— Спасибо. Захочешь встретиться с моим генералом — скажи мне... Я тебя провожу. Хочу взглянуть, готовы ли операторы кинохроники.

Спускаясь по лестнице, я поглядывал на часы. Самолет должен приземлиться через двадцать минут. Интересно, догадывается ли генерал, какая встреча его ожидает? Что он подумает, когда узнает, что я работаю на него? В конце концов, я сам себя нанял на эту работу. Как только в сообщениях из Кореи стало появляться его имя, я тут же развил бурную деятельность: встречался с журналистами, устроил парочку статей в информационные агентства и уж только потом, задним числом, получил на все это разрешение Маргарет Бронсон. По совести говоря, и без моих усилий вокруг генерала шла настоящая рекламная шумиха, я лишь придавал кампании соответствующий лоск, ну и, конечно, подлил масла в огонь, когда настоял на организации торжественной встречи в ратуше. Возможно, отцы города и сами додумались бы до этого, но я не хотел рисковать — а вдруг забудут?..

Я проверил весь маршрут кортежа и попросил военных задержать самолет в Сан-Франциско с таким расчетом, чтобы он приземлился в аэропорту Ла-Гуардия ровно в одиннадцать утра. Это позволяло нам выехать на наиболее оживленную часть Бродвея во время перерыва на завтрак, когда улицы заполнены толпами людей. Так фотоснимки и кадры кинохроники будут выглядеть куда эффектнее. На эту мысль меня навел разговор с Гроувером Уэйленом — мы ехали тогда по Бродвею в служебной машине, сопровождая какое-то ничтожество из какой-то малой страны. «В полдень на тротуарах здесь всегда людно, — заметил он, — и еще не родился человек, который на фотоснимке в газете мог бы отличить подлинных энтузиастов от просто проголодавшихся людей, спешащих где-нибудь перекусить».

Из головы у меня не выходил вопрос Джерри: «Он-то герой, да тебе-то что?» Над этим я еще пока не задумывался, а надо бы. Вовсе не вредно, когда признанный всей страной герой будет помнить, что он тебе кое-чем обязан. Совсем не вредно вскарабкаться на триумфальную колесницу и прокатиться рядом с героем. Он и сам бы должен об этом позаботиться.

Мы зашли в комнату недалеко от погрузочно-разгрузочных площадок. В давние времена, когда самолеты из-за границы еще приземлялись в Ла-Гуардия, а не в Айдлуайлде, как сейчас, эта комната использовалась в качестве зала ожидания для высокопоставленных особ. Ее стены были разрисованы картинками грозовых облаков и туч самых различных форм и оттенков. Сейчас тут толкалось десятка четыре, а то и пять репортеров. В расположенный здесь бар невозможно было пробиться. Кинокамеры стояли в полной готовности, а перед мачтами с флагами выстроилась целая батарея микрофонов. Какой-то маленький хлопотливый лейтенант тщательно расправлял складки флагов, пытаясь сделать их более фотогеничными.

Я прошел через зал в находившийся позади кабинет, где за столом с бокалом в руке сидела Маргарет Бронсон.

— А меня уже начало беспокоить твое отсутствие, Гарри, — сказала она.

— Проверял, как идут приготовления.

— Ну и как?

— Все в порядке. Почетный караул рядом с площадкой, полицейские на своих местах, Эн-Би-Си установила в самых выгодных для съемки точках пять телевизонных камер. По моему настоянию администрация аэропорта разрешит поставить телекамеру даже в рубке диспетчера, так что вся Америка увидит самолет генерала в виде кляксы на экране локатора... Как ты себя чувствуешь?

Я наклонился и поцеловал ее в щеку. Она схватила мою руку и некоторое время держала ее...

— Прекрасно, — наконец ответила она.

Для своих пятидесяти лет Маргарет Бронсон выглядела довольно хорошо, особенно если не слишком всматриваться. Отец как-то сказал, что на женщин старше пятидесяти надо бросать мимолетный взгляд. Мимолетный взгляд на Маргарет ничего бы не сказал вам об этой женщине. На ней был элегантный костюм, не казавшийся слишком дорогим или слишком модным. Ее умело подкрашенные волосы не были слишком светлыми. Она вполне подходила для роли, которую ей предстояло сейчас сыграть, — для роли жены возвращающегося триумфатора. Никому и в голову не могло прийти, что она уже полупьяна и что к концу дня напьется до чертиков и тогда обязательно начнет флиртовать с сержантом, водителем служебной машины генерала.

