Анализ рабочего почерка позволил связать эстонские взрывы с терактом в московской гостинице «Метрополь» 15 января 1995 года. В полдень вырубилось подслушивающее устройство, вмонтированное в телефонный аппарат номера люкс, где калининградский предприниматель проводил совещание со своими московскими представителями. Обсуждалось финансирование «партии независимой Балтийской республики», ставившей на отделение области от России. Как раз в это время Кремль раздавал суверенитеты.

Номер телефона вызвали из мобильного аппарата, и в «люксе», едва прозвучал звонок, раздался взрыв. Никто не пострадал. Крови, по мнению экспертов, не пожелали заказчики. Взрыв в протоколе охарактеризовали как предупреждающий.

Человек, который использовал образ скрипки Страдивари для сравнения изящных устройств, сработавших в Таллинне и в Москве, сначала высказался в том смысле, что это один и тот же почерк. Несколькими неделями позже он назвал и странное имя — Чико Тургенев.

Чико был неимоверно тщеславен — его помощники в открытую назвали кликуху хирургу в институте Склифосовского. И ещё он был абсолютно уверен не только в себе. Помощники Тургенева безошибочно «клали шпалой крайнего» подсовывали наводку, по которой милиция хватала невиновного или находила квартиру, давно покинутую бандой. И коль скоро Чико работал только с проверенной подмогой, значит… Значит, если появились залетные, он уже не работал? Только показывал себя? Или новенькие призваны сыграть роль шпал?

…Сидя теперь перед Ге-Пе, я подумал, что тогда в «Склифе» повезло не только Порфирику-Гарсиа, но и мне. Чико лежал на полу в беспамятстве или просто не открывал глаза. Я видел его. Он меня — нет.

— Давайте подводить итоги, — сказал я. — Я устал и нуждаюсь в повторе. Иначе утром забуду.

— С вас пять тысяч, — охотно напомнил толстяк.

— И тогда?

— И тогда наш общий друг Дечибал Прока без промедления доставит вас на место, где вы сможете своими глазами увидеть дорогого гостя, имя которого я назвал.

Я представил себе, как потащусь через сосновый бор под завывание и свиристение деревьев, утопая ботинками в снежной мокрети. Потом снова отправлюсь в Таллинн, явлюсь в представительство «Балтпродинвеста», которое на самом-то деле представляет калининградскую фирму, и Андрей, понимающе бесстрастный, поднимает с постели Дубровина, чтобы тот выслушал новость о предстоящем платеже не позднее завтрашнего утра. И получу ответ, что деньгами распоряжается Шлайн, который появится через пару дней. И денег мне не дадут.

— Вы поверите в кредит на слово?

Ге-Пе вскинул брови. Он, видимо, давно отвык разговаривать с людьми, у которых не было карманных денег.

— Если это слово ваше, то будем считать, что я получил сполна наличными.

— Благодарю вас, ваше превосходительство…

Я надеялся, что это прозвучало не слишком заискивающе.

— Найдете обратную дорогу, господин Шемякин?

— Под уклон к морю.

Когда я выходил на крыльцо, мне послышалось, что в аквариуме возобновились бои.

Ветер улегся. Лес просветлел. Тучи ушли. Я вспомнил, что полнолуние наступило ещё вчера. Платиновый диск здесь, в Прибалтике, стоял высоко.

— Ночь вурдалаков, — сказал я, спускаясь с крыльца, бойцу на ступенях.

— Счастливого пути, — ответил он вежливо.

Ведь мы стали союзниками.

Входя в лес, я внятно повторил имена двух азериков. Мой обычный метод запоминать труднопроизносимое.

Профессиональное убийство из мести — такая же редкость, как мумии египетских фараонов на Коптевском рынке. Убийство заказывается для предотвращения каких-то действий или разрыва информационной цепочки до того, как возникнет необходимость мстить. И защита жертвы — тогда защита, когда киллера упреждают до выхода на линию огня. Фора у нападающего обычно два хода.

Я представил, как генерал Бахметьев потягивает коньяк в теплом купе экспресса Москва-Минск, пока я тут проваливаюсь, обдирая ноги, сквозь очерствелый наст. Вынашивает честолюбивые планы, а сам, можно считать, мертв с того момента, как киллер, уже сделавший свои два хода, взял заказ.

Я почти видел место, где будет устроен взрыв.

