Юлиус снова увидел эту чёртову дорогу. И человека этого высокого видел, и улыбающееся лицо, и белый шрам у виска. Тогда, в другой, счастливой жизни, они переплывали озеро, порыв ветра резко повернул парус, и смолёная рея ударила Эвальда по голове. Плача, Юлиус бинтовал голову брата рваной рубашкой, а Эвальд улыбался и успокаивал его.
Вечером у костра они пели пиратскую песню и стреляли из пугачей, вызывая дядю Карла…
Его брат здесь. Он носит синюю форму и серебряные погоны. Он его враг! Самый страшный и беспощадный, потому что служит в НКВД.
Как странно распорядилась жизнь. Почему его брат надел эту форму? Ну а если бы он носил другую? Какая разница, важно, что они дерутся друг с другом. Надо уходить в другой уезд. Но чей-то голос словно спросил: «А что изменится?»
Юлиус уронил голову на руки, он пытался отогнать мысли о брате, но они возвращались к нему помимо его воли, заставляли, тревожно и тягостно сжиматься сердце.
— Командир, — в отсек просунулась голова Соммера, — к вам пришли.
— Да. — Юлиус вскочил.
Соммер посторонился, пропуская мокрую, покрытую тиной и грязью фигуру.
— Юлиус, — услышал он голос Инги.
— Что? — спросил он, внутренне цепенея. — Что случилось?
— Они взяли Юхансена. — Инга упала на кровать.
— Когда?
— Час назад.
— Где?
— У Пыдера.
— Я говорил, командир, — прогудел Соммер, — уголовщина не доводит до добра.
— Ты, — вдруг крикнула Инга, — что ты можешь знать про него, Соммер? Ты роттенфюрер из зондеркомандо. Замолчи…
— Идите, Соммер, и принесите сухую одежду и выпить. Ей надо согреться.
— Есть, лейтенант, — мрачно ответил Соммер.
— Юлиус, — Инга схватила его за руку. — Юлиус, милый, ты же любил меня… Ведь правда… Любил… Я знаю… Спаси его.
— Кого?
— Генриха.
— Юхансена? Ты сошла с ума!
— Нет… Не говори так… У тебя есть люди… Оружие… Он пока в уездном центре!
— Люди! Оружие! — зло выкрикнул Юлиус. — Там милиция, автоматчики, они из нас сделают салат.
— Ты не хочешь… Ты не хочешь из ревности. Хорошо, дай я вымоюсь и лягу с тобой. Хочешь, я вообще останусь с тобой. Только освободи его.
…Сердце замерло и провалилось. И не было вонючей землянки, а в памяти всплыло Пярну, ресторан над морем, и Инга в белом фланелевом костюме. Он снова почувствовал локтем её плечо, упругую грудь и шёпот её услышал: «Уведи меня скорее отсюда, к себе уведи…»
— Нет, Инга, нет, я не могу.
— Можешь! — Она схватила его за отвороты куртки. — Ты знаешь, кто взял Юхансена?
— Кто? — Сердце его похолодело в предчувствии беды.
— Твой брат, — с ненавистью выдохнула Инга. — Эвальд Пальм. Пойди к нему, он остановился у вдовы Антона Мяги.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю.
— Но как я это сделаю…
— У вас есть советская форма.
— Нет, это безумие.
— Ты просто трус и тряпка. Ты забыл, как Юхансен спас тебя в сорок четвёртом, когда ты со своим Соммером попали в засаду. Генрих не думал, что это невозможно. Он пришёл и спас тебя.
— Нужна машина, — устало сказал Юлиус.
— Есть машина. На хуторе у Борка. Поднимай людей. Слышишь?!
Юлиус вышел в помещение «роты» и по лицам людей понял, что они слышали всё.
— Ну? — спросил он.
Люди молчали. Свет лампы делал их лица чужими и замкнутыми.
— Надо идти, командир, — ответил за всех Соммер. — Надо попробовать. Тем более если ими командует ваш брат.
Юлиус постоял несколько минут молча, потом скомандовал:
— В ружьё!
Сон этот был страшен и повторялся последовательно и пугающе. Эвальд видел зажжённую танками рожь перед окопом, слышал лязг гусениц и грохот пушек, но всё это перекрывал звонкий детский плач. Среди зажжённой пшеницы, в дыму и пламени стоял его маленький брат в длинной ночной рубашке. Эвальд выпрыгивал из окопа и бежал к нему, но внезапно горящую рожь, солнце, небо, брата закрывал корпус танка с облупленным чёрным крестом. Он всё ближе и ближе. Эвальд чувствовал запах горячего металла и солярки. Он шарил на поясе, а гранаты не было. Танк всё ближе, ближе…
И тут проснулся. Свежий ветерок ворвался в распахнутое окно. Это было словно во сне. Эвальд точно помнил, что закрыл окно, прежде чем лечь. И тут он почувствовал присутствие человека. В комнате кто-то был. Эвальд ощущал чужой взгляд. Он сунул руку под подушку. Пистолета не было.
