А потом пошли рутинные допросы с уточнением имен друзей и знакомых, дат и городов, где происходили встречи, требованиями вспомнить, кто, что и о ком сказал… Время от времени следователь возвращался к Кольцову и просил рассказать, каким он был в быту и на работе, какую оказывал помощь в чисто творческих вопросах, что писал сам и что писала Мария. Она отвечала, что в быту Кольцов был мягким человеком, любил ходить в рестораны, вращаться предпочитал в писательско-артистической среде.
— А зачем вы все-таки приехали в Москву? Ведь вы же знали, что Кольцов арестован.
— Потому и приехала. Я не могла не приехать, это надо было сделать для очищения своей совести и для того, чтобы реабилитировать себя перед друзьями.
— О какой реабилитации речь? Ведь вы же порвали связь с Кольцовым еще в 1936 году.
— Мы прервали интимные отношения, но остались большими друзьями. Он писал мне письма, помогал в работе, я посылала ему свои рассказы, а он давал им оценку — и вообще, он учил меня писать.
Вскоре допросы прекратились — верный признак, что следствие по делу Марии близится к завершению. 6 декабря 1941 года ей было предъявлено обвинительное заключение. И хотя следователь отметил, что «в предъявленном обвинении Остен виновной себя не признала», он рекомендовал определить ей высшую меру наказания.
А потом была какая-то странная пауза: то ли Особое совещание было загружено такого рода делами, то ли ощущалась нехватка патронов — за это время немцы подошли к Сталинграду, но дело Марии Остен рассматривалось лишь 8 августа 1942 года. Приговор: «Остен-Грессгенер Марию Генриховну за шпионаж расстрелять». 16 сентября приговор был приведен в исполнение. Так была выпущена вторая пуля, поразившая еще одно любящее сердце.
Михаил Кольцов и Мария Остен… Две трагических жизни, две трагических судьбы. Никто не знает, какими мучительными были последние минуты их жизни, но ни секунды не сомневаюсь, что в самое последнее мгновенье Михаил попрощался с Марией, а Мария — с Михаилом. А это верный залог, что в той, другой жизни они снова будут вместе — теперь уже навсегда.
ПОСЛАНЕЦ КОСМОСА В ПОДВАЛАХ ЛУБЯНКИ
Тихая, полусонная Калуга оказалась в стороне от революционных бурь и потрясений — во всяком случае, здесь не было восстаний, мятежей, уличных боев и массовых расстрелов. Но не было в России более или менее просвещенного человека, который бы не знал об этом городе. И вот что удивительно: славу Калуге принес не родовитый вельможа, не богатый купец, не великий писатель, а скромный учитель женского епархиального училища. Его статьи публиковались в самых популярных журналах, его книгами зачитывались гимназисты, студенты и седобородые ученые, его идеи повергали в шок и побуждали к подвигам инженеров, авиаторов и конструкторов летательных аппаратов.
«Земля мала, земля тесна, земля засорена — вперед, к другим планетам! Жизнь вечна, смерти нет, есть лишь мыслящий атом, который всегда был и всегда будет. Мозг и душа бессмертны! Высочайшая радость жизни есть радость любви! Причина всех бед — скудость мира и наших идей.
Если бы были отысканы гении, то самые ужасные несчастья и горести, которые кажутся сейчас неизбежными, были бы устранены. Нет ничего выше сильной и разумной воли! Каждое существо должно жить и думать так, как будто оно всего может добиться рано или поздно. Космос переполнен жизнью, даже высшею, чем человеческая!»
Согласитесь, что эти мысли не могли не стать привлекательными на фоне всякого рода революционных учений, призывающих к насилию, террору, захвату власти, экспроприации собственности и т. п. Впервые в России кто-то заговорил о Вечном, о Космосе, о Вселенной. Так надо ли удивляться, что многие всерьез считали: эти мысли не могли родиться в голове рядового провинциального учителя Константина Эдуардовича Циолковского, он лишь передаточное звено, он — Посланец Космоса, он — Голос Вселенной. И хотя ни одна из его научных идей не была реализована при жизни — не взлетел цельнометаллический дирижабль, не поднялся многофюзеляжный аэроплан, не стартовала ракета для межпланетных сообщений — его неординарные разработки были известны всем образованным людям, и многие верили, что вот-вот они будут претворены в жизнь.
