С превеликой осторожностью он положил орган на бронзовое блюдо, а затем повторил ту же процедуру с Астрой и Ахиллесом. Рыжей даже не пришлось снимать майку. Рука Анубиса попросту прошла сквозь ткань. Ахиллес и вовсе потрясенно замер, наблюдая за тем, как его сердце перекладывают на другую бронзовую чашу.

- У, сука! – пробубнил он, трогая грудь, где по-прежнему еле виднелась розоватая полоска. – Пусто как-то.

- Ага, - кивнул я. – Кусок, бля, вынули. А я к нему привык.

- Да свершится Священный Суд, - провозгласил Анубис, водружая сердце греческого война на весы. На другую чашу он поставил маленькую статуэтку сидящей на корточках женщины с диковинным головным убором. Я пояснил удивленной Астре, что это фигурка богини Правды Маат. Опустив статуэтку, Анубис отошел в сторонку и хищно уставился на качающиеся весы.

Замерли и мы, ибо весы начали вести себя довольно непредсказуемо. Они слабо качались, и сердце Ахиллеса то опускалось в самый низ, то поднималось, будто было легче воздуха. Грек, затаив дыхание наблюдал за процедурой и облегченно выдохнул, когда его сердце замерло чуть выше фигурки Маат. Осирис поджал зеленые губы и махнул рукой, призывая Анубиса поставить на весы следующий орган.

Им оказалось сердце Астры, которая, побледнев так сильно, что стали видны веснушки, вцепилась в мою руку, не заботясь о том, что ногти почти прорезали кожу. Но весы и сейчас повели себя по-другому. Два раза качнувшись, они замерли в равновесии, и Анубис раздраженно мотнул головой, после чего убрал сердце рыжей и поставил вместо него чашу с моим сердцем. Тут-то, блядь, и разыгралась драма.

Весы словно взбесились, то опускаясь вниз, то взмывая вверх. Боги, как и Владыка Осирис, внимательно следили за ними и ждали того момента, когда они окончательно успокоятся. Через пять волнительных минут, я ощутил как по спине прогарцевал мороз. Чаша с органом опустилась вниз и замерла, слабо подрагивая от биения сердца. В наступившей тишине слышалось лишь тихое и желчное хихиканье Анубиса, который направлялся ко мне, сжимая в крепких руках гигантскую плетку.

- Весы Правды не лгут, смертный, - произнес он. – Иди ко мне. Добровольно и без лишних телодвижений.

- Степка… Как так-то? – жалобно воскликнула Астра.

- Понятия не имею, заинька, - честно ответил я, стараясь не смотреть в сторону облизывающейся Амат. – Может, из-за Божественной искры сбой произошел? Ну да ладно. Ахиллес?

- Поляк? – кивнул воин, подходя ближе.

- Закончите начатое, хорошо? Найдите Элигоса и Леарию. Уверен, что теперь искра выберет кого-то из вас.

- А ты? – спросила рыжая, не желая меня отпускать.

- А я пойду в египетский Ад, - грустно хмыкнул я. – Все бывает в первый раз. Даже ебля кулебяки собственным членом.

- У, сука! – побледнел грек и ткнул пальцем в сторону весов. Анубис, отпустив мою руку, тоже повернулся в указанном направлении. Увиденное, удивило всех. Мое сердце медленно поднималось вверх и наконец, замерло в высшей точке.

- Невероятно, - пробурчал Осирис. – Его сердце легче Правды.

- Весы не лгут, ебасосы, - ответил я. – А теперь вставляй сердца обратно и мы пойдем. Тошнит уже от вашего гостеприимства. Слышь, это к тебе относится, гринписовец ебучий.

- Да будет так, - ответил Осирис, поднимая руку. Он очень любил поднимать руки, как все уже заметили. Такие вот у них, богов, любимые жесты.

По взмаху Владыки открылась дверь, располагавшаяся сразу за троном. Оттуда донесся далекий вой терзающихся грешников и хохот демонов, ответственных за муки первых. Переглянувшись, мы двинулись следом за Анубисом, который выполнял функцию провожатого. Правда, все провожание вылилось в короткий поход до дверей. Осирис больше не обращал на нас внимания и скорее всего снова впал в кому, в которой пребывал до нашей встречи.

- Это – врата в Дуат, - молвил Анубис, указав рукой на темный проход. – Ступайте.

