Я какое-то время просто рассматривал дом. Множество ярко освещенных окон, и ни одного лица, выглядывающего наружу. На крыше среди остроконечнх фронтонов ловко двигаются темные, неясные фигуры. Горгульи не знают покоя. До тех пор, пока не начнут швырять вещи ... горгульи в восторге от туалетного юмора, а их цели трудно понять. Я глубоко вздохнул, оттолкнулся от автомобиля будущего, и направилась к главной двери, как будто в целом мире меня ничто не беспокоит. Никогда нельзя показывать страха на Темной Стороне, или вас затопчут.

За машину Мертвеца я был спокоен. Она могла за себя постоять.

Путь к двери был ярко освещен японскими бумажными фонарями на высоких столбах, каждый из которых был оформлен в виде разных смешных лиц, чтобы отгонять злых духов. Какое-то время я разглядывал несколько ближайших, но никого не узнал. Приблизившись к входной двери, я впервые понял, что несмотря на легендарный возраст Гриффин-Холла его каменная кладка по-прежнему чистая и четкая, а палевый камень не тронут временем, эрозией или разрушительным воздействием погоды. Огромное здание, казалось, было построено только вчера. Гриффин-Холл, как и семья, которую он защищал, тоже был бессмертным, неприкосновенным и неизменным.

Я остановился перед дверью, осторожно произнес данные мне Пароли и твердо постучал старомодным медным молотком. Эхо от ударов позади двери, казалось, уходило дальше и дальше, словно путешествуя на невообразимо большие расстояния. После соответственного времени ожидания дверь плавно и бесшумно открылась, явив дворецкого, торжественно стоявшего передо мной. Это должен был быть дворецкий. Только дворецкий может смотреть на вас сверху вниз, оставаясь при этом безупречно вежливым и учтивым. Я думаю, этому их учат в самый первый день в училище дворецких. Конечно, нет больших снобов, чем те, кто слишком долго пробыл слугой.

- Я - Джон Тэйлор.

-Конечно, сэр.

- Иеремия Гриффин ждет меня.

- Да, сэр. Входите, пожалуйста.

Он отступил ровно настолько, чтобы позволить мне пройти, поэтому мне пришлось тяжело наступить на его безупречно начищенные ботинки. Он закрыл дверь, затем склонил голову в том, что было почти поклоном, но не совсем.

- Мне позвать слугу, чтобы взял ваше пальто, сэр? Мы могли бы почистить его.

- Нет, - ответил я. – Мое пальто повсюду следует со мной. Оно будет скучать без меня.

- Конечно, сэр. Я - Гоббс, дворецкий семьи Гриффинов. Если вы соблаговолите проследовать за мной, я представлю вас хозяину.

- Сделайте одолжение.

Гоббс повел меня через огромную прихожую и дальше по длинному коридору с прямой спиной и высоко поднятым подбородком, даже не потрудившись проверить, иду ли я следом. Ему, вероятно, никогда даже в голову не приходило, что я могу этого не сделать. Так что я пошел в нескольких шагах позади него, намеренно ссутулившись и засунув руки в карманы пальто. Нужно уметь одерживать маленькие победы везде, где только можно. Коридор был достаточно большим, чтобы по нему мог пройти поезд, освещенный теплым золотистым светом, который, казалось, исходил отовсюду и ниоткуда. Типичный сверхъестественный способ освещения. Я задумался, как не дать Гоббсу диктовать темп движения. Я был искренне заинтересован. Немногим довелось увидеть Гриффин-Холл изнутри, и большинству из них хватило порядочности и здравого смысла промолчать об увиденном. Но я никогда не отличался ни тем, ни другим. Я был уверен, что смог бы заработать очень приятную сумму на продаже подробного описания в раздел «Сладкая Жизнь» газеты «Night Times».

