После обеда мы вернулись в гостиную. Майлс Уайдстейн поднялся на второй этаж и принес переносной телевизор. Шла программа новостей, и Уолтер Кронкайт рассказал нам, что делалось в мире.

— Таково положение на сегодня, семнадцатое октября тысяча девятьсот… — Уайдстейн выключил телевизор, не дав Кронкайту договорить, какого года.

— Ну что ж, — Прокейн встал, — я вижу, что сегодняшний день ничуть не лучше предыдущего. Пожалуй, нам пора собираться.

Миссис Вильямс достала наши пальто, и мы неторопливо оделись.

— Машина придет за вами в десять часов, миссис Вильямс, — сказал Прокейн.

— Да, сэр.

— Я вернусь в Нью-Йорк завтра.

— К ленчу или обеду?

— Скорее всего, к обеду.

— Да, сэр.

— Спасибо за обед, миссис Вильямс, — он повернулся к нам. — Мы выйдем через черный ход.

По бетонной дорожке, петляющей между клумбами и кустами, мы подошли к гаражу. Прокейн достал из кармана ключ, открыл дверь и, подняв правую руку, щелкнул выключателем. В гараже стояли две «шевроле-импалы», одна — темно-зеленая, другая — черная. Прокейн нажал кнопку в стене, и дверь гаража плавно поднялась вверх.

— Мы поедем на зеленой, мистер Сент-Айвес, — сказал он. Джанет Вистлер и Майлс Уайдстейн уже садились в черную «импалу».

Прокейн подождал, пока Уайдстейн выедет из гаража и завел мотор.

С Эн-стрит мы свернули на Висконтин-авеню и далее на Эм-стрит. Уайдстейн ехал в крайнем левом ряду, мы за ним. При выезде на Кей-бридж нам пришлось остановиться перед светофором.

— Куда мы едем? — спросил я. — В Мэриленд или Виргинию?

— Виргинию, — ответил Прокейн. — Вы там бывали?

— Один раз.

Зажегся зеленый свет, мы пересекли Потомак и повернули направо, к мемориалу Джорджа Вашингтона. Прокейн держался метрах в двадцати от «импалы» Уайдстейна.

— Мне показалось, что они нервничали, — заметил я.

— Разумеется. А разве вы совершенно спокойны?

— Нет, я просто боюсь.

Прокейн довольно хмыкнул.

— А мне все это очень нравится.

— Вероятно, вы — прирожденный вор.

Он снова хмыкнул.

— Возможно, вы правы.

Пятнадцать минут спустя мы подъехали к развилке и повернули налево, к Виргинии, затем вновь налево и оказались на кольцевой дороге Вашингтона.

— Вы меня очень удивили, Сент-Айвес, — сказал Прокейн через несколько минут.

— Чем же?

— Тем, что не нашли причины отказаться от участия в нашем мероприятии.

— Я нашел три дюжины причин.

— Но, тем не менее, вы здесь.

— Да, я здесь.

— Своими действиями вы нарушаете закон.

— Полагаю, что да.

— И вас это не беспокоит?

— Не слишком.

— Вам кажется, что кража миллиона долларов у торговцев наркотиками и ограбление банка на ту же сумму — две большие разницы?

— Я старался убедить себя в этом.

— И вам это удалось?

— Частично.

— Как это?

— Меня радует, что вы хотите помешать торговцам наркотиками. Я ненавижу героин. Он загубил слишком много жизней.

— И этим вы оправдываете свое участие?

— Не оправдываю, но нахожу какой-то смысл в том, что делаю.

— После этой кражи цена героина, несомненно, подскочит. Это означает, что наркоманам придется красть больше, чем теперь, чтобы заплатить за эту отраву. Уровень преступности повысится. Если кто-то из них решится на вооруженный разбой, погибнут невинные люди. Вы думали об этом?

— Нет.

— И не надо.

— А вы?

— Я принимаю себя таким, какой я есть. Я — вор. Но я краду только у тех, кто нарушил закон. Этим я успокаиваю свою совесть, — он помолчал. — Если она у меня есть.

Проехав шесть или семь миль по кольцевой дороге, мы свернули на шоссе 27. Уайдстейн по-прежнему держался метрах в двадцати впереди. Наступившая ночь не позволяла разглядеть окрестности. Изредка мелькали освещенные дома, мы пересекли три речушки, проехали мимо двух бензоколонок.

