— Ну уж, конечно, не понимаете! — ухмыльнулся Феннер. — А кстати, кому вы помогали оформлять разрешение на выезд: евреям, русским? Я хочу знать, кому конкретно?

— А почему вас это интересует?

— Вопросы пока здесь задаю я! — повысил голос Феннер.

Он вышел из-за стола и остановился в двух шагах от Лемана, засунув руки в карманы галифе униформы и покачивался с пятки на носок.

— А если я откажусь отвечать на ваши вопросы?

— Откажитесь?! Вы что не знаете, как у нас развязывают языки? А-а! — взревел Феннер, угрожающе надвигаясь на Вилли. Леман, невольно ощутил, как по спине пробежала волна страха. Остро ощущалась нехватка времени для обдумывания ответов.

— Вот что, Феннер! Задавайте свои вопросы по существу и не морочьте мне голову! В чем вы меня подозреваете? — теперь Вилли решил сам контратаковать. — Я задай такие вопросы, которые нужны следствию! — с трудом сдерживая себя, прорычал Феннер.

— Следствию? Это что же допрос? Я что арестован?

— А вы думали, что я пригласил вас для светской беседы? Не валяйте дурака, Леман!

— Ну хорошо! Задавайте свои вопросы, — примирительным тоном предложил Вилли. Он решил, что сейчас не мешает немного отступить.

— В каком году вы прекратили заниматься советскими организациями в Берлине?

— Это не трудно проверить по делам. Кажется, в тридцать втором, или даже позже.

— Тем не менее, вы информировали торговое представительство Советов о наших операциях против них?

— Информировал? Вот как обстоит дело?! Ну тогда вы должны знать имя моего сообщника из тех, кого я информировал, — спросил Вилли не скрывая издевки. Он не мигая смотрел в маленькие, по кабаньи налитые яростью глаза Феннера прекрасно понимая, что у того ничего конкретного нет. Было непонятно только, чем вызвана эта беседа.

— Нет, это вы мне назовите! — хорохорился Феннер.

— Я его не назову, потому что его просто нет, и вы, Феннер, хорошо это знаете. Если он есть, то давайте устроим очную ставку!

— Будет и очная ставка, будет и другое! Все будет в свое время! Кстати, у вас есть любовница?

— А какое это имеет отношение к делу? У нас, по-моему не запрещено иметь любовниц! Их у нас имеют многие и вы это знаете, не хуже меня. Думаю, у вас она тоже есть.

— Хватит разговаривать, Леман! Ее имя?

— Ну хорошо, если вы так настаиваете, пожалуйста — Ливорски, Флорентина Ливорски!

— Ливорски?! — Феннер не смог скрыть своего удивления и растерянности. — Как Ливорски? А как же Дельтей? Елизавета Дельтей?

— Так вот оно что! — тут уж Вилли не выдержал и рассмеялся. Видимо, сказалось нервное напряжение. — Вы явно ошибаетесь, господин Феннер! — И с явной издевкой, пояснил: — Елизавета Дельтей действительно была любовницей Лемана, но не моя, а другого, моего однофамильца, который работал раньше в моем отделении. Дельтей нам была известна: 1898 года рождения, жена министериального директора Отто Дельтой. Одно время она занималась изобретением инженера Грайхена, связанного с рентгеноскопией, а также имела деловые, посредническо-комиссионные отношения с советским торгпредством.

Дельтей поддерживала интимные отношения с чиновником нашего отделения Леманом и была у него на связи, как агент. Три года назад она предложила нам свои услуги по разработке советских представительств, но мы от них отказались, а ее любовнику Леману сказали, чтобы он с нею не шился, если не хочет нажить неприятностей.

— Понятно, Вилли! Тысяча извинений, дружище! Досадное недоразумение! Мы арестовали Дельтей по подозрению в разведывательной деятельности и оскорблению партии! Совместно с доктором Эгоном Харбаком она доставала и устраивала евреям чужие загранпаспорта, в том числе и советские…

В этот момент дверь распахнулась и в кабинет стремительно вошел начальник второго отдела Хайнрих Мюллер, невысокий, крепко сбитый, одетый в светлый китель с рыцарским крестом, который он всегда носил, подражая Гитлеру.

Феннер вскочил и вытянул руку в приветствии:

— Хайль Гитлер!