Но ... вынужден сказать, что увиденное меня не слишком впечатлило. Коридор был большим, да, но вы быстро его проходите. Блестящий деревянный пол обильно покрыт воском и отполирован, стены ярко раскрашены, а высокий потолок был украшен сериями со вкусом выполненных фресок ... но не было стоящих доспехов, не было антикварной мебели или великих произведений искусства. Просто длинный коридор с бесконечными рядами картин и портретов, покрывающими обе стены. Все они запечатлели Иеремию Гриффина и его жену Марию в нарядах ушедших веков. Картины возрастом в сотни лет, изображавшие двух людей, которые, скорее всего, были еще старше. От официальных портретов, где оба они были с чопорными и обязательно неулыбчивыми лицами, через эпохи дюжин королей и еще большего числа парламентов, от Реставрации к эдвардианству (в оригинале – Edwardian- эдвардианский (относящийся к эпохе правления короля Эдуарда Седьмого, 1901-1910 гг.) и дальше. Некоторые художники известны настолько, что даже я их узнал.

Я так долго любовался Рембрандтом, что Гоббсу пришлось вернуться и нависнуть надо мной, многозначительно прочищая горло. Я повернулся, чтобы уделисть ему все мое внимание. Гоббс действительно был типичным дворецким, прямой и строгий в своем официальном черно-белом викторианском наряде. Его волосы были угольно-черными, и такими же были его глаза, а тонкие губы были настолько бледными, что казались почти бесцветными. У него было костистое лицо с длинным острым подбородком, которым можно было вытаскивать соленые огурцы из банки. Он мог бы показаться забавным анахронизмом, попавшим в наши дни, но из-за высокомерного подобострастия сквозило ощущение чудовищной силы, удерживаемой в узде, готовой освободиться, чтобы служить своему господину. Гоббс ... вызывал мурашки, запугивал одним своим видом.

Понятно, что он будет первым, кто склонится над вашим плечом во время официального обеда и громко объявит, что вы использовали не ту вилку. Но он же первым за уши вытащит тебя вон, возможно, со сломанной конечностью или двумя, если ты окажешься настолько глупым, чтобы расстроить его господина и повелителя. Я сделал мысленную пометку, чтобы никогда ни пр и каких обстоятельствах не поворачиваться к нему спиной, а если дело дойдет до драки – использовать самые грязные приемы.

- Если вы уже закончили, сэр... – пауза в конце фразы была до краев наполнена скрытой угрозой.

- Расскажите мне про Иеремию, - сказал я, не двигаясь с места просто из чувства противоречия. – Давно вы работаете на него?

- Я имею честь служить семье Гриффинов много лет, сэр. Но вы, конечно, понимаете, что я не могу обсуждать личные дела семьи с каждым посетителем, независимо от того, насколько он ... известен.

- Мне нравится ваш сад, - сказал я. - Очень...живой.

- Мы делаем все возможное, сэр. Прошу сюда, сэр.

Было ясно, что он не собирается ничего мне рассказывать, так что я быстро направился по длинному коридору, и ему пришлось поспешить, чтобы меня догнать. Он быстро занял место впереди, бесшумно скользя вперед точно в двух шагах передо мной. Для столь крупного человека он двигался чрезвычайно тихо. Мне хотелось показать язык ему в спину, но я как-то понял, что он это узнает, и это его не побеспокоит. Поэтому я снова перешел на иноходь, чтобы наделать как можно больше шума, я сделал все, чтобы оставить царапины на полированном полу. На каждом шагу из боковых коридоров возникали другие слуги, все одетыев старомодные вкторианские костюмы, и всякий раз все они замирали и почтительно ожидали, пока пройдет Гоббс, прежде чем продолжить свой путь. Разве что ... уважительно – это не совсем то слово. Нет, они выглядели испуганными. Все.

Иеремия и Maрия Гриффин продолжали торжественно взирать на меня со стен, когда я проходил мимо. Менялись одежды, прически и фон, но они оставались теми же. Два твердых, несгибаемых лица с непреклонными взглядами. Я видел портреты королей и королев во всем их убранстве, выгладевших менее по-королевски, менее уверенными в себе. Когда мы с Гоббсом, наконец, дошли до конца коридора, картины, наконец, сменились фотографиями, от снимков с выцветшей сепией до новейших изображений с цифровой четкостью. И здесь впервые появились Гриффины-младшие, Уильям и Элеонора. Сначала дети, потом уже взрослые, такие же статичные и неизменные при изменяющихся вокруг них моде и мире. У обоих детей был такой же, как и у родителей сильный костяк, но ничего от их характера. Дети выглядели ... мягкими, избалованными. Слабыми. Несчастными.