Осторожные редко ошибаются.
Конфуций
Логан
Разочарованный, я стараюсь находиться мыслями здесь, а не с Ланой, которая не отвечает на мои звонки с тех пор, как вышла из больницы пять часов назад. К слову, Дьюк тоже не отвечает.
Что будет иметь серьезные, бл*ть, последствия.
Я смотрю на командира спецназа, который находится в комнате для допросов. Стекло между нами ― одностороннее зеркало, не то, чтобы он этого не знал.
У него трясутся руки. Он продолжает то вставать, то присаживаться, ведя себя так, словно нервничает и вот-вот выйдет из себя.
― Его двадцатилетняя дочь не появлялась на занятиях в колледже в течение четырех дней, ― говорит Донни, наблюдая за ним вместе со мной. ― Соседки по комнате говорят, что ей пришлось поехать домой, потому что кто-то из родных умер. Мы отслеживаем телефонные звонки, чтобы выяснить, связывался ли с ней Племмонс, таким образом, возможно, попросив прохожего соврать? Мать оказалась искренне забывчивой, понятия не имела, почему мы задавали столько вопросов.
― Брюнетка? ― спрашиваю я, все еще изучая Ли Норриса, который измеряет шагами комнату, затем садится, а потом снова встает.
Он определенно взволнован.
А еще, он ― наша утечка.
― Да, ― отвечает Донни. ― Похитив ее, Племмонс показывает уровень организации, который не соответствует его прошлому, или тому немногому, что нам о нем известно. Он чувствовал, что обманывает нас все это время, но когда мы раскусили его, он воспринял это как личный вызов, чтобы сразиться с нами.
Соглашаясь, я киваю.
― Пойду внутрь. Дай знать, если сможешь дозвониться до детектива Дьюка. Что сказали патрульные?
Он сжимает губы, а я изучаю его.
― Что? ― подталкиваю я.
― Ребята сказали, что Лана выпнула их со своей собственности. Я не хотел говорить тебе, что там происходит. Она уехала и по сути сказала всем идти нах*й. Включая тебя.
Я впечатываю кулак в стену, заставляя гипсокартон посыпаться вокруг.
― Никогда не видел, чтобы ты терял самообладание, как сейчас, Логан. Может, тебе стоит взять...
― Даже не смей заканчивать это предложение, ― бросаю я, вытирая окровавленные костяшки о свои штаны и игнорируя боль. ― Каждый эмоционально замешан в этом. Не только я. Пусть Леонард тоже пойдет. Норрис захочет напасть на меня в течение первых нескольких минут.
― Ты уверен, что справишься с этим?
― Он немедленно вспылит. Обвинит нас в убийстве своей дочери. Но он также может помочь поймать этого больного сукиного сына. Моя голова работает просто чертовски хорошо. Найди Лану. Позвони мне, если найдешь.
Я поворачиваюсь, выхожу из комнаты и направляюсь прямо в допросную. Норрис вскакивает со своего места, глядя на меня, когда я вхожу внутрь.
― О чем, бл*ть, ты думал, закрывая меня тут?! Ты хоть имеешь представление, какие отчеты подкомитета я мог бы...
― Эрика Норрис твоя дочь, и она пропала во время занятий под предлогом чей-то смерти в вашей семье. Но у вас никто не умирал, ― говорю я, затыкая его.
Он становится страшного белого оттенка, и все его тело слабеет, когда мужчина опадает на стул, теряя способность стоять.
― Вы только что убили ее, ― говорит он дрожащим шепотом. Затем в его глазах появляется ярость и он хлопает кулаком по столу, когда злость восполняет его энергию. ― Сукин сын! Ты убил ее!
Он делает выпад, но Леонард появляется как раз вовремя, хватает его за воротник, а я продолжаю прислоняться к стене, сохраняя выражение своего лица безэмоциональным.
― Вы слили ему наш рейд на него, ― продолжаю я. ― Какой телефон вы использовали? Он дал вам его?
― Ублюдок! ― выплевывает он, подавляя рыдания, пока Леонард удерживает его. ― Ты знал, что она у него и все еще держишь меня тут?! Ты хладнокровный убийца!
Отталкиваюсь от стены, подхожу к столу, который разделяет нас, и опираюсь на него, наклоняясь к мужчине и сохраняя зрительный контакт.
― Он был у нас на крючке. А вы предупредили его. Как думаете, что он с ней сделает, когда она больше не будет ему нужна?
Мужчина ломается и начинает рыдать прямо передо мной.
― Он поклялся, что не сделает ей больно, если я предупрежу его о любой угрозе. Он поклялся, что вернет ее. Пока я держу рот на замке... он обещал. А ты привел меня сюда, и теперь на это нет никаких шансов!
― Вы являетесь причиной, по которой он на свободе. Вы ― причина, по которой он не под стражей прямо сейчас, ― напоминаю я ему ледяным тоном, когда отключаю все эмоции от того, через что он проходит, будучи отцом.
― Его бы не было здесь, если бы не ты и твоя гребаная команда! Вы пустили убийцу в наш штат, и теперь у него моя дочь!
― Он был в Бостоне, ― спокойно говорит Леонард, ― и убивал там чью-то жену, дочь, сестру... не мы создали убийцу, капитан. Мы пытаемся его остановить. Ты лишил нас лучшего шанса. Мы, наконец, могли его схватить.