— А я-то вчера вечером надеялась пообедать с тобой, — заметила Маргарет.

— Я звонил тебе.

— Да, звонил. Разговаривал с прислугой, сказал, что не хочешь меня беспокоить, и попросил передать, что не сможешь пообедать со мной.

— А удобно ли это — обедать вечером вдвоем накануне возвращения твоего генерала? Да и потом, вчера я был по горло занят последними приготовлениями.

— Тебе приходилось быть генеральшей, Гарри?

— В этом году еще нет, — пошутил я.

— Попробуй как-нибудь испытать это великое удовольствие, а пока принеси мне еще вина.

— Сколько ты уже сегодня выпила?

— Не твое дело. И не забывай, я самое близкое лицо великого человека. Не хватало еще, чтобы ты начал считать, сколько я выпила.

Я взглянул на нее.

— Не беспокойся, Гарри, я не сорву встречу, буду паинькой, так что на экранах снова появятся старые фильмы с участием Мирны Лой[8]. Принеси мне вина, да поживее.

Я взял ее бокал и налил в него сильно разбавленного виски. Как и полагается светской даме, она начала отпивать вино маленькими глотками.

— Как ты думаешь, дадут ему на погоны вторую звезду?

— Дело уже на мази.

— И это тоже ты устроил?

Я только улыбнулся. Кто мог сомневаться в том, что генерал обязательно получит повышение? Почему же в таком случае не отнести это на свой счет?

— Как, по-твоему, что самое приятное в повышении Чарли?

— Прибавка к жалованью.

— Не угадал. Мне больше не придется нарочно проигрывать в бридж. Ты не представляешь, Гарри, сколько хороших партий пришлось мне продуть только потому, что мужья моих партнерш были по званию старше Чарли! А ведь я игрок что надо. И все время получалось как-то так, что мне приходилось играть с женами начальников мужа. В конце концов мне до чертиков надоело проигрывать, и я вообще бросила играть. По-моему, не мешало бы начальству выпустить специальный устав для офицерских жен. Может, ты возьмешься его составить, Гарри? Если возьмешься, не забудь упомянуть о двух профессиональных неприятностях, подстерегающих жену каждого офицера: необходимость проигрывать в карты женам начальников мужа и вот это... — Маргарет подняла бокал и встряхнула так, что в нем зазвенели кусочки льда.

— Веди себя поприличнее, — посоветовал я.

— Да я и так ничем не хуже Мирны Лой!.. Гарри, я скучала по тебе.

— И я по тебе.

— Чего ты добиваешься? — спросила Маргарет и, не дожидаясь ответа, подошла ко мне, обняла за шею и поцеловала. Я отпрянул.

— Ради бога, Маргарет, не нужно! Вдруг кто-нибудь войдет?

— Но ты так и не ответил на мой вопрос.

— На какой?

— Чего ты добиваешься? Что ты задумал? Как только Чарли выкинул свой трюк, ты вдруг появляешься у моих дверей и начинаешь доказывать, что генерал — твой старый друг и что ему до зарезу нужен человек для связи с публикой и прессой.

— Что значит «Чарли выкинул трюк»?

— Гарри, не забывай, ты разговариваешь с Маргарет. Прибереги для простофиль всю эту чушь о героизме и прочем. Уж я-то знаю Чарли. Он выкинул трюк. Не пичкай меня баснями о героизме. Говорю тебе, уж я-то знаю своего Чарли!

Я внимательно посмотрел на Маргарет. За два месяца нашей близости я научился с первого взгляда определять, сколько она выпила. По-моему, сейчас она неторопливо приканчивала четвертый бокал, так что можно было считать, что пока у нее ни в одном глазу.

— Возможно, я для тебя — главный подарок в мешке Деда Мороза, а, Гарри?

— Глупости, Маргарет!

— Какие же глупости? Ну ладно. Что будем делать дальше? Попросим у Чарли развод и поженимся? Или просто возьмем да сбежим?

Я поцеловал ее в щеку.

— Может, ты не хочешь ничего говорить о своих целях потому, что они не слишком благовидны? Или просто пытаешься замять разговор, поскольку Чарли мельтешит сейчас на экране телевизора в каждом американском доме? Повторяю вопрос: Гарри, чего ты добиваешься? Ты же, надеюсь, не думаешь, что из Чарли получится что-нибудь путное? Или ты не понимаешь, что легенду о его героизме он испортит так же, как испортил все остальное в своей жизни? Что ты все-таки задумал, Гарри?