— Она вам адрес свой оставила? — не выдержала я.

Любовь Максимовна вновь подозрительно на меня посмотрела.

— Ну смотри, сыщица! — сказала она наконец. — Скажешь матери, где могилка ее дочери, грех на душу возьмешь. Не должны такие женщины своих брошенных детей находить. Даже после смерти. Гулять ей хотелось? Вот пусть теперь и гуляет, пока ее черт к себе не заберет! Вот, оставила она мне тут бумажку.

И Любовь Максимовна протянула мне глянцевую визитную карточку, лежавшую в деле и которую я сразу не заметила.

«Штирнер-Дроздова Елена Анатольевна, — прочитала я. — Сеть ресторанов «Берт» в Нью-Йорке и Нью-Джерси. Рестораны «У Елены» в Москве, Санкт-Петербурге и Тарасове. Телефон 21-22-76».

— Она меня тут часа два уламывала, — продолжала рассказывать Любовь Максимовна. — Все о себе рассказала. Да только напрасно старалась на жалость меня взять. У всех судьба трудная, на то и люди, а не твари бездушные. Приехала, говорит, из Тарасова в Москву метро строить. Да не столько метро ее интересовало, сколько квартира в Москве. Да тоже не совсем дура была, сообразила быстро, что ни квартиры, ни прописки в Москве не получит. Как была лимитчицей, так и останется. Что девки в таком случае делают? Замуж выходят. Вот и эта кукушка стала жениха искать. Подцепила какого-то, позарился он на нее. Да только парень не лопух был, обрюхатил ее и укатил БАМ строить, ручкой ей сделал. Она помыкалась беременная по Москве, ни квартиры, ни угла, с работы ушла давно. С подружкой какой-то в Тарасов поехала, а родители-то померли, пока она там в Москве валандалась. Квартира государству ушла, ее другим людям отдали. Попросилась к подружке, у той родители живы были. Ну и родила тут шестимесячную девочку. Расписывала мне, как плакала она в роддоме, когда отказывалась от нее, да только не верю я слезам таким. Ей тогда себя жальче было, чем ребенка, которого на свет произвела. Бросила она девочку. Сама опять в Москву уехала догуливать, чего не догуляла…

Любовь Максимовна посмотрела на меня многозначительно и сказала задумчиво:

— Словно ждал кто, когда она такой грех на душу возьмет… С полгода, говорит, пожила то с одним, то с другим, а потом познакомилась с одним каким-то, из заграницы тогда приехал своих родственников разыскивать. Ну и разыскал — кукушку эту. Женила его на себе. Уехала с ним за океан. А он помер. У нее теперь миллионы, а дитя-то и нету. И родить уже не может. Да и рожай не рожай, а грех все висеть на душе будет. Никакие миллионы не помогут…

— Любовь Максимовна, можно я прямо от вас ей позвоню, — сказала я, — чтобы вы не сомневались, что я ей не расскажу про Гелю?

— Давай, звони, — согласилась старушка. — Мне все одно, спокойнее будет.

Я с некоторым волнением набрала номер телефона. Если родная мать Гели приехала в Тарасов из Америки, это странным образом совпадает с рассказом Вики о парне-американце, хотя во многом и не стыкуется с ним.

За того парня Геля, по словам Вики, собиралась замуж. Может быть, это был миф, которым она прикрывалась от расспросов о своей родной матери. Но если это так, выходит, она уже знала о том, что ее разыскивает родная мать? Знала, кто она, знала, что она богата…

Значит, Елене Анатольевне Дроздовой все же удалось ее разыскать? На эти вопросы я хотела получить ответы как можно скорее.

Ответил мне мужской голос. То, что я услышала, поразило меня настолько, что я даже растерялась и посмотрела на Любовь Максимовну с опаской, словно это она «накаркала»…

— Алло! — услышала я. — Кто это?

— Простите, — сказала я. — Я хотела бы поговорить с Еленой Анатольевной. Это ее телефон.

— Это ее телефон, — сказал тусклым голосом мужчина. — Но с Еленой Анатольевной вы поговорить не сможете.

— Почему? — удивилась я.

— Потому что она умерла три недели тому назад, — если у вас с ней деловые отношения, можете возобновить их со мной, — сказал мужчина. — Меня зовут Богдан Штирнер, я ее сын…

— Я вам перезвоню, — пробормотала я, совершенно растерявшись от свалившихся на меня новостей.

