машинно и удручающе добавил. – Наслаждаетесь последними мгновениями спокойствия, ибо у нас его осталось сущая «секунда».

Валерон попытался закончить свою реплику по-лирически, но монотонный тембр голоса, ледяная речь и бесстрастие не дали это ему сделать. Всё выглядело так, словно это произнесла машина.

Девушка решила пойти и попытаться поспать днём. Она уже насмотрелась на прекрасный рассвет, переросший в банальное утро, да и рядом с этим мужчиной ей было неуютно. Она просто повернулась и пошла прочь от берега.

Что ж, Данте прекрасно понимал, что многим людям рядом с ним неприятно, неуютно и даже холодно. И эта мысль готова была бросить бедного магистра в ещё большее отчаяние. Его сердце и так гложила боль и преувеличивать её он не хотел, и поэтому просто не обращал внимание на это.

Внезапно к берегу стал спускаться один из офицеров ордена. Валерон уловил звуки шелеста сухого песка, как он проминается под тяжёлой подошвой и скрипит от волочащейся кожи.

По маленькой тропинке сходил человек, облачённый в чёрное военное пальто ордена, под которым лежала на теле бронепластина, кожаные сапоги под колено и тёмные штаны из крепкой ткани. Так у мужчины висела сумка через плечо, в которой       виднелись бумажки.

– Магистр Данте, у меня есть что доложить. – Встревоженно заговорил человек, даже не дойдя до главы ордена.

– Докладывайте.

– У меня странные данные. С вычетом всех погибших, ушедших по собственной воле и без вести пропавших при переходе к «Прибою Спокойствия» из аванпостов у меня переизбыток солдат на сорок три процента. – Доложил офицер и протянул отчёт своему магистру.

Магистр протянул руку и взял доклад, став в него вчитываться, изучая сухие данные и статистику.

– Да, – начав листать, вымолвил Данте и мрачно, на грани непонимания и таинственности, заключил. – Что ж, кажется «секунда» спокойствия кончается.

Тем временем. Где-то на территории Южных Карпат.

Всюду ширились горные массивы знаменитого хребта, на котором теперь лежат тонны белоснежного снега, под которыми погребена кровавая история этих мест. Бело-каменистые горы стали единственным пейзажем для этих суровых мест. Да, без всякого сомнения, эту часть Автократорство Рейх можно назвать «Суровые Земли» за её ни столько неприветливый манер, столько за то, что эти места с радостью маньяка уносили множество жизней солдат, инквизиторов и исследователей, которые решили сунуться сюда.

Ветер с диким первобытным рёвом завывал, напевая свои грозные горные мелодии о славе и величии былых эпох. Его истошный штормовой вопль буквально оглушал, накрывал слуховые ощущения и едва ли какой-нибудь звук прорвётся через эту ветровую горную песню. Да с уверенностью можно сказать, что горы накрыл ужасный вьюжный ветер, который гонял снег с нечеловеческой скоростью и силой и готов был сорвать кожный покровы.

Некогда прекрасное место, цветущее и приятное на вид, бывшее местом эстетического благоденствия, превратилось в какой-то момент неправильной истории в ледяной сущий ад, способный изничтожить всякую жизнь. Это случилось в тот период, когда первые ядерные бомбы положили начало радиоактивному аду, известному под устрашающим и бросающим в тоску именем – Великая Пустошь. Первый канцлер, в своей «мудрости» и создал эту Преисподнею, желая покончить с ненавистными врагами. И ядерный апокалипсис, своей гнетущей и разрушительной рукой, слегка задел и эти места, обратив их в то, что можно назвать «Суровые Земли».

Но не всё было так плохо, ибо эти горы, сам горный хребет, явился крепкой границей между бесконечным серым кошмаром, повергающим в приступы дикого первобытного ужаса, имя которому – Директория Коммун. Великая Пустошь была лишь площадкой перед теми землями победившего Коммунизма. Несмотря на свою имперскую принадлежность, она не могла быть достойной преградой перед красными ордами. Ну а вот горы служили опорной базой для Гвардии Великого Трибунала Автократорства и Армии Рейха, которые буквально зубами вгрызлись в этот промёрзлый горный грунт. Так же тут вольготно себя чувствовали части Инквизиции и Корпуса Веры, проводя свои тайные операции по поимке диссидентов и еретиков, которые решили спрятаться от правосудия Автократорства под ледяным плащом бесконечных горных штормов.

Даже в этом ледяном аду никто не мог скрыться от всевидящего ока Автократорства Рейх. Ну, почти…

В одной из сокрытых от лишних глаз пещер тихо горел огонь, своим теплом отгоняющий снежный морозный ад. Пламя спокойно пожирало деревянные изделия, вроде частей лёгкой переносной мебели, сделанной из хорошей древесины. Но пламя нашло себе более вкусную и питательную «пищу». Это были, так называемые походные «брёвна», которым придали форму цилиндра, собрав в них все необходимые горючие вещества, в совокупности, способные гореть как греческий огонь и исторгать поистине адский жар.

От небольшого костра исходил приятный треск, который знаменовал то, что огонь, смакуя, продолжает жадно пожирать топливо костра, оставляя лишь бренный пепел и выделяя достаточное тепло, а вместе с ним неприятный аромат десятков химикатов, который едким амбре заполнил пространство пещерки.

То, что была достаточно высокая температура, обозначили небольшие лужицы, а которых колыхалось отражение костра, в пещере там, где раньше лежали небольшие кучки занесённого снега. Да и по стенам бежали еле заметные струйки воды, говорившие о том, что где-то в каменной породе подтаивает лёд…