Оставил ли Гитлер женское потомство, как утверждают некоторые претендентки, предлагающие себя для любых анализов на предмет установления своей подлинности в этом качестве? Действительно ли идентифицировали труп фюрера в 1945 году и, если это делалось, достаточно ли квалифицированно?

Насколько серьезны юристы, историки и видные лица за рубежом, которые убеждены и сегодня, что Анна Андерсен, требовавшая признания себя Анастасией Романовой, дочерью Николая II, по суду, имела веские доказательства своей правоты?

Еще более примечательна история человека, который заявлял двести лет назад, что он лорд, сэр Роджер Тичборн, наследник огромнейших состояний, предположительно утонувший за много лет до того у австралийских берегов. Заявитель явился в Лондон с невероятной историей о своем спасении и пережитых передрягах. Он совершенно не был похож на отца, однако, сумел убедить в своей подлинности многих, включая мать некогда пропавшего сэра Роджера. Все же претенденту не удалось доказать свою идентификацию в суде, то есть, что он именно тот, про кого мать сказала, что это её сын…

В декабре 1960 года занимавший значительный пост в военной разведке Польши полковник Михал Голеневский с женой, дочерью и несколькими спутниками перешел в американский сектор Западного Берлина. За год до побега он переправил, как он полагал агентам ЦРУ, а на самом деле сотрудникам ФБР США, которые с ним поддерживали контакт, 14 фотопленок с секретными сведениями. Подпись он ставил немецкую — «Heckenschuetze», то есть «Снайпер».

«Снайпер» сообщил на допросах американцам и англичанам важные сведения и, в частности, информацию о том, что в одной из операций КГБ участвовал агент по кличке «Бор», настоящее имя которого — Генри Киссинджер (будущий госсекретарь США), а также данные на нескольких «кротов» в спецслужбах Запада.

Необычность интриги заключалась в том, что польский полковник заявил, будто на самом деле он — Алексей Николаевич Романов, сын последнего российского императора Николая II. Голеневскому устроили очную ставку с Анной Андерсен, а также прием у директора ЦРУ Аллена Даллеса. Встреча с сестрой прошла, по свидетельству присутствовавшего на ней журналиста, сносно. А в приемной директора ЦРУ, когда Даллес, провожая Голеневского, вышел в неё из своего кабинета, помощники услышали высказанные высоким разведывательным начальством слова: «Вы вылитый отец, только без бороды».

Конечно, это не идентификация. Некоторые профи из ЦРУ говорили, в том числе и своему шефу: «У бедолаги поехала слегка крыша — вы ведь знаете под какой прессинг попадают перебежчики». Другие считали, что претензия полковника — просчитанный шаг для убеждения КГБ, будто Голеневский действительно свихнулся, а потому не стоит устраивать на него покушение. Будущий начальник управления контрразведки ЦРУ, тогда ещё только обычный сотрудник, Джеймс Энгелтон полагал, что КГБ перевербовал Голеневского ещё до побега на Запад. Такого же мнения придерживался и будущий директор ЦРУ Ричард Хелмс.

Голеневский упорно держался своих показаний. С мельчайшими подробностями он рассказывал о том, как семеро Романовых исчезли из Екатеринбурга тремя группами в кузовах грузовиков и как долгие годы жили в рассеянии под чужими именами в Польше и Германии, добравшись туда через Владивосток, Китай и Филиппины.

В 1964 году Голеневский получил повестку явиться в Конгресс США на закрытое заседание сенатского подкомитета по внутренней безопасности. Перебежчику предстояло дать показания под присягой и затем пройти через перекрестный допрос. Однако после двух отсрочек подкомитет решил не усаживать Голеневского в кресло для дачи показаний. Такое решение протащил в Сенате США вице-председатель подкомитета Томас Дж. Додд. Он утверждал, что «международная конъюнктура не благоприятствует проведению соответствующего расследования».