Норрис теряет самообладание, рыдая так сильно, что его речь становится бессвязной. Он опускает голову на руки и плачет в сгиб локтя.
Возможно, его дочь еще жива, хотя, это маловероятно. Я должен отстраниться от вины, которая пытается просочиться. Потери всегда принять нелегко. Но на такой работе они всегда будут. Если вы не снизите свою чувствительность, то не протянете и двух месяцев в этой области.
Чего он не знает, так это того, что наилучшим шансом на выживание его дочери было бы, если бы мы совершили налет на тот склад. Он был бы вынужден бежать. Попытался бы уйти. Взять ее с собой было бы слишком рискованно.
Скорее всего, она все еще дышит, и мы, возможно, задержим его.
Я не говорю ему этого. Для него же лучше винить нас, чем нести ответственность за смерть собственной дочери. По крайней мере, я могу предложить ему такое милосердие.
Слабо, он вытаскивает телефон из кармана, и Леонард поднимает его.
― Он прислал это, ― шепчет Норрис. ― Сказал, что будет давать мне слушать ее голос дважды в день.
― И делал это? ― спрашивает Леонард.
Норрис вытирает глаза, мрачно кивая.
― По пять секунд за раз. Достаточно, чтобы она умоляла спасти ее.
Он снова ломается, и Леонард взяв телефон, выходит из комнаты. К настоящему времени Эрика Норрис уже мертва или желает смерти. Возможно, она хотела этого в течение последних четырех дней.
Иногда бездомные закрывают глаза на все, что происходит вокруг них. Это их механизм выживания, а не бесчеловечность. Выживание на улицах. Они так долго страдали, что страдать еще больше было бы слишком. Но с достаточным стимулом они будут произносить любое слово, которое вам нужно.
Прямо сейчас те, кто живет на том складе, рассказывают то, что они знают в обмен на деньги ― неэтично, но и не незаконно. Но информации не так много.
Племмонс занимал заднюю комнату и держал там девочку на цепи. Когда уходил, запирал на замок. Иногда брал ее с собой.
В той комнате нашли кровь. Он уже навредил ей, возможно, порезал несколько раз, чтобы получить то, что ему нужно, но недостаточно, чтобы убить ее. Там было найдено несколько наборов шовного материала, а это значит, что он, скорее всего, зашил раны, которые он грубо нанес, просто чтобы не дать ей слишком сильно истечь кровью.
В течение четырех дней, она терпит его. Возможно, умоляет о смерти.
В течение четырех дней ее отец держит рот на замке и играет в опасную игру, в которую не имел права играть.
Он должен был незамедлительно прийти к нам, и Племмонс уже находился бы за решеткой. Его дочь была бы в своей постели, а не там, где сейчас.
Я выхожу, пока он продолжает реветь, оставляя его плакать в тишине.
― Посмотрим, сможем ли добиться от него чего-то еще, когда первая волна эмоций сойдет, ― говорю я Донни, который встречает меня в коридоре. ― Слышно что-нибудь от Ланы?
Он медленно качает головой.
― Нет. Я попросил Хэдли посмотреть, удастся ли ей пробить инфу по ней, так как Алан с головой ушел в поиски видеозаписей этого парня.
Я направляюсь прямо к столу Хэдли и вижу, как она стучит по клавиатуре. Но она ищет не Лану. Она ищет ту же запись, что и Алан.
― Что за херня? Донни сказал, что ты пытаешься найти Лану.
― Не Лана сейчас мой приоритет, Логан. Невинная девушка в руках серийного убийцы, и я пытаюсь помочь спасти ее жизнь.
Мне нравится, что она звучит так, будто я контролирующий болван, а не пытаюсь позволить кому-то другому попасть в его лапы.
― Мы знаем, что она ― его цель, особенно сейчас. Если она не была в поле его зрения раньше, то после инцидента в больнице точно стала.
Хэдли игнорирует меня, продолжая печатать.
― Черт возьми, Хэдли!
Она поворачивается, смотря на меня холодным взглядом.
― Я ищу девушку, которая, как мы знаем, попала в беду. Ты разбираешься со своей девушкой ― которую едва знаешь ― самостоятельно. Он, скорее всего, недостаточно квалифицирован, чтобы взломать больничный код. Еще более маловероятно, что он был настолько глуп, чтобы быть там, учитывая, насколько он организован и умен, учитывая наше новое затруднительное положение. Так что оставь. Меня. Одну.
Она отворачивается, и я выдыхаю.
― Ладно. Найди Эрику Норрис. И его.
― Планирую. Огромное спасибо за позволение, ― снисходительно отвечает она.
Ненавижу это признавать, но Хэдли права. У меня нет права просить ее прекратить поиски девушки, которая, как мы знаем, в беде, только чтобы найти мою девушку. Она была бы в безопасности и сидела дома под охраной полиции, если бы я не вышел из себя в больнице. Я должен был написать ей. Мой телефон был разряжен, и я понятия не имел, что кто-то уведомит Дьюка о том, что случилось.
Я не хотел ее беспокоить, поэтому собирался рассказать ей обо всем позже. Когда она могла бы дотронуться до меня и знать, что со мной все в порядке, увидеть это своими глазами. И вообще, кто, черт возьми, уведомил Дьюка о том, что произошло?
― Почему кто-то из нашего отдела дал информацию Дьюку об атаке на нас? ― спрашиваю я Крейга, когда присоединяюсь к нему, смотрящему на фото на доске.