— Благополучно доехали? — спросил.

— Вроде, нормально, — пожал широченными плечами один из сопровождающих, — Тачку меняли, как было велено. Мимо гаишников проехали без задержки. Раз пять останавливались, осматривались. Никто не нагонял.

— Свободны, — сказал сухопарый. — Посидите на веранде. И не расслабляйтесь. От Николая Андреевича можно всяческих сюрпризов ожидать. Можно ведь, Николай Андреевич?

— Куда мне, — отмахнулся Толмачев. — К тому же голова болит — просто разламывается. Вы что, не могли пригласить более безболезненным способом?

— Могли, — усмехнулся сухопарый. — Но в Москве много любопытных на постах ГАИ. Вы бы еще начали шуметь… А так — все нормально, везут ребята пьяного приятеля.

Он протянул Толмачеву бокал с желтоватой жидкостью и запахом апельсина. Толмачев выпил и через минуту почувствовал, что боль проходит.

— Поговорим? — спросил сухопарый.

— Поговорим, — согласился Толмачев. — Но мы в неравном положении. Вы меня знаете, а я вас — нет.

— Зовите Иваном Ивановичем. Нормальное имя.

Сухопарый походил по тесной комнате, посмотрел в мокрое окно.

— Отвратительная погода, — сказал, передернувшись. — На юге сейчас чудесно — тепло, сухо, гранат вовсю цветет. А что вы на юге делали, Николай Андреевич?

— Работал… Что еще делать в командировке. Ну, пиво иногда ходил пить. Только там оно плохое. Вода, по-моему, слишком минерализованная. Такая на пиво не годится. Вот в Моравии, например…

— Вы ведь химик, Николай Андреевич, — перебил его сухопарый Иван Иванович, — и очень хороший химик. Во всяком случае так отзываются ваши друзья.

— Друзей, обсуждающих с вами мои способности, не имею, — ухмыльнулся Толмачев. — Боюсь, вам подбросили дохлую утку.

— А, бросьте, — поморщился сухопарый. — Я знаю, в какой группе, в каком отделе вы работаете. Могу назвать непосредственного начальника.

— В таком случае, вы слишком много знаете. Не боитесь?

— Боюсь. Поэтому не хочу терять время. Как химик вы должны знать, что такое психотропные средства.

— Знаю, — кивнул Толмачев. — Большая гадость, доложу…

— Чтобы не прибегать к этой гадости, давайте договоримся: вы откровенно, совершенно добровольно, рассказываете, чем занимались в командировке. Рассказ мы запишем. Не для шантажа, помилуй Бог! Просто, чтобы вы не побежали, раскаявшись, к Василию Николаевичу… Итак, вы расскажете о командировке — и мы отвезем вас домой. А через пару дней ждем подробного анализа того самогона, с которым вы работали на юге. С формулами, разумеется, с предложениями по технологии.

— Так это вы посылали ко мне домой пацанов — тетрадочку взять? Примитив, извините. Разве стал бы я в тетрадочку рабочие заделы вносить!

— Примитив, каюсь, — согласился Иван Иванович. — Однако и этот вариант надо было до конца отработать. Мальчиков-то взяли, а? Я их потом через милицию искал. А они, значит, у вас.

— А почему не дождались своих мальчиков? — откровенно засмеялся Толмачев. — И вы бы сейчас у нас сидели!

— Хватит! — нахмурился сухопарый. — В тот раз вы меня переиграли. Совершенно случайно. Но теперь не паясничайте… Понадобится — я выбью из вас формулы и технологию. Если поможете с ОВ — озолочу. Появился хороший рынок сбыта, сами знаете. Грех не воспользоваться ситуацией.

— Рынок сбыта, — задумчиво повторил Толмачев. — Одному удивляюсь: отчего вы так уверены, что вас и на этот раз не переиграли?

— Не надо так хорошо думать о родном управлении, — поморщился сухопарый. — Везде люди работают, не волшебники. Люди! А люди иногда и мне помогают — по-людски. Мы все просчитали, пасли вас несколько дней.

— Ладно, — сдался Толмачев. — Дам вам интервью.

Иван Иванович отвернулся к шкафчику, достал диктофон. А когда вновь повернулся, в дверях стояла пара «голубых» и с брезгливым интересом разглядывала хозяина дачи.

— А где ребята? — спросил у них Толмачев. — Обходительные такие, просто удивительно…

— Спят ребята, — сказал один из «голубых», подходя с наручниками к Ивану Ивановичу. — Очень крепко спят.