- Погоди. Так не пойдет, - помотал я головой. – Провожатого не дадите? А ну как ваши бесы доебываться начнут, а Ахиллес у нас горячий парень. Запросто переломает им ебла и хуи. Будете потом новых нанимать.

- Вас никто не тронет. Демоны мучают только грешников, - рассмеялся шакалоголовый бог. – Идите без страха, смертные.

- А где нам Божественную искру найти? – спросила Астра, по-прежнему не отпускавшая мою руку.

- Поля Иалу. Они находятся в конце Дуата. Еще вопросы?

- Нет. Разве что скажи потом Осирису, что негоже быть таким пафосным. Заебывает, знаешь ли, - фыркнул я, на что Анубис тяжело вздохнул.

- Говорили уже, смертный. И не раз. Но Владыка такой и меняться не собирается. Забавные вы, - произнес он, почесав себя за ухом. – Желаю вам удачи.

- И тебе удачи, дружище. Ну и грешников достойных для мук.

- Твои слова да Осирису в уши. Ступайте. Дверь закроется очень скоро.

- Спасибо, Анубис, - я помахал рукой богу и первым ступил в очередной темный зал, откуда доносились крики и вопли. Обернулся я лишь раз. – А ты смотрел фильм «Мумия возвращается»?

- Да.

- И как тебе Анубисово воинство?

- Ересь, - рассмеялся шакал. – В реальности я более статный.

- Что есть, то есть. Ладно, бывай.

- И ты не хворай, дерзкий смертный, - ответил он и закрыл за нами дверь. Осталось пересечь Дуат и забрать очередную искру. Но куда, черт возьми, девался Элигос? Этот вопрос пока оставался без ответа.

Сам древнеегипетский Ад походил на длинный коридор, конец которого терялся где-то на горизонте и был не видим. Слева и справа темнели проходы во внутренние помещения пещеры, где томились грешники всех мастей. Такое устройство было вполне объяснимым и логичным. Египтяне были без ума от пирамид, и их подземное царство представляло собой ту же пирамиду, только гораздо больше.

В первых трех залах корчились от адских сколопендр и скорпионов души тех, кто материальные блага ставил выше духовных. Или по-простому, был жадиной-говядиной, дядей Скруджем и Монтгомери Бернсом в одном лице. Они мариновались в раскаленных бронзовых чанах, куда услужливые бесы и демоны раз за разом подкидывали сколопендр, скорпионов и ядовитых пауков. А на стенах, в качестве напоминания, постоянно проецировались картины из прошлой жизни таких богачей. Вот уж мука! Смотреть на то, что ты благополучно просрал.

Египетские демоны очень сильно отличались от христианских. У них, в отличие от того же Элигоса или Андраса, были звериные головы, конечности насекомых и длинные, черные бичи, которые очень часто опускались на спины грешников, причиняя тем невероятные страдания. Демоны, посмотрев на нас лишь один раз, более не обращали внимания на трех праведников, которые шли по Дуату с выражением полнейшего охуения на лице. Ахиллес и вовсе морщился каждый раз, как слышал чужой крик, а крики эти раздавались в обители боли очень часто. На мой справедливый вопрос, какого биса он так переживает, грек ответил, что египетский Ад больше всего напоминает ему темницы Флегия, где души грешников мучили в свободное от драк на Арене время. Он крайне живо это описал, не преминув дополнить речь традиционными «бля», «у, сука», и «Свинина, нахуй!».

Залы сменяли друг друга, а конца ужасному коридору так и не предвиделось. От спертого воздуха и тяжелых запахов крови начало натурально мутить, а голова и вовсе грозилась взорваться, забрызгав пыльные плиты пола свеженькой ярко-красной кровью и мозгами. Но дойдя до шестнадцатого зала, где содержались неадекваты, богохульники и подверженные гневу, я остановился, услышав знакомый голос.

- Ты за меня придурка не держи! – пронзительно завопил визгливый голос. Ответом ему был свист кнута надсмотрщика и злобное рычание остальных демонов, но обладателя визгливого голоса это не остановило. - Щёёёё? Щётысказал? А можешь свой рот лучше… поаккуратнее говорить свои слова?

- Степ, ты чего? – нахмурилась Астра, когда я двинулся к залу, откуда и доносились странные крики.

- Я, бля, в это не верю, - покачал я головой, входя внутрь. Там, в большом бронзовом чану, наполненном кипящей водой, яростно бултыхался тощий, косоглазый паренек. Он корчил рожи трем демонам, которые отчаянно пытались запихать его в этот самый чан, помогая себе тупыми палками.