Человек зажёг спичку. Эвальд зажмурился. Вспыхнула лампа…
Он вскочил с постели и шагнул к этому человеку.
— Сидеть, — скомандовал хриплый голос, и Эвальд увидел бездонный зрачок пистолетного ствола. — Спокойнее, брат, не заставляй меня стрелять.
Эвальд сел на кровать, взял папиросу.
— Дай спички.
Юлиус, бросил коробок. Эвальд прикурил, глубоко затянулся.
— Зачем ты пришёл?
— А ты не рад мне?
— Нет. Мне сказали, что ты с Сяргом в Швеции. Лучше бы тебе оставаться там.
— Тогда я спрошу тебя: зачем ты здесь, брат? Лучше бы ты жил в своей Москве.
— Я приехал на родину. — Эвальд начал натягивать сапоги.
— А я остался защищать родину.
— Какую родину защищаешь ты здесь, в Эстонии? — Эвальд встал, притопнул ногой, чтобы сапоги сели как нужно.
— Твою и мою.
— Свою родину я защищал от фашизма. — Эвальд взял со стула гимнастёрку. — А что защищаешь ты, Юлиус?
— Я тоже защищаю свою.
— Зачем же ты всё-таки пришёл?
— Я пришёл забрать тебя, брат. Давай бросим всё это. Красных, немцев, местных розовых. Давай уедем в Швецию, к дяде, ведь нас осталось двое. Ты и я.
— К дяде в Швецию… Мы будем кататься на яхте и играть в теннис? — Эвальд застегнул портупею.
— Да, да! Кому нужна эта война и кровь, когда мы опять будем вместе.
Эвальд смотрел на него и не мог поверить, что. в двух шагах сидит его брат, о встрече с которым он так мечтал все эти годы. Он учился в Москве и вспоминал Юлиуса, дрался с немцами и вновь думал о нём. Думал с тоской, нежностью, горечью, нo никогда с ненавистью.
— Зачем ты пришёл ко мне, брат?!
Брат. Он только что видел его во сне. Несчастного, маленького, беззащитного человечка, в грязной от копоти ночной рубашке. Брат твой!
Вот он сидит в кожаной куртке, волосы расчёсаны на косой пробор, в опущенной руке «беретта». Зачем ты пришёл ко мне, человек, который был моим братом?
— Ты почему молчишь? — спросил Юлиус.
— Я думаю.
— О чём?
— О детстве.
— Я тоже много думаю о нём. Но теперь ведь всё позади.
— Мы снова вместе. Завтра утром мы будем в Пярну, потом Сааремаа и Швеция.
— Ты пришёл пригласить меня в гости к Сяргу?
— Нет, я пришёл напомнить тебе, что мы два последних Пальма на этом свете. Напомнить тебе, брат, о той крови, которая течёт в нас.
— Считай что напомнил.
Нет, он только похож на его брата. Разве в них течёт одна кровь?
…Песок был мокрым от его крови и Васи Тихонова, весёлого ленинградца Васи. Немецкие автоматчики пёрли на окоп, и, собрав последние силы, раненный в грудь Вася Тихонов протянул ему гранату. «Взорви её, когда подойдут эти гады. Взорви вместе с нами». Кровь пузырилась у него на губах, а глаза были бездонно-черны, как стволы автоматов…
— Так зачем ты пришёл?
— Отдай мне Юхансена.
— Ты думаешь, это просто?
— Ты всё можешь. У меня машина. На ней приедут люди, одетые в советскую форму. Ты скажешь, что это конвой из уезда или из Таллина. Всё равно. Ты выведешь Юхансена, сядешь в машину, а утром мы будем в Пярну.
— Сколько у тебя людей?
— Семь человек.
— Сколько их приедет?
— Пятеро.
— Где Инга Лаур?
— У меня. Ты согласен?
— Пусть приезжают.
— Они будут через час. — Юлиус встал, разрядил пистолет Эвальда, сунул обойму в карман и шагнул к окну.
— Помни, ты станешь братоубийцей. — Он перенёс ногу через подоконник и бросил обойму на кровать.
— Помни, — донеслось из-за окна.