Они отъехали от дачи довольно далеко, когда сквозь дождливую мглу сзади полыхнуло зарево.

— Хорошо горит, — сказал «голубой» на заднем сидении. — Дерево, что вы хотите…

— Слушайте, мужики, — вздохнул Иван Иванович. — А вам не противно было целоваться на людях? Меня бы стошнило.

— Противно, — сказал водитель. — Больше под такой крышей работать не соглашусь. Но тебе, милок, лучше заткнуться с вопросами, пока по рогам не получил при попытке к бегству.

Из пещеры можно было убежать, но только вместе со снарядным ящиком, к которому приторочили связанные руки Седлецкого. Сидел он на ящике, как на лошади, уронив ладони между колен. Напротив в такой же позе пребывал генерал Федосеев. Саид подергал за веревки и сказал:

— Сыды харашо. Мине хадыт нада. Кушит делат. Мяса лубишь? Бараным резат нада.

— Идите, идите, дорогой Саид, — сказал Седлецкий, — Мы не убежим.

— Не убежим, — согласился Саид. — Горам кругом. Тырудно.

Когда Саид ушел, Федосеев спросил:

— Интересно, где они тут баранов держат?

— Вам это действительно интересно, Роман Ильич? — засмеялся Седлецкий. — Мне другое интересно: как скоро вернется наш бородатый хозяин. Имея хотя бы час в запасе, далеко уйдем. Не хочу изображать тут Жилина с Костылиным.

— А кто это?

— Потом… Сейчас надо уходить.

— С этим гробом? — постучал по ящику генерал.

— Без него, Роман Ильич, без него…

Седлецкий сильно упер правый каблук в землю и резко повернул стопу. Из носка армейского ботинка выскочило узкое стальное жало. Он дотянулся до своих веревок и через минуту поднялся с ящика.

— Однако… — пробормотал генерал, с интересом наблюдавший за Седлецким.

— Быстро идти сможете? — спросил Седлецкий. — Учтите, уходить надо быстро.

— Я не такая старая говядина, — буркнул генерал, отряхивая путы. — Бегом, конечно, не смогу. Но и под ручки тащить не придется.

— Зовите Саида. Громче зовите, Роман Ильич.

И встал у плащ-палатки.

— А-а! — заревел с удовольствием Федосеев. — Ой-ой-ой!

Палатка рывком распахнулась, Саид споткнулся о ногу Седлецкого и полетел на землю. Папаха свалилась, обнажив шишковатую бритую голову. Они связали недавнего стража и посадили на ящик.

— Ну, что ж, — сказал генерал, озирая поле брани. — Теперь вижу, Алексей Дмитриевич, деньги на вас ненапрасно расходуют, ненапрасно. А где мой пистолет?

— Можете дождаться хозяев и спросить…

В соседней пещере они разыскали «калашники» — совсем новенькие, в промасленной бумаге.

— Непристрелянный, — сказал Федосеев, брезгливо вытирая автомат подобранной тряпкой. — А гранат у них нет?

— Обойдемся, — поторопил его Седлецкий.

На выходе из пещеры споткнулись о полуразделанную тушу барана.

— Жалко, — сказал Федосеев. — Сколько мяса пропало…

Минут через пять из лабиринта каменных глыб они выбрались на простор, на свет. Седлецкий быстро нацарапал обломком камня на ложе автомата два створа — по приметным скалам и кривой пихте, поставил в центре крестик.

— Зачем это вам? — кивнул Федосеев на царапины.

— Чтобы вернуться, — сказал Седлецкий. — Теперь не заблужусь…

Обратный путь показался короче, потому что спускались с горы. Вечное солнце все так же светило над речной долиной, все так же дробилась и шумела на камнях вода.

— Хорошо тут, — огляделся генерал. — В отпуск бы сюда.

— Хорошо, — согласился Седлецкий.

В долине реки на каменных отмелях намыло грунт, и за него цеплялись крохотные елки и кривые березки. Чуть выше, на террасах, деревья были мощнее и гуще, переплетенные понизу лохматым и цепким кустарником, сквозь который белели головы борщевика. Синее и чистое небо с еле приметными облаками обнимало реку, горы и лес. После кислой угарной атмосферы партизанской ухоронки воздух над рекой казался медовым.

Но разглядывать красоты природы было некогда. Бойна хила в этих вечных горах и вечных лесах, война. Она косила пихты и рододендроны, прогоняла выше к снежным вершинам зверей и птиц. Беглецы набили обоймы патронами и вошли в знобкую быструю воду, держа курс на приметную зеленую лощинку в желтой проплешине противоположного берега.