В начале 1968 года история всплыла опять. Лондонская газета «Сандэй таймс» опубликовала отчет шестнадцати своих корреспондентов, согласно которому именно Михал Голеневский, как они писали, «вбил последний гвоздь» в дело разоблачения Гарольда «Кима» Филби, советского «крота», занимавшего высокий пост в британской разведке и более десяти лет выдававшего Лубянке секретные планы Сикрет Интеллидженс сервис и ЦРУ. Тогда же появились сведения о «капитане Фоксе» из американской военной разведки, который в кампании с русским офицером и сиамским (таиландским) агентом, выдававшим себя за японца, «помог» императорской семье в 1918 году выбраться из дома купца Ипатьева по подземному ходу в здание британского консульства в Екатеринбурге, находившееся на противоположной стороне улицы. Именно об этом же говорил и Голеневский в серии интервью, данных в США в 1965 году после отказа приема в сенатском подкомитете.

Даже на поверхностный взгляд история кажется повторением другой, давно забытой. О царевиче Дмитрии и его трех польских ипостасях, называвшихся Лжедмитриями…

Авантюрный роман напрашивается сам по себе.

На Алексеевских курсах подобные случаи изучались в качестве примеров «отслоения идентификации» от человека вопреки всем усилиям удержать её. Природа «отслоения» имеет огромное значение для нелегала. Суть её состоит в том, что принадлежность данному человеку данной идентификации, даже самой невероятной, зависит от доверия других людей. Все документы и все свидетели, какими бы надежными ни были, пусть и родная мать, без этого «высшего суда», то есть доверия людей, которое инспирируется «только от Бога», словно бы и не существуют. Они — лишь повод для захватывающих историй.

Кстати говоря, публикации подобного рода историй и, в частности, шпионских романов под собственным именем, без использования псевдонима, считается в определенных кругах подозрительным признаком того, что автор в каких-то других местах и в другие времена носил и иное имя. И пойди узнай, какое именно на самом-то деле!

На это счет существует свой прецедент.

В середине 1920-х в Германии начал публиковаться писатель, чьи шпионские романы производили впечатление написанных на основе реальных событий. Книги обрели известность в переводах на многие языки. Автор, который скрывался под псевдонимом Б. Травен, жил и творил, как предполагали, в Мексике, поскольку именно оттуда, из городка Сьерра Мадре, поступали рукописи. Попытки газетчиков «подобраться» к писателю, в том числе и предпринятые с помощью частных детективов, оставались безуспешными. Любопытство разгоралось. Литературные критики и лингвисты анализировали тексты и изучали каждую строчку, выискивая крупицы информации, которая дала бы возможность идентифицировать сочинителя. Розыски Б. Травена приняли характер азартной игры.

Романы, некоторые их которых были экранизированы, приносили огромные гонорары. Деньги выплачивались посреднику, литературному агенту, о котором имелись не менее расплывчатые свидетельства, чем об авторе. Дирекция банка, куда на секретный безымянный счет отправлялись деньги, хранила молчание. Установить человека, которому гонорары предназначались, или хотя бы то, что они действительно куда-то уходят, не удавалось. Вскоре появилась книга под названием «Тайна Сьерра Мадре: Человек, который был Б. Травен», ставшая популярной не менее чем романы самого мистификатора. Но все это были гипотезы. Гипотезами они остаются и теперь.

Возможно, Б. Травен и намеревался объявиться в один прекрасный день, чтобы его увенчали лаврами. Но, скорее всего, переиграл в затеянной мистификации самого себя. Или время переиграло его.

Действительно, предположим, что некий мексиканец немецкого происхождения, имя которого было бы, скажем, Ганс Гарсия Фейхоо или Мартинес Хоакин Мюллер, явился в редакцию некоей газеты и заявил, что он и есть Б. Травен. Чем бы он подтвердил достоверность своего заявления? Поверили бы его «гипотезе» после десятков других, провалившихся раньше? Не посмеялись бы над этим даже в суде? Не стали бы Ганс Гарсия Фейхоо или Мартинес Хоакин Мюллер, а также их откровения историческим курьезом как и дела Михала Голеневского, Анны Андерсен, Еноха Тоттена и сэра Роджерса Тичборна?