Ближний радиус охраны генерала — это около десяти метров — войдет в зону оперативной ответственности его личных телохранителей. Они будут вести зрительный контроль по секторам и выявлять оружие приборами, а также, если понадобится, закроют телами хозяина.

В среднем радиусе — от десяти до пятидесяти метров — задействуют, вероятно, вспомогательную агентуру офицеров из казенных служб. Их наберут по контрактам на свободное от официальной работы время. Плата почасовая. У агентов наметанный глаз и нюх, их работа называется поисково-профилактическим мероприятием. После покушения они первыми подбегут поглазеть на трупы и раненых. Возможно, кто-то из них снизойдет до вызова скорой помощи.

Дальний радиус — от пятидесяти до трехсот метров — я называю пляжем. На нем по крышам и балконам будут валятся на животах или, когда надоест, перекатившись на бок, снайперы, нанимаемые для контроля точек, возможно пригодных в качестве огневого рубежа. Смотреть на визит и суету вокруг него им скучно. Поглядывая на циферблаты японских часов для космонавтов, они считают дни, остающееся до зарплаты или похода к знакомой продавщице.

И все будут ждать выстрела, а между тем даже сумасшедший не возьмется произвести его с последующим отходом в укрытие в таком городе, как Таллинн. Реальная красная линия на средневековых улицах составляет метров двадцать. От силы тридцать. В центре Таллинна или Риги я не поставил бы на стрелка и копейки. В Пярну — не знаю, но там по заданию Шлайна я не готовил покушение детально, только общую схему и прикидки.

Моя идеология уничтожения генерала Бахметьева совпадала с великими идеями Чико Тургенева.

В апофеозе осознания собственной мудрости, подогретого, ради здорового сна, стаканом коньяка в ночном буфете пансионата, едва открыв дверь в номер, я услышал пошлый окрик своего оператора:

— Где тебя носит, Бэзил?!

Мечты о кровати, на которой валялся — конечно же, не снимая своего кожаного пальто — Ефим Шлайн, рухнули.

— Я с шести часов на ногах. Может, поговорим завтра? Ты поспишь на полу, — сказал я, — хороший коврик, укроешься своим эсэсовским мантелем…

— Тоодо Велле сказал, что ты разыскивал меня весь день.

— Скелетоподобный не лгал. Нужны деньжата. Утром нам, то есть тебе, предстоит раскошелиться на пять тысяч. К несчастью, не крон.

— Что-о-о?

— Я так и знал, у тебя ни копейки. Значит, я правильно все решил для себя заранее. Тебе передавали, что я завтра… нет, уже сегодня уезжаю?

— Передал Дубровин. Ты и его достал. И эту Марту Воинову. И я, зная твое чудовищное хамство и безответственность, поверил, что ты уезжаешь. Если ещё не уехал. Потому и примчался.

— Белогвардейское хамство, — подсказал я. — Следи, пожалуйста, за точностью формулировок.

Он вскочил и побежал в ванную открывать краны. Он все ещё считал, что шум воды глушит возможное подслушивание. Безошибочный признак, кто в какую эпоху заканчивал лесные спецшколы. Неужели у них не устраивают курсов усовершенствования?

Я уселся на письменный стол. На нем приходилось держаться прямо, и это отгоняло сонливость.

— Новости тревожные, — сказал Шлайн, повисая волосатыми ручищами на двери ванной. — Департамент полиции с середины дня приведен в состояние тревожной готовности. Ночью проводится прочесывание подозрительных квартир и гостиниц. Дубровин побывал в департаменте во второй половине дня. Эстонцы имеют свои сигналы, но не говорят откуда. Или Дубровин так выставляет дело… После убийства Кристаповича и высылки Андреева отношения с местными почти разладились…

Кристапович был московской палочкой-выручалочкой в Таллинне. Выпускник высшей школы КГБ после объявления эстонской независимости получил пост генерального директора таможенного департамента. Первая удачная операция перехват в Таллиннском порту контрабандной партии оружия Ижевского механического завода — стала для него и последней. Кристаповичу вручили уведомление об отставке. Нельзя так уж истово веровать в святые идеи, даже если это идея национальной независимости. Религии сильны именно ересями. В природе тоже, как известно, дистиллированная вода не встречается. Наивный Кристапович встал с раскинутыми руками поперек магистральной дороги всеобщего обогащения, уходящего далеко за национальные границы. И, собираясь глотнуть бочкового, получил среди бела дня пулю в горло…