— Садитесь, — махнул рукой Мюллер и подошел к столу. — Ну, что у вас получается?

— Вышло недоразумение, штурмбанфюрер! Речь идет о другом Лемане, однофамильце нашего товарища! — бодро доложил Феннер.

Мюллер повернулся к Леману и на его тонких губах появилось подобие улыбки, тогда как небольшие карие глаза оставались настороженными.

— Ну что можно спросить с молодых. Верно, Леман? Им еще многому нужно поучиться!

Потом он повернулся к Феннеру:

— Вы хотя бы извинились перед одним из ветеранов управления?

— Недоразумение улажено, штурмбанфюрер! — поспешно заверил Феннер.

— Ну, прекрасно! Продолжайте работу! — и Мюллер также, как появился, быстро, с озабоченным видом, вышел из кабинета.

Вилли встал и ни слова не говоря, тоже покинул кабинет.

Едва он вернулся к себе, как опять позвонил телефон. На этот раз его приглашал к себе недавно назначенный новый начальник третьего отдела, вместо Пацовски, оберфюрер СС, доктор Вернер Бест, переведенный из СД в гестапо по инициативе Гайдриха. Наряду с контрразведывательным отделом Бест также курировал и первый — отдел кадров.

— Присаживайтесь, Леман, — любезно предложил Бест указывая глазами на стул. Некоторое время начальник отдела испытывающе смотрел на Вилли. Все уже знали, что Бест интеллектуал, человек живой, умный и что он недолюбливает Мюллера.

— Я только что узнал, что с вами беседовал Феннер…

— Скорее допрашивал, оберфюрер, — уточнил Леман.

— Я представляю! — губы Беста сложились в подобие улыбки. — Феннеру не терпелось первому доложить о результате, поэтому он проявил ненужную инициативу. А когда понял, что свалял дурака, тотчас бросился оправдываться! Он уже звонил и мне и начальнику вашего отделения Шееру.

— А в чем, собственно, говоря дело, — поинтересовался Вилли, — и причем здесь эта Дельтей?

— Дельтей была арестована и на допросе показала, что чиновник гестапо Леман сотрудничает с кем-то в советском торгпредстве и предупреждает его, если возникает опасность. Бест вышел из-за стола и стал не спеша прохаживаться по кабинету.

— Поймите правильно, Леман, и не расстраивайтесь, — продолжил он через минуту. — В гестапо пришли молодые чиновники. У них нет опыта работы в полиции, старых дел они, естественно, не знают. Услышали фамилию Леман и сразу решили, что Дельтей имеет ввиду вас. Нет, чтобы вначале осторожно проверить информацию… — он опять замолчал. — За вами установили наблюдение в субботу и воскресение по моему указанию.

За вами следили двенадцать человек, но ваше поведение было столь безупречным, что я приказал вечером, в воскресение, снять наблюдение.

Сегодня я собирался сам с вами побеседовать, но этот глупец Феннер поторопился…

— А Мюллер что, тоже был в курсе расследования? — спросил Вилли. — По моему это дело чисто нашего, контрразведывательного отдела?

— Ну, Вилли, как вы не понимаете, — Бест опять улыбнулся.

— Мюллер сейчас делает карьеру, ему протежируют Гиммлер и Гайдрих. Постепенно он приберет в гестапо все к своим рукам.

— Интересно, чем это он мог так понравится. За четырнадцать лет предыдущей службы в полиции он дослужился только до ранга инспектора-криминалиста, в НСДАП не состоял, новой власти не помогал и вдруг такие милости после перевода из Мюнхена в Берлин? — недоумевал Леман.

— Дело в том, что Мюллер давно работает против коммунистов, — охотно стал пояснять Бест, — он хорошо знает их систему, а также методы работы советских органов безопасности. Многие их приемы он использует в своей деятельности и Гайдрих это ценит. Гиммлер в восторге от его административных способностей.

Я хорошо знаю Мюллера еще по Мюнхену. Он из семьи управляющего, в восемнадцать лет поступил в авиацию, в войну совершил в одиночку налет на Париж, за что был награжден рыцарским крестом. В полиции начинал с низов. Высшего образования не имеет. Недоверчиво относится к молодым, образованным, считая, что в полиции ценность имеют только профессионалы-практики. Кстати, он неплохо к вам относится, поэтому проявил к этому случаю такой интерес. Имейте это ввиду на будущее.