Я думал о том, каким же образом я оказался рядом с вором, готовящимся украсть миллион. Вряд ли он рассчитывал получить деньги, приставив пистолет к чьему-то виску. Дело обстояло гораздо сложнее, поскольку на этот миллион нацеливался кто-то еще. И не только нацеливался, но и знал, что для этого надо сделать. Прокейн предоставил своим конкурентам подробнейший план ограбления.

Меня подмывало спросить Прокейна, что ждет этих людей, но, не надеясь получить ответ, я вспомнил Бобби Бойкинса, избитого до смерти за то, что он захотел жить несколько лучше, чем уготовила ему судьба. Я вспомнил Джимми Пескоу, выброшенного из окна из-за того, что он слишком внимательно читал дневники Прокейна. И гордость моторизованной полиции Нью-Йорка, Френсиса X. Франна, жаждущего сменить форму патрульного на штатский костюм детектива. Или собравшегося шантажировать Прокейна и кого-то еще, принесшего дневники в туалет аэровокзала.

Слежка за мной обошлась Франну слишком дорого. Те, кто принес журналы, скорее всего, разделались с ним так же, как с Бойкинсом и Пескоу.

А убив троих, они, я не сомневался, что это они, а не он, не остановились бы перед тем, чтобы отправить на тот свет еще двоих, троих или шестерых. Гораздо больше людей нередко гибло за куда меньшую сумму, чем один миллион долларов.

И тут мне показалось, что я нащупал ниточку, связывающую смерть Бойкинса, Пескоу и Франна, но мои размышления прервал возглас Прокейна: «Мы почти на месте».

Кинотеатр располагался слева от шоссе. Красная неоновая вывеска гласила: «Биг Бен Драйв-Ин». Чуть ниже следовали названия фильмов, демонстрировавшихся в тот вечер: «Раздень меня», «Венок из незабудок» и «Ненасытный».

Мои часы показывали восемь пятьдесят.

— Мы приехали чуть раньше, — сказал Прокейн.

— Тем лучше. Я бы не хотел пропустить начало.

— Не волнуйтесь, вы все увидите.

Он сбавил скорость и свернул к открытому кинотеатру. Уайдстейн уже брал билеты, передавая кассирше деньги через окно автомобиля. Прокейн притормозил, ожидая, пока он отъедет от будки.

— Сколько? — спросил он у кассирши, женщины средних лет.

— Три доллара с человека, — ответила она. — Если вы поторопитесь, то успеете к началу «Венка из незабудок».

Подъездную дорогу к кинотеатру с двух сторон ограждал высокий забор. Слева он оканчивался в пятнадцати ярдах, а справа шел вокруг всей площадки, ограждая экран от взоров безбилетников.

Посреди кинотеатра шла широкая дорога, по обе стороны которой располагались ряды стоянок с индивидуальными динамиками и обогревателями. В приземистом квадратном здании находились киноаппаратура и буфет.

Пока Прокейн, потушив огни, медленно ехал вдоль забора, я насчитал три дюжины машин. Судя по всему, популярность кинотеатра среди вашингтонцев оставляла желать много лучшего.

Прокейн въехал на стоянку последнего ряда и заглушил двигатель.

— А где Уайдстейн и Джанет? — спросил я.

— В следующем ряду, справа от вас.

— В машине их нет.

— Они пошли в буфет.

— Куда я должен смотреть, чтобы не упустить самого главного?

— Третий ряд от нас, левая часть.

— Но там нет ни одной машины.

— Они приедут.

— Когда?

Прокейн взглянул на часы.

— У вас есть еще пять минут. Расслабьтесь и посмотрите фильм.

Я взглянул на экран. Одна женщина помогала другой снять бюстгальтер. Когда его, наконец, сняли, в комнату вошел мужчина. Женщина без бюстгальтера застеснялась и закрыла грудь руками. Ее подруга улыбалась. Так же, как и мужчина. Они начали говорить друг с другом, и я отвернулся.

— Если вам не трудно, возьмите динамик в машину, — попросил Прокейн.

— Хорошо, — ответил я, открыл окно, поднял динамик с подставки и перенес его в кабину.

— Вы хотите, чтобы я включил звук?

— Только, если вы будете слушать.

— Мне больше нравится тишина, — ответил я. Прокейн вновь взглянул на часы.

— Через тридцать секунд в третий от нас ряд въедет голубой «додж».

— И кто в нем приедет?