— Знаете, Любовь Максимовна, — сказала я. — Я понимаю, что вы не могли простить эту женщину… Но она уже наказана. И не вами. Она Богом наказана. Она умерла, так и не увидев больше своей дочери.

И, не прощаясь, я пошла к выходу. Разговаривать ни с кем я не могла, мне нужно было спокойно подумать и разобраться в том, что я только что узнала.

Но подумать спокойно не удалось.

Едва я свернула из переулка на улицу, застроенную девятиэтажками, и собралась переходить дорогу, как стоявшая метрах в десяти машина, на которую я сначала не обратила никакого внимания, медленно тронулась с места и поползла следом за мной, постепенно меня догоняя. Заметив это, я забеспокоилась: слишком уж это было похоже на заезженную в голливудских, да и в российских тоже боевиках и детективах сцену покушения. В данном случае покушения на мою жизнь.

Я прибавила шагу, но и машина прибавила скорость, по-прежнему держась в пяти-семи метрах позади меня.

«Если это по мою душу, то почему они меня не догоняют?» — подумала я.

Но тут же сообразила, что смущает моего гипотетического преследователя. Метрах в пятидесяти впереди стояла милицейская машина. Мне не было видно, есть ли в ней кто-нибудь, но это значит, что и водителю следовавшей за мной машины этого тоже не было видно.

Водитель между тем не проявлял ко мне никакого интереса, и я начала немного посмеиваться над собой — что, мол, за болезненные фантазии? Пора бросать смотреть американские боевики, убийцы тебе начали мерещиться!

Мысли мои вновь переключились на детский дом, и я сама не заметила, как свернула за угол.

Шум мотора за моей спиной вернул меня к действительности. Машина, медленно следовавшая за мной, выворачивала из-за того же угла, откуда только что повернула я. Мало того, окно передней дверцы было открыто, и я видела, как в нем появляется рука с пистолетом. Я даже успела заметить рукав черной кожаной куртки.

Не знаю, откуда во мне взялась такая прыть, но я рванула вперед вдоль по тротуару, потому что спрятаться было негде, рядом тянулась бесконечная стена огромного жилого дома — ни одной двери, ни одной арки, ни одного открытого окна на первом этаже.

Выстрела я не услышала, то ли пистолет был с глушителем, то ли сердце мое так стучало, что перекрывало все остальные звуки. Я только увидела, как пуля выбила осколки кирпичей из стены дома в нескольких метрах передо мной.

Я тут же сообразила, что представляю собой слишком хорошую мишень, и если в меня не попали с первого раза, то это еще не значит, что опасность миновала.

Выход у меня оставался только один, и я им воспользовалась.

Я бросилась на проезжую часть и побежала перед машиной. Стрелять через стекло, думала я, нападавший на меня не будет, неудобно. Зато очень удобно давить машиной. Именно это он и попытается сделать. Я сознательно провоцировала его на это.

Бежать мне пришлось медленно, потому что нужно было чутко прислушиваться к работающему мотору, а в ушах гудело от колотящегося в груди сердца, да и реагировать надо было мгновенно, иначе это был шаг не к спасению, а к смерти под колесами.

Нападавший поддался на мою провокацию. Я вовремя услышала, как взревел мотор машины, отсчитала показавшиеся мне нескончаемыми три секунды и резко отскочила в сторону. Я зацепилась ногой за невысокий бордюр и полетела на газон, зарываясь головой в заросли цветов с широкими листьями и высокими стеблями, на которых растут аляповатые крупные цветки. У нас в Тарасове их называют почему-то «чайными розами».

Грохнувшись в этот «чайный розарий» я мгновенно подняла голову и успела заметить длинную царапину на красном корпусе автомобиля, черные очки водителя и заляпанный грязью номерной знак.

Красная «Вольво» скрылась за ближайшим углом, резанув меня по ушам визгом тормозов.

События принимали совершенно непонятный и тем более зловещий оборот. Кому я помешала? Я не сомневалась, что покушение связано с делом Гели Серебровой. Больше просто не было ни малейшего повода. Мне удалось напасть на след, это точно! Я уже хожу в непосредственной близости от убийцы. И он меня боится! Иначе он не решился бы на столь откровенные действия.