Беатрис узнала, что немцы ворвались во Францию, и ей стало страшно, потому что страшно было и взрослым. Бретонский берег был близко, очень близко, а немцы были опасны, слишком опасны. Имя Гитлера витало в воздухе, как злой дух, и Беатрис представляла его себе как демона, как нечистую силу.

Потом было объявлено, что Париж пал, а французское правительство капитулировало. Беатрис все чаще слышала слово «эвакуация».

— Что такое эвакуация? — спросила она у матери.

— Это значит, что нас увезут отсюда, — объяснила Дебора, — в Англию, где мы будем в безопасности. Нас не будет здесь, когда придут немцы.

— Но что будет с папиными розами?

Дебора пожала плечами.

— Нам придется оставить их здесь.

— Но… наш дом! Наша мебель! Наша посуда! Мои игрушки!

— Мы возьмем с собой только самое необходимое. Но, кто знает, может быть, с вещами ничего и не случится за время нашего отсутствия.

— Мы вернемся домой? — тихо и серьезно спросила Беатрис.

На глазах матери выступили слезы.

— Конечно, мы обязательно вернемся. Английские солдаты прогонят немцев, и тогда мы вернемся домой и будем жить, как прежде. Смотри на это, как на поездку на каникулы, ладно? Как на долгие приятные каникулы.

— Где мы будем жить?

— У тети Натали в Лондоне. Тебе у нее понравится.

Тетя Натали была сестрой Деборы, и Беатрис ее недолюбливала, но никто не интересовался отношением маленькой девочки к планам эвакуации. Чемоданы были упакованы быстро, паника распространялась по острову, как заразный вирус. Беатрис должна была решить, какую игрушку она возьмет с собой, и девочка выбрала клоуна, который висел у нее над кроватью, и у которого не хватало ноги и одного глаза. Эндрю напоследок удобрил и полил свои розы. Было видно, что у него разрывается сердце. Дебора тщательно заперла дом и закрыла ставни. Лицо ее было неподвижно, покрасневшие глаза — сухи.

— Мэй и ее родители тоже едут, — еще раз, убеждая себя, сказала Беатрис.

— Да-да, — подтвердила Дебора, но Беатрис не была уверена, что это правда. Ей казалось немыслимым уезжать в Англию, если ее лучшая подруга останется на Гернси. Только с Мэй можно будет выдержать вынужденное пребывание в Лондоне.

Казалось, в Сент-Питер-Порте собралось все население острова. Автомобили и автобусы останавливались у въезда в гавань, так как улицы и переулки были забиты народом, и машины не могли проехать сквозь толпу.

Гуще всего народ толпился возле временных справочных бюро. Всем хотелось в последний момент узнать, действительно ли необходимо эвакуироваться.

— Самое главное — не потеряться, — строго произнес Эндрю, когда они вышли из автобуса, который привез их в Сент-Питер-Порт из Ле-Вариуфа. — Вы двое идите за мной и не отставайте. Беатрис, крепко держи маму за руку!

Беатрис изо всех сил вцепилась в руку Деборы. От людского водоворота кружилась голова. Она никогда не думала, что на Гернси живет так много людей! Они толкались и наступали на ноги, по ребрам били локти, сумки и чемоданы, над головой говорили, кричали и ругались. Дебора шла очень быстро, и Беатрис едва поспевала за матерью. Глазами девочка искала Мэй, но подруги нигде не было видно. Конечно, в такой сутолоке обнаружить человека можно только случайно. Каким-то образом, им все же удалось подойти к судам, стоявшим на якоре в гавани. Рейд прикрывал мрачный и тяжеловесный замок Корнет, выдвинутый в бухту для защиты острова. Но замок не сумел их защитить. Многие корабли были сильно повреждены, паруса порваны и кое-как залатаны. В леерных ограждениях виднелись закопченные черные пробоины. Беатрис слышала, как один мужчина спросил другого, что это значит, и тот ответил, что часть кораблей участвовала в эвакуации британских солдат из Дюнкерка. «Им пришлось действовать под сильным немецким обстрелом», — сказал второй мужчина. Все происходящее начало казаться Беатрис страшным и угрожающим. Это нисколько не походило на веселые каникулы, скорее, на опасное приключение.