Ведь построил же Константин Эдуардович первую в России аэродинамическую трубу! А патенты на способ соединения гладких металлических листов с целью сооружения дирижабля изменяемого объема! Их Циолковский получил в Австрии, Англии, Германии, Бельгии, Италии и Франции, а там не дураки и просто так патенты раздавать не станут. Да и Генеральный штаб русской армии не будет из чистого любопытства интересоваться возможностями постройки дирижабля системы Циолковского: в одной газете даже появилась статья о его проекте переброски наших войск на Дальний Восток в период русско-японской войны.
Возникал вопрос: раз реализованы эти, на первый взгляд фантастические идеи, то почему не могут быть реализованы другие? Что бы там ни было, а поклонников и почитателей у Константина Эдуардовича было великое множество. Их стало еще больше после величайшей диверсии первой мировой войны — поджога «Цеппелинов» на Альхорнском аэродроме Германии.
Но сперва немного истории… В 1887 году на заседании Общества любителей естествознания, состоявшемся в Политехническом музее, выступил Циолковский. Тема его доклада была сенсационной: он представил расчеты металлического транспортного дирижабля. Это выступление стало возможным только потому, что в город Боровск, где жил тогда Циолковский, случайно забрел известный русский изобретатель в области телефонной связи Павел Михайлович Голубицкий. Вот что пишет об этой встрече сам Павел Михайлович:
«Я познакомился с Циолковским в г. Боровске, куда случайно попал несколько лет тому назад, и крайне заинтересовался рассказами туземцев о сумасшедшем изобретателе — Циолковском, который утверждает, что наступит время, когда корабли понесутся по воздушному океану со страшной скоростью, куда захотят. Я решился навестить изобретателя. Первые впечатления при моем визите привели меня в удручающее настроение — маленькая комната, в ней небольшая семья; муж, жена, дети и бедность из всех щелей помещения, а посреди его разные модели, доказывающие, что изобретатель немножко тронут: помилуйте, в такой обстановке отец семейства занимается изобретениями… Однако ж если бы люди никогда не занимались подобными «пустяками», то у нас не было бы ни пароходов, ни железных дорог, ни телеграфа, ни других изобретений, которыми облагодетельствовано человечество.
Беседы с Циолковским глубоко заинтересовали меня… Через несколько времени мне удалось видеть профессора Московского университета Александра Григорьевича Столетова, которому я рассказал о Циолковском. Благодаря Столетову для Циолковского создались условия, которые дали ему возможность прочесть несколько сообщений в Москве в научных и технических собраниях, напечатать свои работы и перейти из уездного города Боровска в Калугу учителем уездного училища».
А теперь вернемся к докладу в Политехническом музее. Расчетами Циолковского заинтересовались руководители Седьмого воздухоплавательного отдела Русского технического общества. После всестороннего ознакомления с проектом председатель этого общества Е. С. Федоров отметил, что «…расчеты г. Циолковского произведены вполне правильно и весьма добросовестно, но подобные аэростаты вряд ли могут иметь какое-либо практическое значение, хотя и очень много обещают с первого взгляда; ходатайство о субсидии на постройку модели отклонить».
И отклонили… Одной из главных причин было то, что тогда не существовало технологии сварки гладких металлических листов. Но работа Циолковского была опубликована и стала широко известна. К тому же автор не сложил рук и через несколько лет разработал свою собственную технологию сварки этих листов.
Замечу, что первыми перспективность этой идеи оценили в Германии, и в Германии же выдали первый патент на изобретение. Это произошло в 1909 году. Потом, как я уже говорил, были Англия, Франция, Италия и другие страны. Россия, как это ни странно, изобретение признала последней и патент выдала лишь через два года.