Беатрис и сама не поняла, как случилось, что она разжала руку и отстала от матери. Все произошло, когда они уже подходили к сходням одного из кораблей. Здесь стало особенно тесно, протолкнуться сквозь такую толпу было просто невозможно. Люди словно обезумели; все хотели любой ценой попасть на борт и занять лучшие места. Какой-то толстяк оттолкнул Беатрис в сторону, она споткнулась и выпустила руку матери.

— Мама, мама! — отчаянно закричала девочка.

Она услышала в ответ крик Деборы, пронзительный, как крик кошки, ищущей своих котят. Чья-то рука крепко схватила Беатрис, и какой-то человек крикнул:

— Я ее держу! Все в порядке! Я ее держу!

Человек был ей не знаком. Много позже Беатрис пришла к выводу, что Дебора, которую дочь тотчас потеряла из вида, наверное, подумала, что кричал Эндрю, взявший Беатрис за руку. В таком шуме было немудрено перепутать голоса. Во всяком случае, Дебора перестала окликать дочь, или Беатрис просто ее уже не слышала. Все это продолжалось всего несколько секунд. Толпа оторвала Беатрис от незнакомца, и он исчез в человеческом водовороте. Девочка громко зарыдала, но никто не обращал на нее никакого внимания. Люди все дальше оттесняли ее назад, и вскоре Беатрис оказалась у входа на трап. Если бы она тогда попыталась снова подняться по нему…

Должно быть, это была паника, которой она поддалась тогда, испугавшись толпы людей на сходнях. Ею овладела одна мысль: скорее домой. Прочь от этого шума и толпы. Прочь от массы, которая могла задушить и растоптать ее. Это чувство Беатрис помнила много лет. Но, может быть, она тогда ничего не чувствовала и ни о чем не думала. Она была в шоке, и поступки ее были безрассудны и нелепы. Каким-то образом, усталая и измотанная, она добралась до дома, трясущимися руками извлекла из тайника под клумбой запасной ключ, отперла дом и вползла в него, как вползает в нору лиса, спасающаяся от охотников и своры их псов.

Незнакомец ободряюще улыбнулся.

— Все это не беда, крошка, — сказал он, — теперь ты не одна.

— Вы отвезете меня к моим родителям? — спросила Беатрис.

Мужчина отрицательно покачал головой.

— Нет, не получится. Пока никто не может уехать отсюда в Англию, и, то же самое, никто не может из Англии приехать сюда.

— Но когда…

— Когда мы займем всю Англию, тогда это будет не проблема, — ответил он.

Собственно, только в этот момент Беатрис осознала, что напротив нее сидит немец. Поэтому он так смешно произносит английские слова, поэтому на нем какая-то странная форма. Он был не таким страшным, какими она представляла себе немцев. Он принес ей воды, вместо того чтобы ее застрелить, и, кажется, был готов и дальше ей помогать. Но одновременно Беатрис охватило бездонное отчаяние; теперь, когда оцепенение прошло, она с беспощадной ясностью поняла, что Дебора и Эндрю далеко, и что пройдет немало лет, прежде чем она сможет снова их увидеть.

— Что мне теперь делать? — прошептала она.

— Мы люди, а не звери, — сказал человек, — с тобой не случится ничего плохого.

— Но я хочу к маме! — Беатрис понимала, что ведет себя как малое дитя; она была готова расплакаться.

— Теперь ты должна стать мужественной юной дамой, — произнес человек, и в его голосе впервые проскользнули нотки нетерпения. — Не будет никакой пользы, если ты станешь плакать и жаловаться. Когда-нибудь ты снова увидишь своих родителей, а до этого веди себя так, чтобы они могли тобой гордиться.

Беатрис сдержала слезы и кивнула. Возможно, этот человек и сам не понял, что произнес решающую фразу, которая помогла Беатрис пережить все предстоявшие годы.

Она поведет себя так, что Дебора и Эндрю смогут ею гордиться.

— И зачем ты вступила в переписку с этой женщиной? — удивленно спросил Кевин. — Ведь ты с ней едва знакома!

— Я знаю, — ответила Беатрис, — но она задает очень интересные вопросы. Она, кажется, действительно хочет больше узнать обо мне, Хелин и нашей жизни. Почему бы мне не рассказать ей об этом?